Делия Стейнберг Гусман - Игры Майи
Разные верования, разные имена богов, определенные их изображения, соответствующие символы, закрепленные традицией ритуалы, – весь этот сложный церемониал был установлен человеком на Земле, дабы быть услышанным Богом на Небе. С каждым следует разговаривать на его собственном языке, и человек чувствует, что символ является лучшим языком для церемонии приближения к Божественному.
Но поскольку людей много, а Майя приучила их к разделению, то и в плане религиозном люди тоже попробовали выдвинуть разные мнения относительного того, какие из символов более точно отражают Божественное. Одни выбирают одно, другие – другое, и от бесконечного множества символических элементов язык религии усложняется… Церемонии разных культов все более отдаляются друг от друга, хотя все они претендуют на то, чтобы обращаться к Богу.
Но когда церемония совершается в душе человека, когда он чувствует, что имя, атрибут, образ, добродетель живут в его собственном сердце; когда это происходит в той точке, где человеческое соприкасается с божественным, – тогда стираются границы религий и высшая Интуиция позволяет нам увидеть сияние Единого Бога.
* * *Но Майя все еще не согласна с тем, чтобы человек раскрыл тайну Единства. Пока следует играть со множеством форм и держаться за свои отдельные верования. Единство – это слишком крепкое вино для маленького человека.
Майя предпочитает множественность, ей нравится, когда каждый с жаром защищает свой кусочек этой множественности. Иногда игра запутывается до такой степени, что люди сражаются и убивают друг друга во имя одного и того же Имени: никто не задумывается над тем, что Тот, кто вобрал в себя все имена, рассердится не на то, как мы его назовем, а скорее на то, что́ мы будем вершить Его Именем.
В один прекрасный день все религии объединятся; это произойдет тогда, когда каждая из них обретет чистоту, доброту и силу, и тогда все вместе они создадут великую Универсальной Религии.
А сегодня, когда до этого исхода еще далеко, люди играют с малыми формами религии – ссорятся из-за них, защищают, отвоевывают друг у друга и теряют, не понимая толком, в чем смысл подобной борьбы.
В то время как одни защищают одну форму Бога, другие склоняются к другой, но важно лишь то, что через разнообразие форм люди чувствуют и переживают саму необходимость религии, необходимость воссоединения со своим духовным началом. Все они, так или иначе, нуждаются в этой своеобразной пуповине, которая, вне зависимости от того, из какого тела она прорастает, никогда не обрывается.
И ни к чему легкомысленно утверждать, что «религия – это опиум для народа», что раз речь идет о пуповине, лучше сразу перерезать ее, чтобы достичь зрелости. Родиться для человека – это более тяжкий труд, чем разорвать свою физиологическую зависимость от тела матери; человек нуждается в отце и матери всю свою жизнь, если смог создать новые, подлинные узы с ними; и точно так же рождение к жизни сознательной – это нечто гораздо большее, чем «играть во взрослость» и бравировать тем, что мы не нуждаемся в поддержке Бога.
С точки зрения духовной, мы представляем собой пока лишь только слабые эмбрионы на стадии формирования. Этот мир Майи, в котором истина часто видится неопределенно и смутно, есть матка, где мы развиваемся, а наша пуповина – это Религия, которая должна мало-помалу привести нас к осознанию своей индивидуальности и к узнаванию – путем эволюции – нашего Отца-Матери, которого мы часто называем Богом.
XXVI
Искусство
В мире архетипов присутствует Идеальная Красота, которую трудно описать словами, поскольку она выходит за рамки способности человека давать определения. Однако люди обычно ухватывают какую-то долю этой Идеальной Красоты и пытаются воспроизвести ее в материи. Это материальное выражение Идеальной Красоты мы и называем искусством.
Итак, чтобы существовало Искусство, нам нужны два фактора: высшая Красота и та материя, в которой ее можно было бы воплотить.
Но законы Искусства берут свое начало не в материи, а в Идеальном мире, где обитает Красота; материя может лишь обозначать границы творческого вдохновения.
Поэтому не все, кто называют себя художниками, таковыми являются; мы не можем причислить к ним ни тех, кто, вдохновляясь высшими архетипами, опирается на материю, ни тех, кто опирается на материю и вдохновляется ею же. Чтобы открывать законы, принадлежащие к миру архетипов, художник должен пробудиться как человек: в нем должны быть развиты его самые благородные чувства, немалая доля ума, интуиции и желания творить.
Майя, со своей стороны, заботится о том, чтобы этих истинных художников было мало, потому что мир прекрасного и раскрытие его внутренней гармонии – это один из волшебных ключей, позволяющий проникнуть в ее тайну. Ей по душе художники от материи, те, что играют в своем мире изменчивых форм, те, что забавляются с красками и светом, воображая, будто могут сколько угодно менять их…
* * *Живущему в мире Майи не остается ничего другого, кроме как участвовать в ее игре. Здесь Искусство – тоже игра, посредством которой мы пытаемся копировать образы Природы. Но это копирование, а не творчество. Природа наделена даром созидания, а люди, играющие в Искусство, могут только подражать, не зная толком, чему они подражают, а потому часто грешат искажениями.
Тем не менее искусство копирования имеет свои трудности, поскольку воспроизводить образы Природы не просто, как кажется. Когда это оказывается очень уж сложно, на помощь маленькому художнику приходит фантазия и «деформирует формы» по его вкусу. Вместо того чтобы стараться достичь совершенства в изображении форм, он урезывает их до тех размеров, до которых дорос сам. Происходит не подражание тому, что видишь, а создание того, что хочешь видеть. А то, что обычно видится, как правило, искажено вуалями, которыми Майя покрывает наше невежество.
Но игрок от Искусства нашел прекрасный способ справиться с этими деформациями: он предлагает воспроизводить не то, что окружает его, но лишь образ, который внешний мир оставляет в его душе. Так пишутся картины, создаются скульптуры, гравюры, литературные произведения, сочиняется музыка, – и все это благодаря тому отблеску, что возникает в душе творца.
О, таинство зеркал! Какие странные образы может создавать внутреннее зеркало человека! И какое раз за разом нужно проводить самоочищение, чтобы хотя бы внутренний образ являл некое подобие чистоты и ясности! Что за чванливая претензия – предпочитать копировать свой внутренний образ, вместо того чтобы подражать тому, что древняя и мудрая Природа собирала для нас в течение стольких тысячелетий!
* * *И уж коль скоро мы открыли эту дверь в мир Майи, мы не хотим упустить возможности вспомнить об Искусстве слова. Вавилонское столпотворение – это тоже дело рук Майи. Ведь единый язык, адекватное выражение мира – все это не годится для того, чтобы подстрекать ребячье любопытство людей, которым нужно накопить еще немало опыта в этом мире.
И тогда Майя спутала речевые средства, которыми пользовались люди, и одно и то же слово теперь имеет много значений, а одну и ту же мысль можно выразить многими способами…
Мы совсем не умеем называть вещи своими именами, зато Майя как раз умеет называть настоящими именами нас.
Мы ничего не знаем о высшем искусстве, где звук есть инструмент понимания, где слово есть разумный звук. Напротив, звуки, которые мы произносим, все еще очень напоминают крики, а наши письмена – острые копья, воткнутые в бумагу.
Дадим ли мы себе когда-нибудь время, чтобы послушать изысканную симфонию, которую исполняет Майя в ансамбле со всей Природой?
XXVII
Политика
Это и наука, и искусство. Наука, потому что она требует точных и определенных знаний о том, как управлять людьми, а искусство необходимо для огромного вдохновения, которое поможет применять законы этой науки.
Что является объектом политики? Управление народами, причем управление, требующее от руководящей верхушки хорошего воспитания. Речь идет о том, чтобы показать людям путь восхождения, который вырвал бы их из оков боли и неведения и поднял к вершинам человеческого предназначения.
Чтобы это управление было законным, нужно, чтобы этим занимался тот, кто умеет и способен это делать, потому что уже доказал, что в состоянии управлять самим собой. Тот, кто не умеет и не может этого делать, является ведомым. В возможности управлять нет никакого преимущества, как нет и бесчестья в том, чтобы тобой управляли, просто каждый находится на своем месте.
Если мы используем параллели, которыми пользовались все великие проповедники, когда-либо приходившие в этот мир, и сравним народы со стадом, то кто кем управляет? Пастырь овцами или овцы пастырем?
* * *При таком взгляде на вещи политика представляется делом очень простым, но в сетях Майи все усложняется. И политика усложняется до предела.
