Джаред Даймонд - Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке
Только после того как индейцы долины реки Ваупес достаточно хорошо осваивают язык, слушая и пассивно знакомясь со словарем и произношением, они начинают на нем говорить. Они старательно разделяют языки и добиваются правильного произношения. Индейцы говорили Соренсену, что им требуется от года до двух, чтобы научиться бегло говорить на новом языке. Большое значение придается правильности речи, а использование в разговоре слов из других языков считается постыдным.
Эти примеры из жизни малочисленных сообществ на двух континентах и на Новой Гвинее позволяют предположить, что социально усвоенный мультилингвизм был обычным в нашем прошлом, а одноязычие или полученное в школе знание нескольких языков в современных государствах — феномен новый. Однако такое предположение лишь умозрительно и нуждается в оговорках. Возможно, одноязычие характеризовало некоторые малочисленные народности в областях с малым разнообразием языков или подвергшиеся недавней языковой экспансии, как это имело место в высоких широтах или среди инуитов восточной Аляски. Для более твердого обоснования этого заключения требуются систематические исследования с использованием стандартного определения мультилингвизма.
Преимущества многоязычия
Зададимся теперь вопросом: приносит ли многоязычие или двуязычие в целом пользу человеку, в целом вред или это примерно то же самое с точки зрения пользы, что и монолингвизм? Я опишу несколько поразительных и недавно обнаруженных практических преимуществ двуязычия, которые могут произвести на вас большее впечатление, чем привычное утверждение о том, что “изучение иностранного языка обогащает вашу жизнь”. Здесь я буду обсуждать только влияние двуязычия на индивида. Вопрос о том, полезен или вреден билингвизм для общества в целом, будет рассмотрен позже.
В современных развитых странах, в частности в Соединенных Штатах, где на протяжении 250 лет в население вливалось Значительное число не говорящих по-английски иммигрантов, проблема двуязычия активно обсуждается. В США часто выражается мнение о том, что билингвизм вреден, особенно для детей иммигрантов, которым он препятствует в освоении преимущественно англоговорящей культуры США и которым лучше не изучать родной язык их родителей. Такой взгляд активно поддерживается не только урожденными американцами, но и родителями первого поколения иммигрантов, родившихся уже в Америке, такими, например, как мои бабушка и дедушка, а также родители моей жены. Все они старались не говорить на идише и по-польски соответственно в присутствии своих детей, чтобы последние быстрее выучили английский. Дополнительным основанием для такого отношения со стороны коренных американцев является страх и подозрительность ко всему иностранному, включая иностранный язык, и озабоченность и коренных американцев, и иммигрантов тем, что дети могут быть дезориентированы, общаясь одновременно на двух языках. Еще одна причина подобного отношения — представление о том, что овладение английским языком будет более успешным, если дети будут говорить только на одном языке. Такие рассуждения кажутся вполне логичными: ребенок, изучающий два языка, должен освоить вдвое больше звуков, слов и грамматических структур, чем одноязычный ребенок; каждому языку он сможет уделить всего половину учебного времени, так что возникает опасение, что ребенок-билингва в результате будет плохо говорить на двух языках, вместо того чтобы хорошо говорить на одном.
Вроде бы это действительно так: исследования, проводившиеся в Соединенных Штатах, а также в Ирландии и Уэльсе в 1960-е годы, показали, что дети-билингвы заметно отставали от одноязычных сверстников, более медленно осваивали язык и в конце концов овладевали меньшим словарным запасом на обоих языках. Однако со временем выяснилось, что эти выводы — следствие неверных подсчетов, в ходе которых игнорировались другие переменные, связанных с двуязычием. В Соединенных Штатах в большей степени, чем в других странах, двуязычие ассоциируется с бедностью. Когда американских билингв сравнивали с их говорящими только по-английски сверстниками, последние, как правило, происходили из более обеспеченных семей, посещали лучшие школы, имели более образованных и богатых родителей, работающих на более высоких должностях и обладающих более обширным словарным запасом. Одни эти факторы уже могли объяснять более низкие лингвистические достижения двуязычных детей.
Более современные исследования в США, Канаде и Европе, проводившиеся с учетом этих дополнительных переменных (сравнивались билингвы и одноязычные ученики, посещавшие одни и те же школы и имеющие схожих по социально-экономическому статусу родителей), показали, что и те и другие дети одинаково успешно проходили этапы овладения языком (возраст, в котором было произнесены первое слово, первая фраза, возраст овладения словарным запасом в 50 слов). Эти исследования показали, что во взрослом возрасте и двуязычные, и одноязычные респонденты имели в основном одинаковый словарный запас и скорость поиска слов; иногда монолингвы обладали незначительным преимуществом (примерно в 10%) в словарном запасе на своем единственном языке. Однако было бы ошибочным сделать из этого вывод: “Одноязычные дети имеют больший словарный запас: 3300 слов против 3000”. На самом деле правильный вывод таков: “Дети-билингвы приобретают гораздо больший словарный запас — в сумме 6000, 3000 на английском и 3000 на китайском, вместо 3300 на английском и ни одного на китайском”.
Современные исследования не показывают общих когнитивных различий между монолингвами и билингвами. Нельзя сказать, что одна группа в среднем умнее и думает быстрее, чем другая. Имеют место специфические различия, такие как, возможно, способность быстрее искать слова и называть предметы у одноязычных (потому что они не сталкиваются с проблемой выбора между языками, которая постоянно существует у билингв). Среди этих специфических различий наиболее последовательно выявляется то, что специалисты по когнитивной психологии называют исполнительной функцией; здесь преимущество оказывается за билингвами.
Чтобы понять значение исполнительной функции, представьте себе, например, человека, переходящего улицу. Примите при этом во внимание, что нас постоянно бомбардирует самая разнообразная сенсорная информация — зрительная, звуковая, обонятельная, осязательная, вкусовая — плюс наши собственные мысли. В восприятие пешехода вливаются виды рекламных щитов, облаков над головой, звуки голосов людей и птичьего пения, городские запахи, ощущение тротуара под ногами, взмахи рук при ходьбе, воспоминания о том, о чем он за завтраком беседовал с женой... Если бы человек не переходил улицу, он сосредоточился бы на том, что говорят находящиеся рядом люди, на том, что изображено на рекламном щите, или на сообщении жены. Однако при переходе улицы само его выживание требует, чтобы он сосредоточился на автомобилях, с разной скоростью приближающихся с двух сторон, и на ощущении мостовой под ногами. Другими словами, чтобы совершить хоть какое-то действие, нам в любой момент нужно исключить 99% сенсорной информации и мыслей и сфокусировать внимание на том единственном проценте, который важен для выполнения стоящей перед человеком задачи. Считается, что процессы в мозгу, ассоциирующиеся с исполнительной функцией (она также называется когнитивным контролем), локализованы в области мозга, которая называется префронтальной корой. Когнитивный контроль позволяет вам сосредотачиваться на той или иной проблеме, не отвлекаться, последовательно переходить от задачи к задаче, вылавливать в огромном запасе слов и информации лишь то, что необходимо в данный момент, и использовать только это. Таким образом, когнитивный контроль имеет очень большое значение, он жизненно важен для того, чтобы мы функционировали компетентно. У детей исполнительная функция особенно быстро развивается в первые пять лет жизни.
Когнитивный контроль у билингв особенно эффективен. Люди, владеющие единственным языком, услышав слово, сопоставляют его со своим одноязычным словарным запасом; произнося слово, они тоже извлекают его из единственного имеющегося у них хранилища. Однако билингвы хранят свои словарные запасы порознь. Каждый раз, услышав произнесенное слово, билингва должен немедленно определить, по какому из двух наборов правил он должен интерпретировать услышанное. Например, человек, владеющий испанским и итальянским языками, хранит информацию о том, что звуки b-u-rr-o по-испански означают “осел”, а по-итальянски — “сливочное масло”. Каждый раз, когда билингва хочет что-то сказать, он должен вызвать из памяти слово языка, на котором ведется разговор, а не другого. Полилингвам, участвующим в групповой беседе на разных языках (например, продавцам скандинавских магазинов), приходится переключаться с одного набора правил на другой каждые несколько минут, а то и чаще.
