Ярослав Голованов - Дорога на космодром
Я просто пересказал вам вторую песнь из восьмой книги «Метаморфоз» Овидия – едва ли не самую известную легенду античного мира. Удивительно красивая легенда. И невольно думаешь: а может, и в самом деле жил когда-то такой великий архитектор и скульптор Дедал? Ведь лабиринт на острове Крит, строительство которого приписывает ему Овидий, действительно существует. Может быть, и в самом деле он построил крылья себе и сыну. Полететь он, конечно, не мог, это ясно. И воск – материал неподходящий: непрочный, тяжелый. Но, может быть, что-то было все-таки?… А?
Конечно, было! Мечта была. И пусть солнце растопило крылья Икара, пусть и другой герой Овидиевых «Метаморфоз», Фаэтон, взметнувший свою колесницу в небо, был сбит молнией разгневанного бога Юпитера, мечту эту утопить или низвергнуть было невозможно.
Многие повторяли полет Икара в своих мечтах, но находились мечтатели, которые хотели повторить его в жизни.
На туркестанский минарет поднимается Абу Наср Исмаил ибн Хаммад и кричит стоящим далеко внизу людям:
– Я делаю это впервые в истории! На свете нет ничего важнее полета!
Деревянные крылья его были, видно, под стать Икаровым: он разбился.
Вспоминаю старую «немую» кинохронику начала нашего века. Какой-то парижский портной сшил себе костюм-парашют и тоже захотел стать Икаром. Немолодой уже, смешной человечек в нерешительности топчется, переминается с ноги на ногу на перилах верхней площадки Эйфелевой башни, наконец решается, прыгает вниз. С земли другой киноаппарат снял маленький черный комочек, стремительно несущийся к Земле. Не раскрылись его крылья…
Икары… Сколько их было, этих икаров? И все ли знали античный миф?
Падение Икара. С гравюры XIX века.
Икар стал символом стремления в небо. Этот миф вдохновляет художников и поэтов уже четыре тысячелетия. Крылатый мальчик изображен на античном рельефе в Вилле Альбани в Риме и на памятнике замечательному советскому авиационному конструктору Н. Н. Поликарпову на Новодевичьем кладбище в Москве. Икар – словно нулевая точка в отсчете века авиации и космонавтики. Но справедливость требует поправки – Икар не был первым, безотносительно, существовал ли на самом деле этот мальчик.
Во время раскопок в Ниневии была обнаружена библиотека царя Ассурбанипала, «повелителя полумира», как он называл сам себя. Среди тысяч табличек библиотеки, на которых были записаны исторические хроники и астрономические календари, тексты магов и советы астрологов, был обнаружен довольно пространный эпос неизвестного поэта, герой которого – Этана – летал на выкормленном им орле. Сначала он поднялся не очень высоко, в обиталище бога Ану, откуда «горы кажутся как холм, а море как канава», потом повыше, где жила богиня Иштар, и стала «Земля теперь похожа на хлебец, а обширное море – на корзину для хлеба». Все верно и точно, если, подобно древним, считать, что земная твердь – лишь остров в безбрежном океане. Не буду пересказывать запутанный сюжет мифа, не в нем суть. Важно, что все приключения Этаны происходили пять тысяч лет назад!
Но я уверен, что и это не начало, не первый листок нашего космического календаря. Уверен, что нет вообще этого первого листка, потому что как только существо, которое мы вправе назвать человеком, увидело поднятую вихрем листву, парящую птицу, Луну или звезду, так мгновенно родилась у этого существа мечта о полете. Она родилась вместе с человеком и вместе с ним умрет. Сколько просуществует род людской – столько ей жить.
Согласитесь, вряд ли творец (или творцы?) великой индийской эпопеи «Рамаяна» читал глиняные таблички Ниневийской библиотеки. Их разделяет двадцать пять веков, но герой «Рамаяны» Сампати тоже летает и тоже описывает лежащую где-то далеко внизу Землю: «Леса под нами походили на ковры из дерна… Горы казались нам рассыпанными камнями, реки как ремни, опоясывающие землю… Гимават, Виндия и сам Меру – гигантские горы – казались слонами, находящимися в болоте». В народном эпосе «Калевала», этой жемчужине мировой фольклористики, сравнение со слонами в болоте невозможно: слонов не было в холодных скалах Карелии, но и там стремятся на небо, похищают Луну и Солнце. А за тысячи километров от неведомой ему финской области Похьолы герой арабских сказок Синдбад-мореход летал на спине человека из племени счастливцев, у которых каждую весну отрастали крылья (везет же людям). И хотя был Синдбад великим мореплавателем и объездил полсвета, вряд ли он подсказал великому персидскому и таджикскому поэту Абуль Касиму Фирдоуси один из сюжетов «Шахнаме», в котором шах Кей-Каус, составив упряжку из четырех орлов, летит завоевывать небо, Луну и Солнце.
Монголы в своих сказаниях зажгли на небе созвездие Большой Медведицы. Эти самые звезды похищает ведьма в ту переполненную приключениями «Ночь перед рождеством», которую подарил нам Николай Васильевич Гоголь. Положительный Конек-горбунок ничего не ворует, просто резвится на Луне, а заботливый добрый молодец в одной из русских сказок едет по цареву приказу на небо разузнать, отчего солнце три дня не светит.
Перечислять подобные примеры можно долго. Взгляните на географию этих цитат и ссылок: Индия, Карелия, Ближний Восток, Северная Африка, Монголия, Иран, Россия, – нет такого народа, в сказках которого как-то и зачем-то не летали бы люди. Мечта о полете – мечта безграничная не только в том смысле, что безгранично пространство ее воплощения, но и в том, что она не знает границ земных: государственных, этнических, языковых.
Икары… Сколько их было, этих икаров, в преданиях народов разных стран, в творчестве поэтов и художников Земли? На этой иллюстрации честолюбивый шах Кей-Каус, сидящий на троне, запряженном четверкой орлов, летит завоевывать небо, Луну и Солнце. Таким поэтическим образом великий персидский поэт Абуль Касим Фирдоуси, живший на рубеже X-XI вв., в своей поэме «Шах-наме» выразил извечную мечту человечества о покорении внеземного пространства.
Полет Кей-Кауса.
Подумайте только, разве это не прекрасно: на турецком языке понятия «рай» и «полет» обозначаются одним словом!
Не помню, кто написал не так давно фантастический рассказ, в котором объяснялось, почему всем людям, на всех континентах снятся сны, в которых они летают. Это потому, доказывал автор, что наши далекие предки умели летать, и в глубинах наследственного сознания до сих пор прячутся воспоминания о тех далеких годах. Не думаю, что мы – потомки птеродактилей, но ведь во сне мы, действительно, летаем. Сознание в забытьи, но даже подсознательно мы стремимся в небо. Это не тайна генетики, это – тень древней мечты.
Сны отражают работу воображения, но среди мифов и сказок из глубокой древности пробиваются к нам ростки иных мечтаний, где ясно видно желание как-то истолковать все, что творится над твоей головой, осмыслить небо, постичь космос. Честолюбец Кей-Каус на своем троне, запряженном четверкой орлов, не более как поэтический образ. Фирдоуси рассказывал о человеке, решившем завоевать Солнце, Луну и небо, – это ведь характер! И приключения Кей-Кауса, рассказывая прежде всего о человеческой натуре, выполняют главную миссию литературы. Но существовали сочинения, по сюжету своему не менее фантастические, но по духу – совсем иные. Их фантастика была лишь формой выражения собственных представлений, условной формой для высказывания неких предположений и гипотез. Она старалась постичь природу явлений мира, выполняя тем самым главную миссию науки. Одни бросали беспечного крылатого мальчика навстречу солнечным лучам, другие старались объяснить, что такое эти лучи, что их рождает.
Глава 2
От фантазий к фантастике
К сожалению, у нас до сих пор никто не написал историю научной фантастики. Понимаю, что работа тут требуется преогромнейшая, зато исследование обещает быть крайне интересным. Если бы такая книжка существовала, явления, о которых мы говорили, проследить было бы легче. Я просто многого не знаю, не читал и могу сделать досадные упущения.
Очевидно, одним из первых научно-фантастических произведений, в какой-то мере отвечающих требованиям этого жанра, и первым из тысяч ныне написанных, повествующих о полете в космос, надо считать рассказ древнегреческого сатирика Лукиана Самосатского о его путешествии на Луну. Рассказ входил в книгу «Истинные истории», написанную Лукианом в 160 году н. э. С трогательной наивностью автор сразу «раскрывает все карты», дабы читатель не обвинил его в наглой лжи. «Я пишу о том, чего я никогда не видел, не испытал и не узнал от другого о том, чего нет и не могло быть на свете, и потому мои читатели ни в коем случае не должны верить мне», – предупреждает Лукиан. Он сам побаивается собственных фантазий. В общем, это логично. Объяснима же для нас робость первых попыток человека проникнуть в небо. И мечтал он об этом тоже поначалу робко.
