Г. Гурев - Системы мира (от древних до Ньютона)
После неудачи крестовых походов и завоевания Константинополя турками Европа потеряла прежний интерес к сухопутным торговым путям в Азию. Но вместе с тем у народов, живших у открытого Атлантического океана, возник большой интерес к Индии, которая казалась страной сказочных сокровищ. Наиболее удобным считался морской путь в эту страну, и в поисках этого пути моряки и авантюристы, влекомые жаждой золота и приключений, переплывали не только моря, но и океаны. В результате был совершен ряд великих географических открытий: открыты Америка и неизвестные раньше земли Африки, Азии и Океании, найден морской путь в Индию, совершено первое путешествие вокруг света и т. д. Все это сопровождалось завоеванием и разграблением огромных государств западно — европейскими народами.
Эти события оказали колоссальное влияние на развитие культуры. Они расширили узкий кругозор средневековья и опровергли целый ряд старых фантазий о мире. У людей создался масштаб больших расстояний и им стало ясно, что не существует никакого «края света». В новых странах люди с изумлением увидели незнакомые им до сих пор созвездия, и на основании своего опыта они убедились, что Земля имеет форму шара и свободно висит в мировом пространстве. Это было исключительно важное открытие, так как большинство людей в это время все еще представляло себе Землю в виде плоского диска, на «краях» которого вода, воздух и облака смешивались в непроницаемую смесь.
Так как учение об антиподах преследовалось церковью, то даже те схоласты, которые вместе с Аристотелем верили в шарообразность Земли, остерегались высказывать свои убеждения. Например, когда папа узнал, что епископ Вир- гелий верит в существование антиподов, он вызвал его в Рим на суд как еретика. Неудивительно, что когда Колумб после 18 лет напрасных исканий поддержки своему великому предприятию явился, наконец, к испанскому двору и был направлен в саламанский совет, то последний не замедлил основательно «ниспровергнуть» все доводы Колумба о шарообразности Земли цитатами из Библии и сочинений святых отцов.
То обстоятельство, что Колумб, невзирая на все препятствия, открыл новую часть света, прорвало в одном месте кольцо, которым церковь и схоластика окружили науку. После этого все кольцо начало распадаться: наступил конец схоластическому арисготелизму. Если большинство все еще наперекор всему продолжало держаться за схоластическую премудрость, то уже немало мыслителей (Эразм, Вивес и др.) все яснее и яснее сознавали позор оков для науки и гневно рвались в бой. Они говорили, что природа познается не слепым преданием и не хитроумными рассуждениями, а наблюдением и опытом, что надо обращаться непосредственно к природе, по примеру древних. Они противопоставляли схоластике опытную науку, справедливо утверждая, что поступить в истинном духе Аристотеля — это значит идти дальше него.
Таким образом, прежде чем произведенная Коперником великая астрономическая революция успела «сдвинуть с места» земной шар, старое учение о мире испытало неожиданное потрясение от важного переворота на Земле. Этот переворот был вызван открытием Колумба и бросившимися вслед за ним на поиски новых земель путешественниками и авантюристами (это слово еще не имело оскорбительного смысла). Не только грамотные, но и малограмотные с увлечением слушали рассказы, в которых правда была смешана с фантазией, о диковинных странах с их неведомыми миру животными, растениями, людьми, сокровищами и т. п. Прежде всего привлекало то, что в новооткрытых странах мало людей, что дикари очень простодушны и слабо вооружены, а золото и серебро, по рассказам, имеется в таком изобилии, что достаточно нагнуться, чтобы стать сразу обладателем больших богатств.
Неудивительно, что жажда наживы охватила не только верхи общества, но проникла глубоко и в его толщу, а это привело к тому, что мир сдвинулся с вековых неподвижных своих основ. Начали шататься и трещать старые устои хозяйства, быта и идеологии, а благодаря этому в естественных науках, и в особенности в астрономии, началась эпоха великих открытий и изобретений, представлявших собой как бы преддверие капиталистического общества. Недаром гуманист Гуттен (1488–1523), представитель молодой немецкой буржуазии XVI в., сказал о своем времени: «Троны шатаются, умы волнуются, наука рвется в бой, — как славно жить, да, как славно жить в эти годы, мои друзья!..».
Великие географические открытия, сделанные в итоге широкого развития торговых сношений и поисков новых рынков, знаменуют собой переход от средних веков к новому времени, т. е. смену социально — экономической формации. Эти открытия вызвали колоссальный рост предъявленных науке требований, поставили перед культурным человечеством много новых технических, хозяйственных и т. п. задач. Поэтому Энгельс, указывая на связь науки и практики, т. е. производства, писал: «Если после темной ночи средневековья вдруг заново возрождаются с неожиданной силой науки, начинающие развиваться с чудесной быстротой, то этим чудом мы… обязаны производству».[14]
В связи с развившимся океаническим мореплаванием возникла потребность точно ориентироваться в открытом море. Для этого необходимо было точное наблюдение над небесными светилами. Это, в свою очередь, повело к усовершей- ствованию астрономических инструментов и к изобретению новых.
Фиг. 23. Португальский корабль эпохи великих географических открытий. Видны два кормчих, которые измеряют высоту небесных светил с целью ориентировки.
Например, путешествия в открытом море сделались возможными только после того, как изобретены были два про — стых прибора: крейцштаб, служащий для измерения угловых расстояний, и параллактическая линейка, употребляемая для определения высот звезд над горизонтом. Но одних этих инструментов было, конечно, недостаточно, — требовалось также знание законов движения небесных тел. Поэтому каждую крупную экспедицию сопровождал астроном. Колумб говорил: «Существует лишь одно безошибочное корабельное исчисление, это — астрономическое. Счастлив тот, кто с ним знаком, — мореплавателю служат компас и знание».
Точно так же португальский математик Педро Нун, говоря в 1537 г. о важных географических открытиях португальцев, подчеркивал, что моряки были людьми, овладевшими наукой своей эпохи. Он писал: «Таким образом, очевидно, что открытие берегов, островов и твердой земли не делалось случайно, но что наши моряки отправлялись вполне подготовленными и вооруженными инструментами и знанием правил астрономии и геометрии».
Астрономия и мореплавание вошли тогда в очень тесное соприкосновение. Так, португальский король Иоанн предложил астрономам обучить моряков пользованию астрономическими способами наблюдения. Вскоре стало выявляться, что задачи, поставленные мореплаванием, оказали большое влияние на развитие астрономии.
К интенсивным занятиям астрономией побуждало не только развитие мореплавания, но и то обстоятельство, что календарь к тому времени пришел в беспорядок и это весьма обеспокоило церковь. Еще в древнем Риме жрецы привели календарь в такое состояние, что, по словам Вольтера, «римские полководцы всегда побеждали, но никогда не знали, в какой день это случилось». Сравнительно удовлетворительную реформу календаря произвел в 45 г. до хр. эры Юлий Цезарь при участии александрийского астронома Созигена. Разница между средней длиной года, установленной юлианским календарем, и истинной его величиной незначительна, но за 128 лет эта разница составляет сутки. Поэтому во вторую половину XVI в. весеннее равноденствие приходилось почти десятью днями раньше, чем в эпоху Никейского собора (325 г. хр. эры), на котором установлены были правила исчисления дня пасхи, так что начало весны приходилось уже на 11 марта. С другой стороны, таблицы движения Луны, составленные по церковному календарю, на 4 дня не сходились с наблюдениями, вследствие чего нельзя было установить точно время празднования пасхи и троицы. Поэтому католическая церковь в течение свыше ста лет старалась привлечь астрономов (между прочим и Коперника) к участию в решении вопроса о реформе календаря.
Следует, однако, иметь в виду, что в течение четырнадцати веков, протекших со времени обнародования «Альмагеста» до смерти Коперника, не было сделано ни одного астрономического открытия первостепенной теоретической важности. Искусство наблюдения не стояло на одном месте в средние века, причем арабские, татарские и другие астрономы этой эпохи были терпеливыми и аккуратными наблюдателями и хорошими вычислителями, но ни одному из них мы не обязаны какой‑нибудь крупной оригинальной идеей. Важно только то, что тщательные наблюдения арабских астрономов обнаружили недостатки старых греческих эфемерид, т. е. составленных Птолемеем таблиц, указывающих местонахождение светил. В связи с этим время от времени составлялись новые астрономические таблицы, построенные в общем на тех принципах, что и «Альмагест», но видоизмененные новыми числовыми данными относительно размеров различных кругов, наклонения орбит и т. д.
