Сергей Переслегин - Опасная бритва Оккама
В обществе, в котором до любой революции далеко, у определенной специфической группы людей принято и престижно публиковаться в малотиражных «толстых» журналах и принимать в них традиционные литературные позы, изучать образцы прошлого и ругать настоящее как несоответствующее высоким идеалам литературы и образования. Гуманитарная интеллигенция сегодняшней России как раз и уповает на прекрасные воспоминания и занимается «литературной археологией», за что ей спасибо, потому что культура таким образом сохраняется, а преемственность поколений ее потребителей не разрывается. Однако в деятельностную рамку высокая литература не выходит и, по сути, представляет собой рафинированную и очень скучную игру для взрослых. Для весьма специфического взрослого сообщества.
Среди массовой литературы принято выделять в самостоятельные «жанры» детектив и фантастику. Ни первое, ни второе жанром не является, но для нашего рассмотрения это не принципиально. Также отдельной строкой учтем публицистику, тем более что именно в России книги non–fiction регулярно возглавляют списки бестселлеров. Выключим из рассмотрения такое специфическое «блюдо», как «женский роман», он включает в себя все упомянутые направления в специфически облегченной версии.
Сразу же отметим, что литература, обращенная «в сегодня», даже очень массовая и успешная, обладает очень слабым трансляционным потенциалом. Связано это с заполненностью соответствующих областей информационного пространства. Книга В. Пелевина «Generanion Р» весьма точно отражает политтехнологические реалии конца 1990‑х годов. Как выразился Е. Островский — один из профессионалов в этой области — «дотошный и занудливый производственный роман». Нет никакого сомнения, что «Generation Р», появись оно лет на десять раньше, самым активным образом участвовало бы в построении «посттоталитарной демократии» в России: из этого текста пришли бы узнаваемые фигуры акторов, коронные фразы, паттерны делового и личного поведения. Но на рубеже веков политтехнологическая ниша была уже застроена, и роман смог только отразить ее в зеркале, в меру кривом, в меру магическом.
Бестселлеры никогда не отражают ни прошлого, ни будущего. Они всегда текущи и всегда «над пропастью во ржи»; напряженно дрожит их проблематика и будоражит нас, мешая потреблять без смысла в пустоте капиталистического бытия. Бестселлеры актуальны, это, во–первых. И они отражают конфликт поколений, во–вторых. Ну если не конфликт поколений, то хотя бы диалектический противовес добра и зла. Массово продаваемые книги отражают интерес читателя к героям и ситуациям, метафорам и онтологиям, которые представлены в этих книгах. «А что я им вру, что ли?» — спрашивает герой В. Пелевина. Популярные книги о настоящем показавают только одно: вся наша жизнь имеет смысл, такая как она есть: с благородными бандитами Устиновой, с трансцендентными проститутками Пелевина, с учениками кудесника Е. Лукина, с японскими «Звонками» из будущего и колодцами из прошлого, с ошибками в химии и геологии, с Поттерами всех мастей во всех школах и во веки веков, аминь…
Эту литературу потребляют, как умеют, причем для одних потребление — это рефлексия над Пелевиным, а для других — мечта стать героиней бандитского прикола Д. Донцовой. Это — хлеб: каждый жует его в соответствии с имеющимися зубами, а кто–то и совсем не ест. Про всю эту литературу, «настоящую» по сути и по дате выхода, говорят, что она плагиат… Наверное, с Гомера… А также с Библии, Корана, Книги перемен и т. д. В действительности это не плагиат. Это — бесконечная рекурсия сегодняшнего бытия. Сто тысяч отражений.
Такая литература ничего не формирует. Ее формируют процессы в обществе, политике, культуре. Она — результат, а не причина чего–то. Она есть, как у нас есть компьютеры и термоутюги…
Книги о сегодняшнем дне — всегда вторичны по ношению к Текущей Реальности. Ругая «чернуху» «порнуху» (и не знаю, каким бы термином определить творчество автора «Голубого сала»? Может быть, «грязнуха»?), современной российской интеллигенции стоит вспомнить замечательную детскую сказку В. Губарева «Королевство Кривых зеркал» и фразу оттуда: «А я, между прочим, только твое отражение».
В этом смысле — литература не столько социальный конструктор, сколько социальный индикатор, «градус ник» Температура у нас, конечно, повышенная аж зашкаливает. Но. во всяком случае, социальный организм борется.
Литература, обращенная в прошлое, способна переформатировать реальности. Дело в том, что, критически анализируя минувшее, она и настоящее ставит под сомнение. А квантовые свойства истории в том и заключаются, что, усомнившись в Текущей Реальности, можно сменить эту Реальность. Тогда, насколько можно судить по аналогии с теорией тоннельного перехода, одно общество скачком сменится на другое — с другой историей и другими идентичностями.
В этой логике самой опасной попыткой переписать историю является деятельность В. Суворова и «суворовцев», не устающих доказывать, что Германия напала на Советский Союз в рамках справедливой оборонительной войны. Далеко не безобидной игрой оказывается и пресловутая «новая хронология», которую студенты МГУ давно припечатали формулой.
Через Греко — Палестину,
Пряча ладан в ятаган,
Делал хадж на Украину
Римский папа Чингисхан.
Откровенно говоря, мне трудно понять, какая Реальность может получиться из мифологической Вселенной А. Фоменко. Боюсь, несовместимая с существованием разумных существ…
А вот Реальность В. Суворова легко представима, и для многих она привлекательна. Ведь автор «Аквариума» и «Ледокола» борется отнюдь не с мифами о Второй Мировой войне[21]. Его задача гораздо шире — вычеркнуть из истории целую эпоху тоталитарных войн. Для того чтобы сделать это, нужно — буквально действуя по Фоменко — отождествить социализм с фашизмом, уничтожив по пути всякую разницу между ними.
Еще раз подчеркнем, историческая литература воздействует на настоящее через реинтерпретацию прошлого. Историческая аналитика, в том числе и расплодившиеся ныне «альтернативки», часто лежащие на грани между публицистикой и фантастикой, укрепляет Текущую Реальность, обогащает ее новыми сущностями, добавочными гранями и цветами. Военная мемуаристика, широко издающаяся в РФ с 1998 года, разнообразные критические, аналитические и справочные издания, обращенные к истории нацистской Германии, отвечают на актуальные вопросы о «нас — сегодняшних», о диалектике побед и поражений, об исчезающих из истории и человеческой памяти уникальных культурах нацистской Германии и сталинского Советского Союза.
К нацизму или неонацизму все это не имеет никакого отношения. Поверьте человеку, исполнявшему в масштабной ролевой игре должность великого фюрера Германской нации: нацисты книжек не читают и чужими исчезнувшими культурами не интересуются[22]. У них совершенно другие паттерны поведения.
«Браунинг стихов не пишет. Это пистолет, а не поэт»[23]
3
Переписывая историю своего «былого», осознавая правды и неправды прошлых лет, примеряя себя в «туда и обратно», человек развивается и становится способным понять, где он во времени со своей маленькой свободой, а где мир с его хитросплетением родов, племен и судеб. Полезно путешествовать даже на чужой машинке времени с путаными траекториями возврата. Полезно примерять наряды дедов и мечи самураев, искусства древних королей и традиции друидов. Полезно собирать мозаику из событий: нет–нет да и поймешь, как развивается цивилизация и как можно вычислить будущее по нехватающим в картинке квадратикам. Опасно только потерять точку отсчета и затеряться во времени.
Участники ролевых игр и реконструкторы, любители играть в стратегии на картах быстрее придут в Будущее, чем те, кто читает про то, как живется и умирается сейчас. Почему? Потому что в играх они насмотрелись не существующего, но возникающего, не реального, но вероятного.
4
Если информационные ниши, отвечающие за сегодняшние паттерны поведения и виды деятельности, застроены, то относительно завтрашнего дня все не так очевидно. Иными словами, текст может транслировать образы и стили, соотносимые с Будущим — неизбежным, возможным или вероятным. Традиционно книги, соотносимые с иной Реальностью, нежели Текущая, принято относить к фантастике.
Разговор о современной российской да и мировой фантастике уместно начать с констатации кризиса этого литературного направления, и вряд ли мы погрешим против истины, если свяжем этот кризис с отсутствием в обществе четких представлений о будущем, да и серьезного интереса к этой теме.
«Общество потребления» учит жить сегодняшним днем, и от количества «первых учеников» рябит в глазах. X. Мураками сунулся было к джаббервогам, они же бармаглоты, — те плохо приняли его героев. Из Будущего — ему за попытку спасибо! Произведение ругают. Жанр нарушен.
