Вадим Сафонов - Земля в цвету
Советские конструкторы создали сотни изумительных машин. Кажется, что иные из них обладают тончайшим осязанием, даже слухом и зрением. Одна выискивает в горе зерна еле различимые семена сорняков. Другая выбирает вату из коробочек хлопка. Третья ищет нераскрывшиеся хлопковые коробочки. Четвертая сажает рассаду, выравнивает землю вокруг саженца и поливает его водой. Машины уничтожают гусениц, останавливают нашествие саранчи, сажают лес и картофель, копают сахарную свеклу, полют и окучивают, осторожно разрыхляют почву вокруг нежных ростков. Сколько их — мудрых машин-мастеров! И какая выдумка вложена в них, в их мощные руки, гибкие сочленения, сотни проворных пальцев!
Советская наука о сельскохозяйственных машинах создала самый совершенный в мире плуг и комбайн, срезающий хлеба под корень и не рассевающий по полю семена сорняков. Эта наука, спроектировавшая сотни «умных» машин, разрешила задачу полной механизации уборки и зяблевой обработки почвы («как этого требовал академик Вильямс», пояснил товарищ Василенко). Уже широко испытан «комплекс» комбайновой уборки с зяблевой обработкой. Только опора на мичуринскую науку о развитии растений и животных помогла советской науке о сельскохозяйственном машиностроении добиться ее поразительных достижений.
И академик Василенко, рассказав о механизации культуры многолетних трав (входящих, как известно, важнейшим звеном в травопольную систему) и о сенокосилке, двигающейся на поле и с поля почти со скоростью автомобиля, привел такой пример.
Доильные машины существуют давно. Как проектировали их зарубежные конструкторы? Чтобы выдавить молоко, надо сжимать и разжимать сосок. И они построили двухтактные машины. И коровы сплошь и рядом болели от этих машин — никто не мог сказать, почему. Конструкторы убеждали хозяев, что это происходит вопреки здравому смыслу.
Советские машиностроители-мичуринцы подошли к делу по-иному. Они работали в содружестве с природой. Изучили, как сосет корову теленок. И выяснилось, что происходит это не в два, а в три такта: сжатие, разжатие, вдох, — теленок дышит, а сосок отдыхает, и в нем восстанавливается кровообращение. Теперь у нас построена трехтактная доильная машина. Она заняла первое место среди всех доильных машин мира. Корова «не замечает» доения этой машиной.
В разгар работы сессии стало известно, что тысяча сибирских колхозов заявила о своем желании сеять по стерне. А на другом конце страны, на Украине, случилось событие, на первый взгляд менее заметное, но не менее знаменательное: сто трактористов Ситковецкого района приобрели книгу Вильямса, и один из них, Дмитрий Пальченко, пишет: «Читая эту книгу, я каждый раз чувствовал, будто у меня кто-то с глаз повязку снимает. Когда я начал применять лущевку, а потом пахоту с предплужником, мне казалось, будто в мозгу моем наука В. Р. Вильямса зажгла какие-то особые фары — знания и силы, и они дали мне возможность ясно видеть нутро обрабатываемой мною земли, этой великой кладовой высоких урожаев. Если меня пошлют в колхоз без предплужника, я его за свои деньги куплю, но пахать буду только с предплужником».
Вопрос был совершенно ясен, какую науку принял и какую отверг народ.
— Наука существует, чтобы народу жить лучше! — воскликнул заместитель редактора «Правды Украины» А. В. Михалевич, и бурный обвал аплодисментов грянул в ответ.
Так неотразима была сила всех этих фактов, сила единодушия участников сессии, всех, кто был в этом зале, так очевидно полное, безнадежное банкротство морганизма-менделизма, что уже на сессии некоторые морганисты (академик П. М. Жуковский, профессор И. М. Поляков, доцент С. И. Алиханян) выступили с заявлениями, что они отказываются от своих воззрений.
Делом надо подтвердить эти заявления.
Но трудно представить себе сейчас такого честного советского ученого, который не понял бы, куда ведут и что объективно означают реакционные, идеалистические в самом существе своем, раболепно вывезенные из-за рубежа, теории формальной генетики.
Лысенко подводил итоги сессии. Долго говорить уже не было нужды. Следовало уточнить некоторые вопросы. Единственное, чем похвалялись морганисты, это были опыты по так называемой искусственной полиплоидии. Полиплоиды на морганистском языке — это организмы с умноженным набором хромосом. Применяя по своему обычаю драконовские способы воздействия на организмы, отравляя их ядом колхицином, морганисты калечили делящиеся клетки так, что хромосомы в них делились, умножались, а сама клетка разделиться не могла. Получались полиплоиды. Морганисты уверяли, что это чрезвычайно важно хозяйственно и что таким путем они уже вывели сорта гречихи, кок-сагыза и некоторые другие. На деле оказалось, что целые лаборатории, долгие годы купая семена в колхицине, полиплоидов понаплодили множество, а сортов — ни одного, что большинство выведенных «сортов» отличается «небольшим» недостатком: не дают семян, что в сельском хозяйстве известны действительно хорошие сорта-полиплоиды, но есть не меньше отличных сортов вовсе не полиплоидов, — короче говоря, что при искусственной полиплоидии никакие сорта совсем не выскакивают сами собой, как билетики в автомате. Нет, это далеко не волшебная палочка.
— … Мы признаем действие условий жизни на живое тело, — сказал Лысенко. — Так почему же мы должны не признавать действия таких резких факторов, как рентгеновские лучи или сильнейший яд колхицин и другие? Мы не отрицаем действия так называемых мутагенных веществ, но настойчиво доказываем, что подобного рода воздействия, проникающие в организм не через его развитие, не через процесс ассимиляции и диссимиляции, лишь в редких случаях и только случайно могут привести к полезным для сельского хозяйства результатам. Это не путь планомерной селекции, не путь прогрессивной науки.
Случай, «удача», «авось» царят в теории и практике формальной генетики.
Наука же, которая не дает практике ясной перспективы, силы ориентировки и уверенности в достижении практических целей, недостойна называться наукой.
А мичуринское учение по своему духу неотделимо от практики.
Это главное в нем, суть и коренной характер его. Оно вступает, вмешивается в гущу жизни и выполнению ее велений, решению огромных народнохозяйственных задач отдает всю могучую силу свою и отсюда же почерпает новую силу, находя через это Практическое творчество путь к наиболее глубокому и действенному постижению законов природы. То, что было мечтой для величайших ученых прошлого, — единство теории и практики, преображающее всю науку, — осуществлено здесь.
— Прогрессивная биологическая наука, — сказал президент академии, — обязана гениям человечества Ленину и Сталину тем, что в сокровищницу наших знаний, в науку, золотым фондом вошло учение И. В. Мичурина.
И он закончил здравицей учению Мичурина, учению о преобразовании живой природы на благо советского народа, здравицей партии Ленина — Сталина, открывшей миру Мичурина и создавшей в нашей стране все условия для расцвета передовой материалистической науки.
А когда он произнес последнюю фразу: «Слава великому другу и корифею науки — нашему вождю и учителю товарищу Сталину!» — тысяча, может быть, человек, наполнявших этот огромный зал, поднялись все, как один, и долго стоя аплодировали, и несколько раз, притихая, аплодисменты возобновлялись вновь.
В том же августе 1948 года президиум Академии наук СССР на трехдневном расширенном заседании обсудил итоги сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина. Высшее научное учреждение нашей страны единодушно пришло к выводу, что в центре всего естествознания должно быть развитие мичуринской науки.
Перестраивается работа университетов, всей необозримой, по стране раскинутой сети институтов, исследовательских лабораторий, селекционных станций. Небывалый подъем охватил агробиологов и почвоведов, агрономов и зоотехников, академиков и колхозников-передовиков. Словно наступил великий праздник, как о том говорилось на сессии… Никогда жизнь не была так взыскательна к ученому, и никогда взыскательность жизни так не воодушевляла ученого. Будто вихрь, вихрь гигантских дел, благородных задач врывался в недавно еще запертые, душные комнаты, где менделисты чуть не вчера занимались своим крохоборчеством и своей схоластикой. Высшим законом стало: поля ждут, животноводческие фермы требуют! Грандиозные перспективы открыты для каждого научного работника, идущего навстречу голосу жизни, не стало малых дел. Чудесные вести приходили с Горок Ленинских под Москвой, с полей Украины, снимавших урожай 1948 года, из садов Сибири, где шел осенний обильный сбор тяжелых, превосходных плодов, налившихся у рубежей тайги, из племхозов Узбекистана, с их красой и гордостью — обновленными стадами каракулевых овец.
