Ирина Медведева - Бомбы в сахарной глазури
Попробуем привести несколько примеров. Многие знают старинную историю, как некий человек, наслышанный об аскетизме монахов одной из обителей, был очень смущен тем, что, когда они пригласили его на трапезу, на столе были разнообразные яства и даже вино. Он ушел от монахов с осуждением в душе, решив, что разговоры об их подвижничестве — выдумка. Но Бог очень скоро открыл ему неправедность его осуждения. Волею обстоятельств этот человек неожиданно вернулся в монастырь и застал совсем иную картину. Никаких разносолов и вина не было в помине. Хлеб с водой, да и те в небольших количествах. И он устыдился, поняв, что яства на столе свидетельствовали о любви к гостю, а не о чревоугодии хозяев.
На основании этой истории делается совершенно правильный вывод, что не нужно спешить с осуждением непостящегося человека. Мало ли по каким обстоятельствам это происходит? Может, он забыл, что день постный (как произошло в юности с преподобным Силуаном Афонским). Или не может выдержать по слабости здоровья, или — что чаще — по слабости воли. То есть это его личный грех, за который он сам и ответит.
Но если человек возводит несоблюдение поста в принцип и к тому же стремится распространить его на других, молчать нельзя. И уж тем более не следовало бы это делать, если бы кому-нибудь вздумалось "модернизировать" таким образом Церковь, заявив, что католики посты практически отменили. Чем мы хуже?
А вот про содомитов, на наш взгляд, не следует говорить, что пусть они у себя дома занимаются, чем хотят, лишь бы парад на Красной площади не устраивали и не рекламировали свой образ жизни. Содомия (как и разврат вообще) не личное дело каждого. Это воронка, в которую мало-помалу втягивается все больше людей, в том числе юношей, подростков и даже маленьких детей. Так что содомию необходимо осуждать, не дожидаясь, пока содомиты явятся в школы. И не только осуждать, но и карать по закону, о чем недвусмысленно говорит Священное Писание. Этот подход худо-бедно соблюдался вплоть до начала 90-х, пока в условиях однополярного мира Россию не начали втягивать в построение нового мирового порядка, в котором "христианская составляющая", как мы видим, все быстрее сходит на нет. Сейчас, когда Россия явно укрепляет свои экономические и политические позиции, пора вернуть "традиционную ориентацию" и в подходах к мужеложеству.
Попробуем понять и то, чем отличается праведное осуждение от сплетен, пересудов и злоречия. В сплетнях обычно бывает много лжи, клеветы-того, что совершенно несовместимо с христианской нравственностью. Но даже если все, говорящееся о человеке (или сообществе людей) — правда, следует задать себе вопрос: для чего это говорится? Чтобы почесать языком? Тогда мы впадем в грех празднословия. Чтобы показать, какой человек плохой, а мы хорошие? Тогда мы горды, тщеславны и прочее. Но, когда мы видим, что собеседник по незнанию готов связаться с человеком непорядочным, опасным, лукавым, предупредить его — наш долг. Можно обличать чьи-то плохие поступки и в назидание другим. Воспитывают ведь не только на хороших примерах, но и на отвращении от дурных. Это задает систему координат. В любой культуре, даже в самой толерантной, есть свои герои и злодеи. Без восхваления первых и осуждения вторых нет ни педагогики, ни литературы, ни истории, ни политики. Вообще нет нормальной социальной жизни, а есть этакая "вселенская смазь", создающая питательный раствор для моральной деградадии.
Кстати, в последнее время можно услышать, что христиане не должны осуждать умерших. Но, исходя из этой логики, не надо осуждать Гитлера. Зачем ему столько лет поминают Холокост и угнанных в рабство славян, убитых солдат и сожженные вместе с жителями села? И Нерона не надо осуждать, и Иуду. Они же умерли. Так может, и про них "или хорошо, или ничего"? Впрочем, все это давно уже было. Иуде, как известно, большевики поставили памятник в городе Свияжске (правда, он долго не простоял). А споры о том, можно ли осуждать умерших, бытовали в христианской среде задолго до нас. В частности, на V Вселенском соборе, когда решался вопрос о посмертном анафематствовании Феодора Мопсуетского. "Защитники Феодора говорили, что его нельзя осуждать, так как он уже умер. Собор доказывает неосновательность подобного суждения, ссылаясь на примеры, показывавшие, что не безвременно осуждение еретика и после его смерти. Здесь Собор останавливается главным образом на свидетельствах святителя Кирилла Александрийского и блаженного Августина. Святитель Кирилл писал:"… и так должно осуждать тех, которые повинны в дурных поступках, в живых они находятся или нет" (Аверкий (Таушев), архиеп. Семь Вселенских соборов. М.-СПб., 1996. С. 85).
Путаница в вопросе "осуждать — не осуждать" часто возникает еще и потому, что не все поучения, предназначенные для монахов, годятся для жизни в миру. "Пример Господа Иисуса Христа показывает нам, с какой кротостью и терпением должны мы переносить погрешности человеческие, — поучал преподобный Иосиф Оптинский. — И если мы не начальствуем над людьми, то должны равнодушно взирать на зло".
Большинство монахов действительно ни над кем не начальствуют. Они умерли для мира, у них нет ни семейных, ни общественных, ни государственных обязанностей. Их главное делание, главный способ противостояния злу — это молитва. (Хотя в нынешних условиях многим монастырям приходится вести огромную социальную работу.)
Но почти любой взрослый мирянин над кем-то начальствует: родители над детьми, муж над женой, учителя над учениками, руководители над подчиненными, офицеры над солдатами, власть над народом. И они не имеют права равнодушно взирать на зло! Если, конечно, хотят оставаться христианами.
Обличать других, конечно, следует "в духе кротости". Авва Пимен говорил:"… если человек согрешит и будет отрекаться, говоря: "Я не грешен", — не обличай его, иначе отнимешьу него расположение (к добру). Если же скажешь ему: "Не унывай, брат", — чрез это возбудишь душу его к покаянию" (Древний патерик. М., Планета, 1991. С. 174).
Но, увы, это поучение не универсально. В том смысле, что применимо не ко всем. Из самого текста поучения явствует, что "брат" хотя бы в глубине души унывает из-за содеянного, что совесть его неспокойна. Иными словами, у него есть пускай скрытый, но все-таки импульс к покаянию.
Однако бывает — причем в современной жизни не так уж редко, — что совесть крепко спит и для ее пробуждения требуется что-то вроде барабанного боя. Можно ли было кротко вразумить бандитов, захвативших заложников в "Норд-Осте"? Можно ли ласково увещевать насильника, деторастлителя, наркомана, которому срочно нужна доза? Да какое там! Куда более законопослушные, вполне социализированные и даже претендующие на управление социумом люди (к примеру, чиновники) нередко вразумляются, только услышав сверху грозный окрик или лишившись места, а то и свободы.
Так грозным окриком вразумлял в своей переписке игумен Никон (Воробьев) пьющего человека. Здесь будет уместно привести этот случай, поскольку чаще всего из этой переписке цитируются "политкорректные" места. Например, такой совет игумена Никона жене алкоголика: "Если он пьет, то надо его пожалеть. Он уже раб своей страсти. Один, своей силой избавиться он не может… ты не должна требовать от него здоровья, когда он болен, а должна оказывать снисхождение его немощи. Не должна ругать, когда он пьян, а молчать, чтобы не вызвать на что-либо худшее. И в трезвом состоянии ты должна не пилить его, а совместно обсудить с ним, как вам быть, чтобы общими усилиями победить его слабость…" (Носители духа святителя Игнатия. Духовные советы современным христианам. М., Формат, 2009. С. 121–122).
Однако высказывание это вырвано из общего контекста переписки, которая сложилась по следующему случаю. Вкратце суть дела такова. Сначала игумен Никон писал письма жене "пьющего брата". Утешал, уговаривал потерпеть, говорил: "Ты стоишь на верном пути, а он на гибельном". Потом к нему приехал ее муж. По словам игумена Никона, "со скорбью рассказал" об их взаимоотношениях, и, как это часто бывает с алкоголиками, постарался в своем пьянстве обвинить жену. Она-де сварливая, то и дело осуждает и огорчает. А учитывая нередко присущий алкоголикам артистизм, обвинения его могли прозвучать вполне правдоподобно. Во всяком случае игумен как раз после этой встречи и послал К. (жене "пьющего брата") процитированные наставления. Но потом познакомился с С. (мужем) поближе, и тон его разговора с ним стал меняться, постепенно переходя от мягко-увещевательного к строгому и даже суровому. Вначале: "Дорогой, милый, добрый, умный С! Опомнись: куда ты идешь? Если тебе здесь тяжело, то каково будет после смерти?.. В светлую минуту помолись Господу, Он поможет тебе и все простит… Приезжай к нам".
Через какое-то время тон уже более сдержанный: "С, ты имеешь все условия для покаяния и спасения… какие в наше время редко кто имеет… Очень советую тебе: не оправдывай себя ни в коем грехе, как бы мал он ни казался".
