Борис Акунин - Ордынский период. Голоса времени
Отважному Субэгэдэю наказывал Чингисхан:
«Ступайте и разорите
Мэргэдов-грешников стан.
Я, помню, был еще мал —
Их род на нас нападал,
На Бурхан халдуне,
Горе священной,
Скрываться нас заставлял.
Зловредные эти мэргэды
В верности нам клялись,
Но тут же нарушили клятву,
В сторону подались.
Как достигнешь конца пути,
Их возмездье должно найти:
Их со дна морского достань,
Но возьми с них, коварных, дань,
И пусть будет дань велика!..»
Субэгэдэй, сердцу хана любезный,
На его колеснице железной
В путь отправился в год Быка.
Субэгэдэю-богатырю на прощанье хан говорил:
«Хоть и скроешься ты из виду,
Но считай, что ты на виду.
Далеко уедешь, но думай,
Что я рядом с тобой иду.
При служении мне безгреховном
Будешь взыскан ты Владыкой Небесным».
Созвездие Быка. Древний монгольский рисунок
Сказ о том, как Чингисхан казнил Жамуху
После того как были взяты в полон найманы и мэргэды, лишился народа своего и Жамуха, бывший вместе с найманами. И бродил он с пятью нукерами своими, пристанище ища. На горе Тагна подстрелили они горного барана и, зажарив его, принялись за трапезу. И прорек тогда Жамуха: «Скажите мне, чьи дети нынче бродят по горам и кормятся вот так, случайною добычей?!»
И схватили Жамуху пятеро нукеров его прямо за трапезой, и привели к Чингисхану. Схваченный нукерами, Жамуха передал Чингисхану такие слова:
«Черные вороны
Стали на селезней
Вдруг налетать.
Низкие слуги
Смеют владыкам
Путь заступать.
Яви справедливость,
Мудрость яви, как всегда,
Хан мой, анда!
Хищные коршуны
Уток достойных
Посмели ловить.
Низкие слуги
Законного хана
Готовы убить.
Как ты рассудишь —
Было ль такое когда,
Хан мой, анда?»
Выслушав переданные ему слова Жамухи, Чингисхан так сказал: «Нет прощения нукерам, кои на хана посягнули своего! И разве они будут верными нукерами другому?! На хана посягнувших тех холопов и всех их сродников от мала до велика повелеваю истребить!»
И тотчас на глазах Жамухи были казнены посягнувшие на него нукеры.
И повелел Чингисхан передать Жамухе такие слова:
«Давай же сойдемся
И дружество наше навек возродим.
Как прежде
В одной колеснице
Двумя мы оглоблями станем.
И все, что угасло в душе, воскресим,
И все позабытое вместе вспомянем.
Хотя и разные мы выбрали пути,
Но побратимство наше было свято.
Когда случалось мне на бой идти,
Я знал, что ты душой болел за брата.
Да, разные пути-дороги,
Друг, выбирали мы порой.
Но в битве с ворогом заклятым
Душой ты был всегда со мной.
Ты помнишь, конечно:
Большую услугу ты нам оказал,
Когда Торил Ван-хана
Коварные замыслы разоблачил.
Гонец от тебя
Накануне сраженья ко мне прискакал
И словом сердечным меня ободрил.
Вспомяни и про то, как найманов
Напугать ты до смерти сумел.
А потом известил нас об этом.
Очень вовремя нам подсобил!»
И Жамуха ему на это ответил:
«Приходит мне на память юность наша
В долине Хорхонаг жубур.
Дружили мы,
Любили мы друг друга,
Мой хан, мой побратим.
Тогда была у нас с тобой еда,
Которой в одночасье не свариться;
Друг другу говорили мы слова,
Которым в одночасье не забыться;
Одним мы укрывались одеялом,
Одни у нас и мысли вызревали…
Однако я, себе же на беду,
Однажды воле чужака поддался,
Губительным словам его поверил,
Убийственным их ядом напитался —
Втянулся в козни, в происки чужие
И от тебя, мой побратим, мой хан,
Душою отошел и – отделился.
С тех пор страшился встретиться с тобой,
Явить перед тобою лик свой черный,
Как будто кожа содрана с него.
Мне вспоминались наши разговоры,
И места я не находил, страдая,
Перед твоим великодушьем трусил
И опасался мудрости твоей,
Боясь лицом к лицу с тобой столкнуться,
Явить перед тобою красный лик,
Как будто бы с него содрали кожу.
Да, было время дружбу нам водить.
Увы, от этой дружбы я бежал.
Ты призываешь чувства возродить,
Которых я, увы, не удержал.
О, ты, который множество племен
Объединил и дал им свой закон,
Народов тьму ты умиротворил,
Своею властью их объединил.
С тобою все улусы, все края —
Тебе почет от сопредельных стран.
Что значит дружба для тебя моя,
Когда для всех и вся теперь ты хан!
Хочу ль быть на глазу твоем бельмом,
Средь бела дня – твоим кошмарным сном,
Вшой на груди твоей,
Занозою в ключице?
Нет, мне с такою долей не смириться!
Когда-то я, доверчивый и слабый,
Был с толку сбит завистливою бабой,
Ушел от друга я, от побратима.
Беда моя была неодолима.
И с той поры душа моя больна…
Всем, всем известны наши имена.
Повсюду, от восхода до заката,
Все слышали: брат отошел от брата.
Но ты – ты ничего не потерял.
Я отошел – слабее ты не стал.
Мать мудрая тебе дана судьбой,
И братья достославные с тобой.
И есть богатыри в твоих пределах;
Под ними рысаки – статны и в теле.
Я побежден тобой,
Твоею ратью уничтожен.
Какой же между нами мир возможен!
Без матери и без отца я рос,
Без братьев младших, даже без друзей,
И одиноким вырос сиротой;
Был взыскан я одною лишь женой,
Болтливой бабой, вздорной и пустой.
Вот почему меня ты победил!
Да, предопределен твой жребий был.
Всевышний Тэнгри все решил за нас.
Коли меня ты умертвишь сейчас,
Почувствуешь мгновенно облегченье,
И будет сердцу твоему покой,
Блаженство будет и отдохновенье.
Последнюю назначив мне юдоль,
Ты, побратим мой, приказать изволь,
Чтоб смерть моя по нраву мне пришлась:
Чтоб кровь моя на землю не лилась,
Чтоб кости тела моего могли
Лежать в утробе матери-Земли.
Да будет покровителем мой дух
Твоим потомкам[129], Тэмужин, в веках!
Твоим сулдэ, увы, повергнут я[130],
Им да хранима вся твоя семья.
Так помни, хан, слова мои всегда,
Теперь же отпусти меня туда!..»
Выслушав эти речи Жамухи, Чингисхан передал ему через посыльного:
«Ты шел иной дорогой, Жамуха,
Но мне преступных слов не говорил,
Нет за тобой великого греха,
Который бы достоин смерти был.
Ты мог бы все поправить, но, увы,
К тому усилий ты не приложил;
Не должен бы лишаться головы,
Твой смертный час еще не наступил.
Ты, человек высокого пути,
Не должен просто так от нас уйти.
Чтоб человека взять да умертвить —
Тут веская должна причина быть…
Но если говорить о той причине, ты помнишь, анда Жамуха, как брат Тайчар твой, учинив разбой, угнал табун у Жочи Дармалы, но нагнан и убит им был. Тогда ты, ослепленный местью, на побратима ополчился своего. И в местности Далан балжуд сразились наши рати; тогда на нас нагнал ты страху, в Жэрэнское ущелье потеснив. А нынче ты отверг желанье наше во дружестве с тобою жить. Тебя, анда, желал я пощадить, но тщетно. Так будь по-твоему: ты будешь умерщвлен, но кровь твоя не будет пролита, и прах твой с почестями будет погребен».
И по велению Чингисхана Жамуха был умерщвлен и прах его был предан земле.
Рассказ о Великом хуралдае
И воцарились тогда мир и справедливость в улусе войлочностенном[131], и в год Тигра[132] у истока Онона собрался народ его на хуралдай[133], и воздвигли они белое девятибунчужное знамя свое, и провозгласили всенародно Тэмужина Чингисханом.
Там же Мухали был пожалован в гуй ваны[134], а Зэва Чингисхан отослал вдогонку за найманским Хучулуг-ханом.
Так закончив объединение всех монгольских народов, Чингисхан повелел:[135] «Своих нукеров непоколебимых, кои державу нашу создавали, возвысить я повелеваю в тысяцких ноёнов!»
И провозглашены были тысяцкими ноёнами отец Мунлиг, Борчу, Мухали гуй ван, Хорчи, Илугэй, Журчидэй, Гунан, Хубилай, Зэлмэ, Тугэ, Дэгэй, Толун, Унгур, Чулгэдэй, Борохул, Шигихутуг, Хучу, Хухучу, Хоргосун, Усун, Хуилдар, Шилугэй, Жэтэй, Тагай, Цаган-Ува, Алаг, Сорхон шар, Булуган, Харачар, Хухучус, Суйхэту, Наяа, Жуншэй, Хучугур, Бала, Оронардай, Дайр, Мугэ, Бужир, Мунгур, Долодай, Бугэн, Худус, Марал, Жибгэ, Юрухан, Хуху, Жэбэ, Удудай, Бала чэрби, Хэтэ, Субэгэдэй, Мунх, Халжа, Хурчахус, Гэуги, Бадай, Хишилиг, Хэтэй, Чагурхай, Онгиран, Тогон тумур, Мэгэту, Хадан, Мороха, Дори-Буха, Идугадай, Ширахуй, Даун, Тамачи, Хагуран, Алчи, Тобсаха, Тунхойдай, Тобуха, Ажинай, Туйдэгэр, Сэчур, Жэдэр, Олар хургэн[136], Хингияадай, Буха хургэн, Хорил, Ашиг хургэн, Хадай хургэн, Чигу хургэн.
«Коронование» Чингисхана. Миниатюра из книги «Книги чудес света» Марко Поло. XV в.
Алчи хургэн – тысяцкий над тремя тысячами хонгирадцев, Буту хургэн – тысяцкий над двумя тысячами ихэрэсцев, онгудский Алахуши дигитхури – тысяцкий над пятью тысячами онгудов, не считая притом тысяцких над лесными народами[137]. Всего по благоволению Чингисхана девяносто пять нукеров его были возвышены в тысяцкие ноёны.
