Бронислав Малиновский - Избранное: Динамика культуры
Процитированные места побуждают к разбору нескольких вопросов, весьма уместных при формировании методов исследования и разработке теории культурных изменений. Позволяет ли образ «смешения частично сплавленных элементов» ясно узреть природу культурныхо изменений? Неужели нам в действительности приходится иметь дело с механическим соположением или беспорядочным смешением, с элементами, извлеченными из двух контекстов и смешанными в различных пропорциях? Кроме того, в каком смысле настоящая фаза развития и изменения может быть понята на основе породивших ее культур? Соотносимы ли напрямую изменения в Африке с европейской культурой, с одной стороны, и древней африканской, – с другой? В самом деле, нет ли глубокого различия между европейцем в Африке и европейцем у себя дома? Ставя подобные вопросы, я хочу сказать, что воздействие европейских интересов, влияний и работающих инстанций – не просто проникновение или смешение, но некий процесс, сочетающий в себе ориентацию на различные направления и на разные цели. Эти ориентации не полностью интегрированы друг в друга и поэтому ведут себя не простым образом: прежде всего, европейские элементы не просто смешиваются или сплавляются с африканскими культурами, но видоизменяют их гораздо более сложно и динамично{34}.
Конечно, мы могли бы, проводя изыскания в любой городской местности, на территории шахты или даже в туземном заповеднике, составить список предметов, обычаев и занятий, которые для внешнего наблюдателя легко бы встраивались в соответствующие европейские или африканские категории.
Во время моего единственного посещения старейших и самых ветхих туземных дворов я зафиксировал целый набор подобных действий: гадание, проведенное зулусским знахарем; молитвенное собрание методистов с пением гимнов и полноценной проповедью; подготовка молодых юношей к обряду инициации; африканская игра в «доску и камушек» на европейские деньги. Кроме того, можно упомянуть следующую подборку предметов: ботинки с моравского завода, велосипед из Японии, набор одежды от индийских, английских, немецких и американских портных.
Каждое изделие и каждое событие легко могло быть соотнесено с местом своего происхождения. Часть из них со всей очевидностью происходили из других стран. Некоторые – игра, гадание, несколько украшений, безделушек и деталей одежды колдуна – были родом из Африки, так же, как и целительные средства, змеи, летучие мыши, черепа бабуинов, выставленные на продажу. Особый акцент на разбросанности и разнородности происхождения этой странной коллекции способен только усилить наше восхищение ее нелепостью. Однако подобное механическое приписывание элементам какой-то одной характеристики полностью выпускает из внимания значимость того целостного процесса, который и обусловил возникновение туземного двора со всем его содержимым.
Возьмем любой предмет, например японский велосипед. Подобные изделия имеют крайне низкую цену и сделаны специально для африканского рынка. А значит, они не являются частью японской культуры, пусть даже культуры современной. Спрос на них – это результат действия всего комплекса сил, возбудивших в туземце, из-за престижа и ореола превосходства европейцев, желание быть им подобным ради самого подобия. К тому же использование велосипеда стало возможным благодаря деятельности европейцев, например, налаживанию коммуникаций и строительству дорог, и потребности африканцев облегчить себе путь от места жилья до места работы. Африканцам в некоторых районах не позволено ездить на автобусах или трамваях, поэтому им приходится использовать велосипед.
Стало быть, ни африканский спрос на какие-то товары, ни даже механизмы поставки не могут быть поняты, пока мы не рассмотрим данную отдельную ситуацию с учетом всех сложных, но четко определенных воздействующих сил.
Возьмем предметы одежды. Туземец, служащий констеблем или солдатом, подряжающийся на шахту или на работу по дому, зачастую одевается в униформу; при этом, будучи новообращенным христианином, он должен принять подобающий христианской почтенности вид. Ни одна из этих униформ не копирует ни европейский стиль, ни даже африканский. Финансист из Йоханнесбурга, нанимающий повара или прислужника, не старается добиться, чтобы тот по внешнему виду был подобен ему самому или, скажем, его дворецкому или камердинеру, но прямо облачает его в платье слуги-африканца.
Таким образом, принятие европейской одежды – это не просто усвоение «отдельных характерных черт», но результат сложноорганизованного процесса. Если мы хотим его понять, нам надо рассмотреть европейскую торговлю, европейские службы занятости, как и все особенности действующей в институтах психологии в их подчиненности европейскому престижу и превосходству и в их отношении определенных программ частичных преобразований в Африке.
То, что мы выяснили относительно материальных вещей, приобретает более глубокое значение, когда мы обращаемся к рассмотрению социальных феноменов и проявлений духовной культуры. Гадание и колдовство, имевшие место во дворе городского дома, были не просто воспроизведением исконно африканских обычаев. Увиденное мною в Йоханнесбурге действо было африканским гаданием, но поводом прибегнуть к колдовству послужили беспокоившие работника шахты соперничество и чувство зависти, услуги колдуна оплачивались английскими деньгами, а его рекомендации давались в таких выражениях, которые не мог бы понять ни один член племени. Проводившиеся повсюду в Йоханнесбурге обряды инициации – признак возвращения к известным племенным ценностям, претерпевшим серьезные изменения в ходе развития. Поэтому, опять-таки, любая попытка достичь более глубокого понимания сути дела уводит далеко в сторону от игры в «характерные особенности», «комплексы характерных свойств» или «культурные слои»{35}.
Поднятые здесь проблемы интересны и важны как для антропологической теории в целом, так и для более узкой ее области, нас занимающей, то есть для понимания принципов и методов культурных изменений. Пойдем дальше в нашем анализе, исследуя некоторые другие институты, в которые вовлечены европейцы и африканцы{36}.
Возьмем такой типичный продукт изменения, как большое промышленное предприятие – шахту по добыче золота или меди. Можем ли мы рассматривать ее в качестве некой смеси, соположения или набора «частично сплавленных элементов» из Европы и Африки? Очевидно, нет. Это новый тип предприятия, организованный западным капиталом и по европейской инициативе, но работающий в экзотической обстановке и с африканской рабочей силой. Представим себе набор элементов, «позаимствованных» у западной цивилизации: горнопромышленный завод – инструменты, вагонетки и рельсы; оборудование для добычи руды в забое; различные инженерные приспособления – все это свалено в степи или в джунглях. Представим себе всю армию доставляемых туда африканских работников, а также весь состав квалифицированных европейских рабочих и инженеров, размещенных там. Рядоположенное, механически сведенное воедино, все это не образует еще шахту или завод, но может восприниматься лишь как набор условий, необходимых, но недостаточных для создания подобного производства. Где кончается «заимствование», там начинаются культурные изменения. Преобразование финансовых и промышленных предприятий в организацию африканского труда с целью эксплуатации африканских ресурсов – это новый процесс, настоящий процесс контактов и изменений.
Сразу, как только пущено в ход новое промышленное начинание, перед нами возникает сложное образование – европейское предприятие, которое существенно зависит от африканской рабочей силы и ресурсов и в котором невозможно вычленить африканские и европейские элементы. Оно не может быть понято – ни в целом, ни в отдельных его составляющих – на основе африканских или европейских прототипов. Не существует европейского прототипа для таких феноменов, как закрепление цветного барьера в законодательстве или на практике и вербовка рабочих в заповедниках, для того метода страховки, при котором в период производственного спада излишняя рабочая сила выдворяется на племенные территории. Дифференциация в оплате труда, основанная на расовой дискриминации, характерный для сегодняшней Африки тип контракта, предусматривающий одностороннее уголовное преследование, самые изощренные способы получения подписи контрактанта, – все это ново как для Европы, так и для Африки. Предопределяется это тем фактом, что налицо две расы и две культуры, влияющие друг на друга. Концепция механического присоединения элементов одной культуры к другой не ведет нас далее первоначальных подготовительных стадий исследования, но даже здесь она рушится при малейшей попытке конкретного анализа. В действительности же происходит взаимодействие особых сил, участвующих в контакте: расовой предвзятости, политического и экономического империализма, потребности в сегрегации, охране европейских стандартов жизни и африканской реакции на все это. Попытка подойти к объяснению одного из крупнейших автономных промышленных предприятий в Африке с позиций концепции «смешения» приведет нас к отказу от исследования всего процесса в тот самый момент, когда оно действительно приобретет важность.
