Сергей Алексеев - Общая теория права. Том I
Между тем фактически давно всем ясно, что без учета практики невозможны ни деятельность судов (а также иных правоприменительных органов), ни функционирование законодательства, ни плодотворность выводов науки, и это, правда, при помощи различных теоретических конструкций отмечалось рядом авторов (С.И. Вильнянский, И.Б. Новицкий, П.Е. Орловский, А.А. Пионтковский и др.).
Поворот в научных представлениях о значении юридической практики наметился в последние годы.
Решающую роль в таком повороте сыграло обоснование идеи о необходимости конкретизации права в процессе применения юридических норм, обоснование, получившее развернутое освещение в ряде работ С.Н. Братуся[359]. Четко эта мысль была высказана А. Безиной и В. Лазаревым, по мнению которых судебные органы осуществляют деятельность по конкретизации закона, причем эта деятельность не сводится к толкованию юридических норм, а выражается в выработке правоположений, которые, хотя и не могут быть поставлены на одну плоскость с юридическими нормами, тем не менее, вносят в правовое опосредствование общественных отношений новые элементы[360]. Необходимость конкретизации юридических норм и как следствие этого самостоятельное правовое значение юридической практики признано и рядом других авторов (например, А.Б. Венгеровым, В.П. Реутовым).
Говоря о заметном сдвиге в трактовке правового значения юридической практики, следует отметить все же недостаточно четкую ориентацию ведущегося здесь научного поиска, что, возможно, и побуждает некоторых правоведов занимать по рассматриваемой проблеме довольно негативные позиции[361]. Ведь по ходу рассуждений многих авторов создается впечатление, что эталонами, характеризующими значение юридической практики, являются не что иное, как правотворчество и юридические нормы, и что, следовательно, главный возникающий в данном случае вопрос — это вопрос о том, можно ли отнести акты, выражающие юридическую практику, к источникам права[362].
Разумеется, для того чтобы изменить подобную ориентацию, нужно преодолеть некоторые сложившиеся стереотипы — в частности, представления о том, что всякое юридическое регулирование есть прерогатива только правотворчества, замыкается на нем и что сообразно этому всякого рода, существующие в праве общие нормативные положения — только юридические нормы, и ничего другого из числа общих нормативных положений в правовой системе нет и быть не может.
Между тем если наряду с нормативным регулированием существует судебная, индивидуально-правовая деятельность компетентных органов, вносящая в правовую систему индивидуальные предписания, то должно быть очевидным, что складывающиеся в связи с ней и не выходящие за ее рамки некоторые общие положения — явления из сферы применения права, которые призваны направлять индивидуально-правовую деятельность, но в отношении, которых исключается сама постановка вопроса о их принадлежности к нормам права, к источникам права. Вот почему характеристика правоположений, из которых образуется юридическая практика, в качестве положений, конкретизирующих юридические нормы, означает, что перед нами все же не правотворчество, а явления иного юридического ранга — явления подзаконные, поднормативные (под углом зрения основы механизма правового регулирования), относящиеся к области применения права.
Именно в этом направлении и идет развитие правовой мысли в юридической литературе и именно в этом заключается конструктивный смысл суждений авторов, полагающих, что практику образуют «нормы о норме»[363], «особые организационно-вспомогательного характера интерпретационные правила»[364], не нормы поведения, а «нормы понимания»[365] и т. п.
2. Функции юридической практики.Таких функций три:
а) правонаправляющая (ориентирующая) — функция, призванная объединить, придать единообразный, целенаправленный характер деятельности правоприменительных органов при решении юридических дел. Практика в данной плоскости представляет собой такой гибкий, подвижный, чуткий на потребности социальной жизни элемент правовой системы, который, присоединяясь к нормативной основе механизма правового регулирования, выполняет задачу по организации судебной и иной индивидуально-правовой деятельности правоприменительных органов. Организации в том смысле, что оснащают суды, другие органы применения права критериями, конкретизированными ориентирами, которые позволяют на основе юридических норм с учетом накопленного опыта единообразно, избегая возможных ошибок, решать юридические дела в соответствии с законом.
Юридическая практика создает своего рода правовой климат вокруг действующих юридических норм, определяя характер и направленность их применения при решении юридических дел;
б) правоконкретизирующая — функция, выражающая конкретизацию практикой содержания действующего права, образующих его нормативных предписаний.
Юридическая практика существенно обогащает правовую систему. Ее ценность не в конкретизации как таковой (подобную задачу могли бы выполнить и действительно выполняют правотворческие органы), а в конкретизации правоприменительной. Она ничуть не колеблет общего, абстрактного характера юридических норм (такого рода отрицательный результат может произойти при правотворческой конкретизации) и в то же время делает право «живым»: через образцы, типовые решения юридических дел видны те особые грани, повороты действия нормативных предписаний, которые обнаруживаются при их соприкосновении с многообразными жизненными ситуациями. Поэтому, указывая на значение юридической практики в обеспечении динамизма права, в смягчении недостатков действующего законодательства, важно не упускать из поля зрения и другое, самое существенное: чем совершеннее с технико-юридической стороны становится правовая система (а это совершенство состоит, в частности, в возрастании уровня нормативных обобщений), тем все более повышается значение индивидуально-правовой деятельности суда и иных правоприменительных органов, а в связи с этим и роль юридической практики. Так что взаимодействие трех указанных элементов содержания правовой системы — нормативных предписаний, индивидуальных предписаний, положений практики — приобретает все более глубокий, органичный характер;
в) сигнально-информационная — функция практики, выражающая назревшие требования об изменении, развитии, совершенствовании юридических норм. Как пишет В.П. Реутов, юридическая практика есть составная часть процесса правового регулирования и одновременно она является «поставщиком информации» для канала обратной связи между нормами права и общественными отношениями[366]. Причем — это не пассивный сигнальный аппарат. Практика выражает назревшие потребности, ее сигналы носят активный, побудительный характер; к тому же они объективируются в правоположениях, в том числе в подзаконных нормах правоприменения, которые выступают в виде прообразов юридических норм[367].
3. Правоположения.Юридическая практика как правовая реальность состоит из правоположений.
Каждый акт суда или иного правоприменительного органа, связанный с применением права к конкретному жизненному случаю, — это крупица опыта, из суммы, которых складывается практика. Со временем в отношении однотипных, повторяющихся ситуаций, тех или иных категорий дел этот опыт проверяется жизнью, обогащается, становится устойчивым, обобщается в актах вышестоящих судебных и иных юридических органов. Но основа его все же — первичный, «живой» опыт применения закона, содержащийся в актах повседневной, текущей практики.
Суть этого опыта состоит в том, что в актах суда, иных правоприменительных органов, содержащих решение юридического дела, выражено то или иное правовое понимание данной юридической ситуации, воплощено, конкретизировано усвоенное применительно к ситуации содержание юридических норм. Словом, фиксируется суждение правоприменительного органа, так или иначе конкретизирующее содержание закона по отношению к данным фактическим обстоятельствам. Если бы это суждение не было результатом судебной или иной индивидуально-правовой деятельности, то оно вообще не выходило бы за пределы правосознания. Но тут оно объективировано в правоприменительном акте, воплощено в самом решении дела и потому представляет собой нечто большее и юридически более значимое, чем просто явление правосознания, а именно объективированное правоконкретизирующее суждение. Это и есть правоположение.
С рассматриваемой точки зрения правоположения представляют собой как бы оторвавшиеся от самого правосознания его сгустки — специфические правовые явления из сферы правоприменения, находящиеся на грани правосознания и таких объективированных форм правовой действительности, как правовые предписания — нормативные и индивидуальные. Причем степень их отрыва от правосознания и приближения к предписаниям различна в зависимости от формы юридической практики.
