Дайана Койл - ВВП. Краткая история, рассказанная с пиететом
Конечно, при таком подходе за скобками остается большое число стран, так и не прошедших через бурный экономический рост, который кажется нам чем-то само собой разумеющимся. В 2011 г. средний уровень ВВП на душу населения среди входящих в ОЭСР стран с высокими доходами составлял 41 225 тыс. долл., а в странах с низкими доходами, пользуясь определением Всемирного банка, – всего 569 долл. (по ППС). Но можно ли считать показатель ВВП на душу населения наилучшим способом сравнения между богатыми и бедными странами? Ответить на этот вопрос тем более важно, что в течение целых десятилетий делалось все возможное, чтобы повысить рост ВВП в развивающихся странах. Оценить общую сумму помощи, оказанной правительствами развитых стран из карманов своих налогоплательщиков бедным странам, – это не самая многообещающая затея, однако счет должен идти на триллионы долларов. Сюда нужно добавить еще одну большую сумму – средства, пожертвованные частными лицами через международные негосударственные организации, занимающиеся борьбой с бедностью. И все-таки в Африке южнее Сахары в послевоенное время существенного роста ВВП не наблюдалось, а бедность оставалась повсеместной.
Пакистанский экономист Махбуб-уль-Хак, в 1970– 1980-х годах работавший во Всемирном банке, а затем – в ООН, предложил альтернативный подход к измерению бедности и благосостояния. Разработанный им показатель, индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП), основывался на идее соизмерения возможностей людей, а не их доходов. Экономист Амартия Сен, впоследствии получивший Нобелевскую премию, вызвал переполох среди специалистов по экономическому развитию, заявив, что голод является результатом не низких доходов и бедности, а невосприимчивости правительств к нуждам своего населения, которая, в частности, возникает тогда, когда отсутствуют достаточно независимые от государства СМИ, выступающие с критикой правительственной политики. В демократических странах, вне зависимости от уровня ВВП на душу населения, случаев массового голода не наблюдалось[62]. Кроме того, Сен утверждал, что, хотя показатель дохода на душу населения и важен, он дает недостаточно полную картину возможностей людей. Последние определяются не только доходом или доступом к экономическим ресурсам, но зависят также от уровня здоровья, образованности, эмансипации женщин, доступа к основополагающим технологиям, таким как электроэнергия и транспортная инфраструктура[63]. ИРЧП сводит все эти компоненты воедино. Программа развития ООН (ПРООН) публикует его ежегодно. Из раза в раз наверху рейтинга оказывается одна и та же группа стран: Норвегия, Австралия, Новая Зеландия, Соединенные Штаты, Канада, остальные скандинавские страны и Нидерланды. Аналогично, в хвосте находятся страны с постоянно тлеющими военными конфликтами или попавшие в ловушку бедности: Демократическая Республика Конго, Нигер, Чад и Бурунди. Но показатель ВВП на душу населения не полностью определяет величину этого индекса. Моя родная страна, Великобритания, имеет высокий показатель ВВП на душу населения, но по ИРЧП она находится на 28 месте в мире, рядом с Грецией и Словакией, ВВП на душу населения которых гораздо ниже.
Между ВВП и другими компонентами ИРЧП существует положительная корреляция. Более богатые страны могут позволить себе более высокие расходы на здравоохранение, большее количество лет обучения детей в школе и университетах и т. д. В свою очередь, население с более высокими показателями здоровья и образования вносит больший вклад в экономический рост. Возникающие вследствие этого эффекты положительной обратной связи очевидным образом отражаются в значении ИРЧП. Однако корреляция между уровнем ВВП на душу населения и человеческим развитием далека от совершенной. Причина в том, что они измеряют разные явления. ВВП измеряет выпуск и доход, которые, несмотря на многочисленные практические трудности при их статистическом учете, достаточно хорошо определены. Развитие человеческого потенциала является показателем благосостояния. Это различение нужно иметь в виду всегда, когда мы оцениваем предложения заменить ВВП тем или иным показателем. Как это ни парадоксально, но те, кто с наибольшим упорством настаивают на замене ВВП другими показателями при рассмотрении развитых стран, в случае развивающихся стран склонны ограничиваться лишь показателями дохода и бедности.
От того, проводится или нет различие между ВВП на душу населения и уровнем человеческого развития, зависит, как оценивать результаты помощи развивающимся странам и потраченных на нее триллионов долларов. С точки зрения ВВП эти результаты неутешительны. Разрыв в уровне душевого дохода между наиболее бедными и наиболее богатыми странами за последние полвека взмыл вверх. Но в других отношениях – на это указывают показатели, включенные в ИРЧП, – картина выглядит не так мрачно. Разрыв между богатыми и бедными странами по уровню продолжительности жизни и детской смертности существенно снизился, несмотря на бедственное положение с заболеваемостью ВИЧ в тропической Африке. Доступ к образованию в бедных странах также существенно улучшился. Хотя о доступе к технологиям нельзя судить однозначно, в некоторых сферах произошел явный прорыв: хотя 47 % из 246,6 млн индийских домохозяйств до сих пор не имеют удобств внутри дома, равно как и чистой водопроводной воды, все же 63 % имеют доступ к мобильной связи, что позволяет людям легче осуществлять трудовую деятельность и получать бо́льшую выгоду от торговли своей продукцией. Уровень продолжительности жизни в разных странах постепенно сближается и во многих странах с низким уровнем дохода он уже достигает 70 лет. По всему миру произошло снижение детской смертности, и в бедных странах оно было гораздо более быстрым, чем в богатых[64].
Но не будем забегать вперед. Пока достаточно подчеркнуть, что концепция, лежавшая в основе ИРЧП, высветила дополнительные проблемы, связанные с показателем ВВП и его применением в экономической политике. Общепринятая картина мира в развитых странах уже была разрушена вследствие стагфляции десятилетием ранее; теперь она терпела явную неудачу в странах, по-прежнему называемых третьим миром, поскольку вливания финансовой помощи явно не приводили к ускорению экономического роста и повышению ВВП. И как раз в тот момент, когда обветшал каркас послевоенного процветания, – большинство стран мира, правда, его так никогда и не увидело, – на первый план стали выдвигаться экологические издержки роста ВВП.
IV. 1995–2005 годы: новая парадигма
Вполне ожидаемо кризис, постигший капитализм в конце 1970-х годов, привел к пересмотру устоявшихся в период «золотого века» представлений – и в умственной, и в политической сфере. Самым ярким примером этого процесса является революция Тэтчер и Рейгана, произошедшая в Великобритании и США. Рейган и Тэтчер призывали покончить со всевластием организованных в профсоюзы рабочих, освободить от регулирования экономику, чтобы стимулировать бизнес, и приватизировать государственные корпорации и другие виды активов (в том числе передать жильцам жилой фонд, принадлежавший в Великобритании муниципальным властям). Чередующееся повышение и понижение государственных расходов и налогов больше не рассматривалось как действенный способ управления экономическим ростом. Считалось, что это приносит лишь краткосрочные результаты ценой более высокой инфляции и низких инвестиций в долгосрочном периоде. Для более долговременного повышения роста и уровня доходов требовалось, согласно такой точке зрения, повысить эффективность «стороны предложения» в экономике, убрав избыточное регулирование. Подобный подход к экономической политике отражал новый консенсус в экономической теории, который сместил акцент с энергичной бюджетной политики в пользу денежной стабильности как главной цели центрального банка. После того как стало ясно, что кривая Филлипса заняла неблагоприятное положение и издержки снижения безработицы растут, а также после пережитого опыта стагфляции, экономисты пришли к выводу, что пора менять взгляд на работу экономики в целом.
Довольно скоро непримиримое противостояние между кейнсианцами и монетаристами, присущее неспокойным 1970-м годам, уступило место более или менее монетаристскому консенсусу. Какие бы грехи не водились за экономистами, но они не глухи к эмпирическим фактам. Дело в том, что до недавнего времени, было слишком мало фактов, на основе которых экономисты могли объяснить процесс экономического роста. Число стран, для которых имелась статистика ВВП, увеличивалось медленно и лишь к 1985 г. оно достигло 60. Для многих из этих стран, качество статистики было низким. Очень небольшое число стран могло похвастаться непрерывными статистическими рядами ВВП, начиная с 1950-х годов. И даже в тех странах, где сбор данных о национальном доходе был налажен довольно давно, эти данные не были сопоставимы во времени вследствие серьезных изменений в определениях. Годовая статистика с охватом в 30 лет и 60 стран – не такой уж богатый набор фактов, если речь идет о выдвижении каузальных объяснений экономического роста, особенно если разброс данных от года к году не так велик (а ВВП и его составляющие, как правило, меняются не резко – обычно на 1–3 % в год).
