Ричард Докинз - Рассказ предка. Паломничество к истокам жизни
К сожалению, теория Дарвина не знает пути к такому соглашению. Вместо этого обе стороны продолжают тратить ресурсы на конкуренцию с особями своего вида, чтобы обогнать врага, и обеим сторонам приходится принимать трудные компромиссные решения при управлении экономикой своего тела. Кролики, если бы не было хищников, могли бы направить все ресурсы и время на кормление и воспроизводство. Вместо этого им приходится тратить массу времени на высматривание хищников и тратить ресурсы на разработку средств спасения. Хищники, в свою очередь, вынуждены тратить вложения от своего главного занятия – размножения – на усовершенствование приспособлений для ловли добычи. Гонка вооружений в эволюции животных и развитии техники ведет не к улучшению качества жизни, а к росту затрат на обслуживание гонки вооружений.
Мы с Кребсом указывали на существование асимметрии в гонке вооружений. Одна сторона нередко тратит больше ресурсов, чем вторая. Одно из таких нарушений равновесия мы назвали принципом обед-жизнь. Своим названием оно обязано басне Эзопа, в которой кролик бежит быстрее, чем лиса, потому что кролик бежит, спасая свою жизнь, а лиса бежит просто за обедом. Есть асимметрия и в цене неудачи. В гонке вооружений между кукушками и хозяевами гнезд за каждой кукушкой стоит длинный ряд предков, успешно обманувших приемных родителей. Особь вида-хозяина, в свою очередь, может оглянуться на ряд предков, многие из которых не встречали кукушек, а другие – встречали и были ими одурачены. Гены, определяющие неспособность обнаруживать и убивать кукушек, передавались через многие поколения вида-хозяина. Однако гены, определяющие неспособность кукушек обмануть хозяев, подвергаются гораздо большему риску при передаче. Эта асимметрия риска приводит к появлению другой асимметрии, которая касается ресурсов, направляемых на гонку вооружений в ущерб другим аспектам жизни. Повторюсь: стоимость неудачи для кукушек выше, чем для их хозяев. Это приводит к асимметрии экономических и временных затрат.
Гонка вооружений безусловно прогрессивна – в том смысле, в котором, например, не является прогрессивной эволюционная адаптация к погоде. Хищники и паразиты делают жизнь каждой особи в конкретном поколении хуже – как и плохая погода. Но в масштабе эволюционного времени, в отличие от погоды, которая изменяется ненаправленно, хищники и паразиты (а также жертвы и хозяева) эволюционируют, становясь с точки зрения жертв все хуже. В отличие от эволюционных тенденций ледниковых периодов и засух, тенденции гонки вооружений можно экстраполировать на будущее, и эти тенденции являются ценностно-нагруженными в том же смысле, что и совершенствование оружия. Зрение хищников становится острее, но не обязательно лучше, потому что в это время добыча учится прятаться. С обеих сторон прогрессивно повышается скорость бега, хотя преимущества чаще всего уравновешиваются достижениями противной стороны. Саблевидные зубы становятся острее и длиннее по мере того, как шкура жертвы становится жестче. Токсины становятся все опаснее по мере того, как совершенствуются биохимические приемы их нейтрализации.
С течением эволюционного времени гонка вооружений прогрессирует. Те черты живого, которые восхитили бы инженера, становятся все сложнее и порождают все более сильную иллюзию проектирования. В “Восхождении на пик Невероятности” я отделил проектирование от иллюзии проектирования. Глаз канюка, ухо летучей мыши, опорно-двигательный аппарат гепарда или газели – наивысшие результаты эволюционной гонки хищников и их жертв. Гонка вооружений паразита и его хозяина достигает наивысшей точки в еще более тонко настроенных коадаптивных признаках, создающих иллюзии проекта.
Теперь – важный момент. Эволюция любого комплекса органов в гонке вооружений неизбежно проходила множество этапов прогрессивной эволюции. Такая эволюция, согласно нашему определению, прогрессивна, поскольку каждое изменение продолжает курс, избранный предшественниками. Откуда мы знаем, что этапов было много, а не всего один или два? Из теории вероятностей. Части такого сложного аппарата, как ухо летучей мыши, случайным образом можно перегруппировать миллионом способов, прежде чем обнаружится другой механизм, который будет слышать так же хорошо, как реальное ухо. С точки зрения статистики это невероятно – и не только в банальном смысле, согласно которому любая сборка частей является в ретроспективе столь же невероятной, как и любая другая. Очень немногие комбинации атомов составляют слуховой аппарат. Ухо летучей мыши – одна из миллионов таких комбинаций. Она работает. А существование вещи, столь невероятной с точки зрения статистики, нельзя разумно объяснить результатом счастливой случайности. Такая вещь должна быть результатом некоего процесса, генерирующего невероятность: этот процесс философ Дэниел Деннет назвал “подъемом с помощью крана”. Единственные “краны”, известные науке (готов поспорить, что они уникальны и для Вселенной) – это проектирование и естественный отбор. Проектирование объясняет сложность и эффективность микрофонов. Естественный отбор объясняет сложность и эффективность ушей летучей мыши. Он объясняет вообще все: даже микрофоны и остальные спроектированные человеком вещи, поскольку самих проектировщиков породил естественный отбор. А проектирование, в конечном счете, не объясняет ничего, потому что оно неизбежно сводится к проблеме происхождения проектировщика.
И проектирование, и естественный отбор – это процессы, для которых характерны постепенные, прогрессивные улучшения. Естественный отбор иным быть и не может. Мнения касательно проектирования могут быть разными, однако факты есть факты. Братья Райт не придумали “Конкорд”. Они смогли спроектировать только скрипящую этажерку, которая еле оторвалась от земли и рухнула на соседнее поле. Каждый этап пути от Китти-Хок до мыса Канаверал основывался на предыдущих. Улучшения происходят постепенно, в одном направлении, воплощая прогресс (в нашем определении). Мы можем, пусть с трудом, представить себе гения-викторианца, который проектирует ракету “Сайдвиндер” в своей великомудрой, украшенной бакенбардами голове. И, хотя эта идея противоречит здравому смыслу и фактам, она не идет наперекор законам вероятности в том смысле, в котором это касалось бы спонтанной эволюции современной летучей мыши, располагающей эхолокацией.
Вероятность того, что наземную предковую землеройку отделяет от обладающей эхолокацией летучей мыши всего одна макромутация, можно исключить с той же уверенностью, как и вероятность того, что фокусник угадает порядок карт в перетасованной колоде. В обоих случаях удача не абсолютно невозможна. Но ни один ученый не станет делать ставку на удачу. Трюк с угадыванием карт не может быть ничем иным, кроме фокуса. Но природа не водит нас за нос, как это делает фокусник. Однако мы все равно можем исключить из расчетов удачу, и гений Дарвина – как раз в разоблачении трюков природы. Летучая мышь, передвигающаяся с помощью эхолокации, – результат серии малых последовательных изменений, и каждое дополняет предыдущее в рамках эволюционной тенденции. Это и есть прогресс согласно нашему определению. То же применимо и ко всем остальным сложным биологическим объектам, которые порождают иллюзию проектирования и потому являются статистически невероятными при заданном направлении. Такие объекты могли эволюционировать только прогрессивно.
Возвращающийся в наше время Трактирщик, теперь очень щепетильный в отношении эволюции, отмечает прогресс в одной из ее тем. Но прогресс подобного рода – не однородная неизменная тенденция, сохраняющаяся от начала эволюционного до настоящего времени. Прогресс рифмуется. Мы отмечаем эпизод прогресса в ходе гонки вооружений. Но конкретная гонка вооружений подходит к концу: например, одну команду целиком истребляет вторая. Или вымирают обе – например в результате массовой катастрофы вроде погубившей динозавров. Затем процесс возобновляется, но не с нуля, а с некоторой ранней точки гонки вооружений. Прогресс в эволюции – не прямая дорожка от подножия горы к вершине, а зигзагообразная тропинка из рифмующихся участков. Один такой участок оборвался в конце мелового периода, когда динозавры уступили дорогу млекопитающим. Но и в течение долгого периода господства динозавров было немало таких участков, только более коротких. Млекопитающие с эпохи расцвета после вымирания динозавров также проходили этапы малых гонок вооружений, которые сопровождались вымираниями, которые, в свою очередь, сопровождались новыми гонками вооружений. Эти гонки рифмуются с древними в периодичных всплесках многоступенчатой прогрессивной эволюции.
Способность эволюционировать
Вот и все, что я хочу сказать о гонке вооружений как о двигателе прогресса. Какие еще послания из прошлого принес нам Трактирщик? Здесь я должен упомянуть о предполагаемом отличии макроэволюции от микроэволюции. “Предполагаемом” потому, что, на мой взгляд, макроэволюция (в масштабе миллионов лет) – это просто то, что мы получим, если будем наблюдать за микроэволюцией (в масштабе жизни особей) несколько миллионов лет. Противоположная точка зрения заключается в том, что макроэволюция качественно отличается от микроэволюции. Обе точки зрения имеют право на существование и не обязательно противоречат друг другу. Как это часто бывает, все зависит от того, что вы имеете в виду.
