Фрэнк Эдкок - Военное искусство греков, римлян, македонцев
В ранний период республике довольно долго удавалось избегать прямого столкновения с Карфагеном, признавая за ним особые интересы в регионе. Подобный подход позволил оттянуть и войну с самнитами в тот момент, когда она была невыгодна республике. Однако на исходе III века до н. э. мы видим уже совершенно противоположный пример – войну против Филиппа V римляне тщательно готовили и даже сами подталкивали к ней македонского царя. Сходной была и политика Рима по отношению к Карфагену незадолго до начала Третьей Пунической войны.
Эти примеры показывают тесную связь между внешней политикой и стратегией государства. Политика оказывает прямое влияние на войну, определяя заранее ее цели и характер. Война может вестись с расчетом на быстрый и сокрушительный результат, а может приобретать затяжной характер, истощая ресурсы неприятеля и его волю к победе. Со времен Клаузевица часто проводилось различие между стратегией, направленной на достижение решительной победы, и стратегией изматывания, между войнами в стиле Наполеона и войнами в стиле Фридриха Великого [57] . В первом случае генеральное сражение с неприятельской армией является прямым средством достижения победы, в то время как во втором случае открытого столкновения скорее следует избегать. На практике, разумеется, эти варианты общей стратегии редко реализовывались в чистом виде. Например, Фридрих Великий, стремился затянуть Семилетнюю войну и подорвать таким образом боевой дух своих врагов. Однако он никогда не отказывался от сражения, если оно было выгодно ему в данный момент. Могут ли эти построения современной военной науки быть применены к военной истории Рима? Рассмотрим в качестве примера гражданскую войну между Цезарем и Помпеем. В первый год войны Цезарь сумел рассеять испанскую армию сторонников Помпея, практически не вступая в сражение. Тем не менее сам Цезарь всегда стремился к более активным действиям. Так же как и Наполеон, он предпочел бы решить исход войны в одном решительном сражении. Победа Бонапарта при Ульме на самом деле ничуть не менее ценна, чем победа при Аустерлице. И Цезарь в Испании, и Наполеон при Ульме одинаково добились своих целей, заняв такую позицию, оставаясь на которой они могли быть уверены в победе, если бы дело дошло все-таки до сражения.
Войны не всегда идут по первоначальному плану, и политические цели войны иногда достигаются стратегией, которая на первый взгляд этим целям не вполне соответствует. Я постараюсь проиллюстрировать это утверждение на примере трех великих войн, которые Рим вел с Карфагеном. Целью первой войны был контроль над Сицилией. Нет ни малейших оснований полагать, что Рим уже тогда мог предвидеть падение Карфагена. Римская стратегия преследовала на данном этапе довольно ограниченную цель – выдворить карфагенян из Сицилии. Десять лет римские армии с переменным успехом воевали на острове, а римский флот блокировал на острове карфагенские войска и перерезал им все пути сообщения с метрополией. Затем римляне предприняли попытку вторжения в Африку. Когда Карфаген попытался начать переговоры о мире, командующий римской армией выдвинул заведомо неприемлемые для карфагенян условия [58] . Однако я совершенно убежден, что такая позиция на переговорах была личной инициативой римского консула (Марка Атилия Регула. – Пер. ), желавшего присвоить себе славу столь крупной военной и политической победы. Провал переговоров привел к тому, что Карфаген, перегруппировав силы за время передышки, нанес римлянам поражение на суше, а довершила дело последовавшая за тем катастрофа на море, когда во время сильнейшей бури погиб почти весь римский флот. Потерпев поражение, Рим вернулся к прежней стратегии, если вообще когда-либо в действительности отказывался от нее. Потребовалось еще десять лет тяжелой войны, чтобы идея вторжения в Африку была воскрешена. И когда ее наконец удалось осуществить, Карфаген капитулировал. Рим достиг своих целей и, получив контрибуцию от Карфагена, казалось бы, успокоился. Карфагену было позволено без помех завоевать новую провинцию – Испанию, которая в значительной мере компенсировала ему потерю Сицилии и помогла выплатить Риму полагавшуюся по договору контрибуцию. Римляне, однако, были встревожены быстрым возрождением мощи Карфагена и, возможно, опасались попытки реванша с его стороны. Вопрос о том, кто именно – римляне или Ганнибал – спровоцировал начало новой войны, много раз обсуждался. Что касается меня, то я считаю, что в наибольшей мере ответственность лежит на самом Риме [59] . Однако для нас больше важно, какие цели преследовал Рим во Второй Пунической войне. Перед началом войны, думаю, ни один римлянин не мог предположить, что им придется встретиться лицом к лицу с карфагенской армией в самой Италии. Начиная войну, Рим, разумеется, не планировал оборонять Италию. Не планировал Рим и просто лишить Карфаген его новых приобретений в Испании, оставив нетронутой его метрополию в Африке. Диспозиция римлян в начале войны свидетельствует о том, что главной целью для них было окончательное уничтожение Карфагена как великой средиземноморской державы. Армия, отправленная в Испанию, вероятно, должна была лишь сдержать Ганнибала, в то время как главный удар планировалось нанести в Африке, скорее всего, на второй год войны [60] . Реализация этого плана была сорвана неожиданным броском Ганнибала в Италию, а последовавшая череда побед пунийцев и вовсе заставила Рим перейти к обороне. Когда стало очевидно, что италийские союзники не отвернулись от Рима, Карфаген попробовал создать антиримскую коалицию на Сицилии и на Балканах, стремясь изолировать Рим в пределах Италии [61] . Карфаген на самом деле устраивали оба варианта: и в том и в другом случае он достигал своих целей – пересмотра итогов Первой Пунической войны и безопасности для своих испанских владений. Я сомневаюсь, чтобы Ганнибал даже в самых смелых своих мечтах мог надеяться на полное уничтожение своего врага.
Что же предпринял Рим в ответ? В Италии римляне делали все, что было в их силах, чтобы сдержать Ганнибала. Они смогли изолировать Капую – единственный из крупных городов Италии, поддержавший Ганнибала. В Испании римляне первым делом должны были помешать карфагенской армии перейти в Италию на помощь Ганнибалу, а затем постараться вытеснить пунийцев с полуострова. После череды побед и поражений в Испанию был отправлен Сципион Африканский. Он смог ослабить влияние Карфагена на полуострове, однако Гасдрубал – младший брата Ганнибала – все же сумел прорваться со своей армией в Италию. Эту армию римляне разгромили при Метавре, проведя блестящий стратегический маневр и сконцентрировав против нее армии обоих консулов. Ганнибал, таким образом, был заперт в Южной Италии и лишен подкреплений. Рим восстановил контроль над Сицилией, а на Балканах искусной дипломатией и демонстрацией военной силы удержал Филиппа Македонского от вступления в войну.
После тринадцати лет войны Карфаген практически потерял Испанию, созданная им антиримская коалиция развалилась, а Сципион Старший высадился в Африке. Имея армию, обученную по новому образцу и заключив союз с африканцами, он поставил Карфаген в такое положение, когда тот должен был либо капитулировать на милость римлян, либо использовать свой последний и единственный шанс – отозвать Ганнибала из Италии. Карфаген попробовал было вступить в переговоры с Римом, однако в этот момент Ганнибал вернулся по собственной воле и дал римлянам решительное сражение, в котором он был разбит. Теперь капитуляция стала неизбежной, а условия мира, которые должен был принять Карфаген, превратили его, по существу, в третьеразрядную державу. Так закончилась Вторая Пуническая война. Я хочу особо отметить, что при рассмотрении изолированных театров действий, таких как, например, Балканы, или отдельных этапов этой войны может сложиться обманчивое впечатление, что Рим придерживался стратегии изматывания, старался истощить ресурсы неприятеля. Однако если взглянуть на ход войны в целом, то станет очевидно, я полагаю, что Рим никогда в действительности не отказывался от своей первоначальной цели – уничтожения Карфагена как великой державы. Даже на Балканах дипломатические и военные усилия Рима на самом деле направлялись не столько против Филиппа Македонского, сколько против Карфагена.
Вполне возможно, что временами Рим действительно бывал близок к полному отказу от своих первоначальных планов, что он вполне мог бы удовольствоваться активной обороной – стратегией, которую проводил в жизнь знаменитый Фабий. Я делаю этот вывод не столько из тактики самого Фабия, сколько из того сопротивления, которое он оказывал отправке экспедиции Сципиона в Африку [62] . Лозунг «Сначала мир в Италии, а потом война в Африке» мог быть интерпретирован и так – Рим оставляет в покое Карфаген в его африканских владениях и признает за ним статус великой державы в обмен на удаление Ганнибала из Италии. Однако Сципиону Старшему и его сторонникам все же удалось удержать Рим в рамках первоначальных стратегических целей.
