Лев Данилкин - Юрий Гагарин
Правда ли, что нам нужно иметь представление о биографии человека, который, формально, ничего такого не сделал, а всего лишь дал согласие — осознанно оценив риски, зная об ожидающем его вознаграждении, взвесив все «за» и «против», без какого-либо принуждения, — проверить на себе созданную кем-то еще технологию? Мало ли что на ком испытывали. Почему бы нам не написать биографию человека, на котором тестировали пенициллин, или — еще более уместный пример — жизнеописание пилота Гарольда Грэма, который 20 апреля 1961 года, буквально через неделю после полета Гагарина, успешно испытал на себе ранец с ракетным двигателем: взлетел на высоту примерно 1,2 метра и плавно полетел вперед. Весь полет продолжался 13 секунд — но был чрезвычайно рискованным предприятием и выглядел даже более эффектно, чем полет «Востока-1»: Гарри Поттер, волшебство в чистом виде. В чем разница между Гагариным и Грэмом?
С какой стати коллекционировать подробности и вникать в нюансы жизни человека, который не подходит ни на роль гения, ни даже — в силу доставшейся ему экстраординарной славы — на роль «типичного представителя», персонажа «серой истории», такого, через которого удобно описывать «историю повседневности»?
Какой урок можно извлечь из этой биографии? Какую идею за ней увидеть?
Надо сказать, для многих, особенно в среде либеральной интеллигенции, биография Гагарина годится лишь в качестве материала для иронического высказывания.
Фигура первого космонавта для них — род тоталитарного китча, образец плохого советского дизайна — такого плохого, что, пожалуй, уже даже и хорошего; такого рода сувениры неплохо расходятся на аукционе «Сотби».
Помимо презрения — существо, сначала позволившее советской власти экспериментировать над собой, как ей вздумается, а затем превратившееся в воплощение официоза, говорящую куклу, которая по бумажке произносит наборы идеологических штампов на съездах хлопкоробов; — помимо презрения, Гагарин вызывает у носителей либерального сознания и раздражение: не просто сотрудничал, но еще и способствовал оболваниванию людей и, косвенным образом, укреплению кровавого коммунистического режима.
При этом трезвомыслящие — и склонные к здоровому скептицизму — мудрецы убеждены, что о каком-либо интеллектуальном потенциале самого Гагарина говорить не приходится — он был никто, «живые консервы». Все эти советские достижения — в любом случае туфта, потому что какой смысл запускать в космос начиненные электроникой корабли, не обеспечив для начала население детским питанием и обувью; а потом, все равно у американцев это получается лучше, и вообще что такое Гагарин со своими жалкими полутора часами орбитального полета против Нила Армстронга, прогулявшегося по Луне.
Ну да: кому нужен простой карандаш, когда есть ручка за 18 миллионов долларов.
Для носителей не обывательского, а исторического сознания Гагарин — фигура, являющаяся моральным оправданием и свидетельством исторической целесообразности советского — да, крайне бесчеловечного на одной из стадий — утопического проекта. Моральным оправданием — и еще подтверждением его «нормальности», естественности, раз уж тот оказался в состоянии дать здоровое потомство; в том, что Гагарин — с его улыбкой, открытостью, феноменальным магнетизмом, с его очевидно здоровыми — прямо-таки рифеншталевскими — генами полностью подходит под это определение, никто не сомневается.
Наконец, для «мечтателей» жизнь Гагарина — опыт абсолютной свободы, удовлетворенной страсти к полету; а сам Гагарин — воплощение синтеза Человека, Машины и Государства; олицетворение шестидесятых с их трогательным проектом будущего. Ангел, который позволил человечеству прожить на самом деле прекрасное мгновение — когда все вдруг стали думать не о деньгах, сексе и карьере, а о звездах и о космосе как потенциальном рае. Романтический герой, который слетал, да еще и потом, когда мог всю оставшуюся жизнь спокойно обналичивать доставшуюся ему славу, когда сама система, внутри которой он жил, что называется, стимулировала его к недобросовестности, — все равно рвался летать и в конце концов красиво погиб. Для них Гагарин — Личность с большой буквы, воплощение glamour of space[5] и образец для подражания.
Даже простой карандаш, как видите, на поверку может оказаться чрезвычайно сложным предметом.
Очень-очень простой очень-очень сложный карандаш.
Был такой американский экономист и политик Леонард Рид; иногда он обращался к литературному творчеству и однажды сочинил знаменитое эссе, которое называлось «Я, Карандаш» (8). Написанное от имени карандаша («Я — графитовый карандаш. Обыкновенный деревянный карандаш, меня знают все мальчики, девочки и взрослые — кто умеет читать и писать»), оно стало классикой потому, что в нем иллюстрируется идея пользы, которую приносит обществу работа «невидимой руки рынка». Мы, однако, вспомнили его совсем по другому поводу. До того как сделать свои либертарианские выводы, Рид показывает, что простой карандаш только кажется простым, а на самом деле достоин восхищения и благоговения; он скрывает в себе важную тайну и, если проследить его генеалогию, может преподать нам серьезный урок.
«Простой, говорите? Но только вот ни одна душа на всем белом свете не знает, как меня делают. Фантастика, вам не кажется? Особенно когда понимаешь, что в мире ежегодно выпускают несколько миллиардов нашего брата. Возьмите меня в руки, рассмотрите хорошенько. Что вы видите? Ничего особенного: немного дерева, лак, маркировка, графитовый стержень, чуть-чуть металла и ластик». Дальше Рид детально отслеживает процесс производства простого карандаша. Он объясняет, что прежде всего нужно спилить дерево и доставить его на фабрику — а для этого сначала требуется сделать пилу и грузовики.
«Подумайте, сколько людей, представляющих бессчетное множество разных профессий, задействовано в этом процессе! Представьте себе, как добывали руду, как выплавляли сталь и превращали ее в пилы, топоры, моторы… представьте себе поселения лесорубов, их спальни и… столовые, а еще — готовку и то, откуда взялись продукты…» И ведь добыча дерева — только начало процесса, дальше будут лесопильный завод, сушильные печи, краска, лак, графит, глина, связующие вещества… «В моем создании участвовали миллионы людей, и мало кто из них о чем-либо подозревал». Каждый, от цейлонского шахтера, добывшего графит для производства грифеля, до президента карандашной фабрики, вложил в производство простого карандаша крошечную толику своего знания, использовал свое ноу-хау.
Таким образом, чтобы создать обыкновенный простой карандаш, нужно, чтобы объединились в одно целое созидательные импульсы миллионов людей, чтобы «миллионы ноу-хау» смогли взаимодействовать между собой.
Мы привыкли к «простому советскому парню» Гагарину и воспринимаем его примерно так же, как простой карандаш — нечто банальное, само собой разумеющееся, оказавшееся нашим, в общем, случайно, по счастливому стечению обстоятельств.
Мы бы хотели показать в своей книге, что это заблуждение.
Гагарин — «такой простой на вид» — был невероятно сложным продуктом кооперации миллионов воль и миллионов знаний, которые таинственным образом вступили в творческое и производственное взаимодействие; его биография — это миллионы биографий, сложившихся в одно целое; узнав об обстоятельствах его жизни, мы сможем многое понять о свойствах и амбициях, мечтах и надеждах целого народа, который, в силу каких-то причин, на протяжении некоторого времени вел себя в экономическом смысле иррационально, очевидно, в ущерб своим имущественным интересам; который стремился не к адам-смитовскому «богатству», благосостоянию, а к тому, чтобы выполнить некую более значительную миссию — сыграть ключевую роль в мировой истории и решить задачу преодоления смерти (9); ради этого они, миллионы воль, объединили свои усилия — и добились своего: произвели этот «простой карандаш».
Гагарина.
Простой карандаш, которым были размечены контуры рисунка будущего — яркого, переливающегося всеми цветами радуги.
Простой карандаш, которым русские навсегда вписали себя в историю человечества.
Простой карандаш, который слишком быстро выскользнул из рук и улетел куда-то; безвозвратно.
И ничего в истории этого карандаша не было случайным.
ВВЕДЕНИЕ
Гагарин — влажная, что называется, фантазия любого биографа. В его жизни есть то, что может тронуть кого угодно, — приключения, странные знакомства, феноменальный карьерный взлет, неразрешенная загадка и соответствие архетипическим фольклорным сюжетам. Источниковая база кажется неисчерпаемой. Гагарин позиционировался как идеальный гражданин СССР — поэтому неудивительно, что советская власть всячески стимулировала сослуживцев, учителей, друзей и родственников Гагарина писать и публиковать мемуары. В результате в одной только гагаринской семье оказалось четверо писателей: сам Юрий Алексеевич, издавший автобиографию — и международный бестселлер — «Дорога в космос», его жена, мать и брат. Словно всего этого недостаточно, на протяжении пятидесяти лет центральная и местная пресса СССР и затем России рыскала в поисках любого мало-мальски неизвестного эпизода из жизни первого космонавта. Тем страннее, что итоговой, закрывающей тему книги после крушения СССР так и не появилось; никто не систематизировал набравшиеся за 20 лет информационные накопления — и это притом что, судя по соцопросам, Гагарин является самой привлекательной личностью если не за всю историю России, то уж точно за XX век.
