Колин Гордон - Эпоха Аттилы. Римская империя и варвары в V веке
П. Фр. 3а. Примерно в это же время двор в Константинополе оказался под дурным влиянием Хрисафия Этоммы. Прежде наибольшим влиянием при дворе пользовался весьма привлекательный человек. Речь идет о Кире, язычнике, поэте, друге императрицы Евдокии и единственном консуле в 441 году. Кир выдвинулся в Константинополе как префект претория и префект города. Бывало, он выезжал как префект претория в повозке префекта, а возвращался сидящим в повозке префекта города, ибо занимал обе должности четыре раза, поскольку был абсолютно неподкупным. Он также придумал зажигать в мастерских вечерние огни, так же как ночью [52] . Толпы на ипподроме целыми днями кричали ему: «Константин основал, Кир восстановил». Император разгневался на него, потому что они кричали такое, и, забрав его имущество, освободил его от этой должности, сделал священником и отправил епископом в Смирну в Азии или, согласно другим источникам, в Котию во Фригии, современную Кютахью. Падение Кира произошло в 442 или 443 году, и его сменил Хрисафий, который вскоре «властвовал надо всем, забирал у всех имущество и был ненавидим всеми» [53] .
П. Фр. 7. Он подверг империю значительной опасности, когда после нового нападения 447 года римский посланник Анатолий в начале 448 года вел переговоры с Аттилой, согласно которым беглецы, а также часть территорий должны были быть переданы гуннам. Немного позднее в том же году послом снова приехал Эдекон – скиф, совершивший выдающиеся подвиги на войне, – вместе с Орестом, который хотя и был римского происхождения, но жил в Паннонии на реке Сае, в стране, принадлежащей варварам согласно договору с Аэцием, полководцем западных римлян. Орест стал отцом последнего императора Запада Ромула Августула, а отца Одоакра – первого варварского короля Италии – звали Эдикон. Хотя у нас нет доказательств, что упоминаемый здесь Эдекон и отец Одоакра – одно и то же лицо, «в разрешении спора о превосходстве Эдекона и Ореста над личностями их сыновей есть оттенок драматической завершенности… который всегда будет взывать к артистическому инстинкту историка, пока не будет доказана ошибочность данной теории» [54] .
Этот Эдекон прибыл ко двору и передал письма от Аттилы, в которых тот винил римлян за положение с беглецами. Аттила грозил в наказание обратиться к оружию, если римляне не выдадут ему их и если не перестанут распахивать землю, захваченную во время войны. Он утверждал, что этот участок в длину простирается по течению Дуная от земель паннонцев до Нове во Фракии на расстояние 300 миль (свыше 482 км) , ширина его составляет пять дней пешего пути и что торговый город должен располагаться не в Иллирии на берегу Дуная, как прежде, а в Наиссе, который он сделал границей земель скифов и римлян после того, как опустошил его. Город находился от Дуная в пяти днях пути для человека без ноши. Он (Аттила) приказал, чтобы к нему приехали послы, дабы обсудить разногласия, – не обычные люди, а наиболее выдающиеся, имеющие титул консула. Он сказал, что если они не решаются послать таких мужей, то он сам спустится в Сардику, чтобы принять их. Пока императору читали эти письма, Эдекон оставался вместе с Бигилой [55] , который слово в слово переводил все решения, которые высказал Аттила-варвар.
Затем он (Эдекон) отправился в другие дома, чтобы посоветоваться с евнухом императора Хрисафием, очень могущественным человеком, и удивился роскоши царских покоев. Когда начался разговор варвара с Хрисафием, Бигила-переводчик сказал, что Эдекон хвалит дворец и восхищается их богатством. Хрисафий заметил, что Эдекон тоже может стать хозяином дома с золотой крышей и такого же богатства, если пренебрежет делами скифов и примкнет к римлянам. Тот отвечал, что слуге другого господина не подобает делать такого без разрешения своего хозяина. Тогда евнух спросил, легко ли ему попасть к Аттиле и какой властью он обладает среди скифов. В ответ Эдекон сказал, что является близким другом Аттилы и что ему вместе с другими мужами, избранными для этой службы, доверена охрана царя. Он поведал, что в установленные дни каждый из них по очереди охраняет Аттилу с оружием в руках. Тогда евнух сказал, что если получит клятву, то сделает ему очень важное и выгодное предложение, но для этого необходимо свободное время. Тот мог бы сделать это, придя отобедать с ним без Ореста и других посланников.
Эдекон сделал это и пришел на пир в дом евнуха. Они подали друг другу правые руки и поклялись через переводчика Бигилу: евнух обещал, что будет говорить не ко вреду Эдекона, а к его большой выгоде, а Эдекон поклялся, что не расскажет о сделанных ему предложениях, даже если не приведет к их цели. Тогда евнух поведал Эдекону, что если тот, приехав в Скифию, убьет Аттилу и вернется к римлянам, то будет вести счастливую жизнь и получит огромное богатство. Эдекон пообещал и заметил, что для этого ему нужны деньги, не слишком много, всего пятьдесят фунтов золотом, чтобы передать их людям, состоящим под его началом, дабы они могли помочь ему в нападении. Когда евнух пообещал немедленно дать золото, варвар ответил, что его самого нужно отправить к Аттиле рассказать о посольстве и с ним должен поехать Бигила, чтобы получить ответ Аттилы касательно беглецов. Он объяснил, что откроет через Бигилу, каким способом можно переправить золото, ибо Аттила станет подробно расспрашивать его и других послов о том, кто сделал ему подарки и сколько денег он получил от римлян, и утаить деньги от тех, кто путешествует вместе с ним, будет невозможно.
Евнуху показалось, что тот говорит разумно, и, приняв совет варвара, он после обеда отослал его и представил свой план императору. Последний призвал Марциала, магистра оффиций, и рассказал ему о договоре с варваром. По необходимости он доверял мнению этого чиновника, ибо магистр был посвящен во все планы императора, ведь ему подчинялись посланники, переводчики и солдаты императорской стражи. Тем, кто составил эти планы и предложения, показалось, что лучше отправить к Аттиле не только Бигилу, но и Максимина в качестве посланника.
Этот человек являлся помощником Ардавурия при заключении мирного договора с Персией в 422 году и при Маркиане должен был сделаться главным управляющим и, следовательно, одним из четырех основных министров государства. Гиббон называет его «мудрым и красноречивым Максимином», он, безусловно, являлся одним из самых способных воинов и дипломатов своего времени.
П. Фр. 8. Когда евнух Хрисафий предложил Эдекону убить Аттилу, император Феодосий и магистр оффиций Марциал, которые строили планы об этих предложениях, посчитали, что лучше отправить послом к Аттиле не только Бигилу, но и Максимина. Они велели Бигиле под видом исполнения обязанностей переводчика делать все, что Эдекон посчитает нужным, а Максимину, который ничего не знал о задуманном ими, передать письма императора. О людях, отправленных в посольство, было записано, что Бигила – переводчик, а Максимин выше Бигилы по положению, человек прославленного рода и советник императора по важнейшим вопросам. Затем было сказано, что человеку, нарушающему мир, не стоит вторгаться на землю римлян. Император добавил: «Я послал тебе семнадцать беглецов в дополнение к уже выданным, поскольку больше нет». Так было сказано в послании. Император велел Максимину на словах передать Аттиле, что последний не должен просить послов высокого достоинства приходить к нему [56] , ибо так не делалось ни при его предках, ни для других правителей Скифии, а вестником в посольство отправлялся любой случайный воин. Для улаживания спорных дел лучше было бы послать к римлянам Онегесия, ибо с тех пор, как Сардика была разрушена, невозможно было ему (то есть Аттиле) прибыть в этот город с человеком консульского звания.
Своими просьбами Максимин убедил меня отправиться с ним в это посольство. И вот мы пустились в путь вместе с варварами и достигли Сардики, находящейся от Константинополя в тринадцати днях пути для путника, путешествующего налегке. Остановившись там, мы подумали, что правильно будет пригласить Эдекона и сопровождающих его варваров на обед. Вслед за тем жители дали нам овец и быков, которых мы зарезали и приготовили трапезу. Во время пира, когда варвары прославляли Аттилу, а мы императора, Бигила сказал, что не следует сравнивать бога и человека, подразумевая под человеком Аттилу, а под богом Феодосия. Тогда гунны рассердились и, разгорячась, пришли в ярость. Однако мы повернули разговор к другим темам, и благодаря дружеским попыткам они успокоились. После обеда, когда мы разделились, Максимин осыпал Эдекона и Ореста подарками: шелковыми одеждами и индийскими камнями [57] .
Дождавшись ухода Эдекона, Орест сказал Максимину, что он умен и весьма благороден, поскольку не обидел их, как люди при императорском дворе. Он говорил, что те, приглашая Эдекона без него на пир, оказывали ему почтение подарками. Эта речь показалась нам бессмысленной, поскольку он ничего не знал о том, что было открыто выше. Он ушел, так и не ответив нам, хотя мы не раз спросили, как и когда он был обойден, а Эдекон почтен. На следующий день, тронувшись в путь, мы рассказали Бигиле, что поведал нам Орест. Тот ответил, что Оресту не следует сердиться из-за того, что к нему относятся иначе, чем к Эдекону, ибо он является слугой и писцом Аттилы, а Эдекон – первым человеком в воинских делах, поскольку он гуннского происхождения [58] и во многом превосходит Ореста. Произнеся это и переговорив с Эдеконом наедине, позднее он сообщил нам, говоря то ли правду, то ли ложь, что передал тому рассказанное и с трудом его успокоил, поскольку тот сильно разгневался.
