Александр Мосякин - Ограбленная Европа: Вселенский круговорот сокровищ
Гитлеровское руководство понимало остроту проблемы. Вот что 13 октября 1936 года писал Рудольф Гесс в газете Volkischer Beobachter («Народный обозреватель») — официальном печатном органе НСДАП — по поводу введения карточек на жиры: «Мы добились того, что немецкий народ на 100 % снабжает себя хлебом и мукой, картофелем, сахаром и молоком. Отстают по этому показателю овощи и мясо, яйца и сыр, а с жирами мы очень зависим от импорта. Отсюда и сложности в снабжении. Но нас это не должно расстраивать, ибо гораздо важнее импортировать необходимое для промышленности сырье, чем жир, ведь промышленность — это работа для миллионов, это вооружение. Мы готовы и в будущем, если надо, есть меньше жира и свиного мяса, меньше на пару яиц, так как мы знаем, что это жертвы на алтарь свободы нашей страны. Мы знаем, что валюта, которую мы экономим, идет на вооружение страны. Лозунг „Пушки вместо масла“ актуален до сих пор. Мы заботились о том, чтобы желание напасть на нас было как можно меньше. Ныне в Германии живут 6,5 млн человек, которые при Гитлере получили работу, а немец стал расходовать в среднем на 85 марок больше, чем до 1933 года».
Здесь важно подчеркнуть слова Гесса о том, что для Германии «гораздо важнее импортировать необходимое для промышленности сырье, чем жир, ведь промышленность — это работа для миллионов, это вооружение». Для руководства Третьего рейха импортируемое сырье для военной индустрии было важнее, чем питание нации! Это был абсолютный приоритет, потому что без стратегического сырья военная экономика Германии встала бы и, как следствие, война была бы проиграна. А сырье надо было покупать за валюту и золото. Но как покупать при мизерных золотовалютных резервах, которых не хватило бы даже на месяц ведения войны?! Это стало одной из главных причин ставки германского Верховного главнокомандования на «молниеносную» войну (блицкриг), так как длительную войну Германия вести не могла, а рассчитывать на американские и английские займы больше не приходилось. Перед руководством Третьего рейха встала проблема добычи валюты любым путем. Ни веймарская экономическая модель, основанная на американских кредитах, ни хитроумные затеи Шахта здесь не годились. Четырехлетний план развития, который курировал Геринг, имел целью создать автаркическую экономику, способную выстоять в условиях военной блокады, но проблему валюты и сырья он тоже не решал. Нужен был новый механизм функционирования военной экономики, работавший по схеме: добыча валюты и золота — закупки сырья — военное производство. Во время войны первое (ключевое) звено цепочки означало грабеж завоеванных территорий.
Такая перспектива страшила Шахта, как и нараставший административный гнет в экономике. Он вступил в конфликт с Герингом — адептом жестких административных мер — и в конце ноября 1937 года был вынужден уйти с поста рейхсминистра экономики. Шахта сначала сменил сам Геринг, а 4 февраля 1938 года министром экономики Третьего рейха стал Вальтер Функ — по основной профессии журналист, изучавший в университетах Лейпцига и Берлина экономику попутно с правом, литературой и музыкой. С 1921 года он был редактором «Берлинской биржевой газеты», а с 1927-го — председателем пресс-службы Берлинского биржевого общества и Берлинской промышленно-торговой палаты. Потом Функ входил в состав правления Общества германской промышленной и социальной политики, вступил в НСДАП, а в феврале 1933 года стал пресс-референтом Гитлера. Геринг и Функ мало что смыслили в экономике и финансах. С их приходом тонко выстроенная Шахтом экономическая модель стала рушиться.
7 января 1939 года Шахт направил Гитлеру письмо, в котором указал, что курс, проводимый его правительством, приведет к краху финансовой системы Германии, гиперинфляции, и потребовал передать контроль над финансами Министерству финансов и Рейхсбанку. Но это не возымело действия, и 20 января 1939 года Шахт ушел с поста президента Рейхсбанка, сохранив по настоянию Гитлера лишь пост министра без портфеля. Теперь в немецкой экономике правили бал Функ и Геринг, который не раз говорил: «Я люблю пограбить». Этот императив определил новый механизм функционирования германской экономики, а с ним судьбу достояния многих народов и теневую финансовую историю Второй мировой войны.
ЧАСТЬ II
ВЕЛИКИЙ ГРАБЕЖ
На фоне бесчисленных публикаций об истории и разных аспектах Второй мировой войны очень долго оставалась в тени судьба награбленных сокровищ Третьего рейха. Тема неожиданно всплыла в 1996 году, когда в одном крупном швейцарском банке уничтожались по сроку давности документы о тайных финансовых связях Швейцарии и гитлеровской Германии. Служащий банка выкрал часть бумаг и предал их огласке, что породило грандиозный скандал, поскольку речь шла о конфискованных нацистами ценностях европейского еврейства, так называемом золоте холокоста. Под давлением Всемирного сионистского конгресса и других еврейских организаций страны Запада были вынуждены приоткрыть архивы и провести в конце 1990-х годов две международные конференции по закрытой теме, приподнявшие завесу над одной из великих тайн минувшей войны. Но потом о ней, словно по команде, все снова забыли.
Гробовая тишина стоит и в Германии. Только летом 2009 года по настоянию бывшего министра финансов ФРГ социал-демократа Пеера Штайнбрюка[21], независимой комиссии международных экспертов было поручено изучить деятельность германского Министерства финансов во времена национал-социализма. В частности, историки должны прояснить, какую роль это ведомство играло в массовом расхищении еврейского имущества и ценностей, а также за счет чего финансировалась военная экономика Германии и ведение войны. Проект был рассчитан на три-четыре года, но результатов работы нет и поныне или они засекречены. Есть лишь высказывания привлеченных к делу немецких историков, которые в ноябре 2010 года представили в Берлине некоторые предварительные выводы. Согласно этим выводам, нацистское Министерство финансов играло ключевую роль в преследовании евреев и разграблении их имущества. В период с 1933 по 1945 год оно активно занималось «финансовым уничтожением» евреев и «систематическим разграблением» оккупированных территорий Европы. Награбленные средства составляли не менее трети военного бюджета Германии во время войны. «Министерство финансов Третьего рейха не было политически нейтральным административным учреждением», — констатировал кёльнский историк Ханс Петер Ульман. По его словам, это ведомство сыграло немаловажную роль в преступной политике нацистов, финансируя режим и его вооружение посредством налогов, долгов и «не в последнюю очередь просто грабительством». Так что же грабили финансисты фюрера, для чего и какова дальнейшая судьба награбленных ими ценностей?
ГЛАВА 4
«ДЕГЕНЕРАТИВНОЕ ИСКУССТВО» КАК БИЗНЕС
Жизнь тоталитарных обществ определяет идеология, как правило, созданная вождями, которые всё знают и всегда правы. Следствием этого является разделение ценностей человечества и самого человечества на две категории: своих и чужих, правильных и неправильных. В реальную политику эту дихотомию ввели большевики-ленинцы, разделившие мир на антагонистические классы, а мировую культуру — на хорошую и плохую, полезную и вредную, свою и вражескую. Первую надлежало лелеять и развивать, вторую — душить и уничтожать. Разделение русской и мировой культуры на «прогрессивную» (угодную большевикам) и «реакционную» (буржуазно-черносотенно-клерикальную) провел В. И. Ленин в своей работе «Критические заметки по национальному вопросу». В ней он признал дореволюционную русскую культуру враждебной большевизму и заявил: «Наше дело — бороться с господствующей, черносотенной и буржуазной культурой великороссов»[22]. А значит, со всей мировой «непролетарской» культурой. Эту идею культурной сегрегации позаимствовали нацисты, у которых, по словам Л. Д. Троцкого, «все заимствовано и подражательно.
Муссолини совершал плагиат у большевиков. Гитлер подражал большевикам и Муссолини»[23]. Только в основе большевистской сегрегации лежал классовый принцип, а в основе нацистской — расовый. И нацисты придали идее новое содержание, заменив абстрактные классовые критерии конкретными (в том числе финансовыми) интересами германской нации. Хотя началось все с идеологии.
30 января 1933 года Адольф Гитлер стал рейхсканцлером, а с 10 мая на площадях немецких городов запылали костры из тысяч книг. Эта невиданная в цивилизованном мире акция ознаменовала собой рождение «культурной политики» новой Германии, призванной очистить «арийскую расу» от тлетворного влияния «неполноценных» народов и отделить «арийскую» культуру от «вражеской». Кроме публичного сожжения книг была проведена чистка немецких библиотек, откуда в спецхраны тоннами изымалась всяческая «крамола». Покончив с литературой, власти рейха взялись за изобразительное искусство. Все модернистские течения в искусстве начала XX века — кубизм, фовизм, экспрессионизм, сюрреализм, «новая вещественность». Баухауз и прочие — были признаны антигерманскими, «жидо-большевистскими», опасными для германской нации и всей «арийской расы». В средствах массовой информации такие произведения преподносились как непонятные народу «отрыжки больного сознания» их творцов. Не принимались также предтечи модернизма — импрессионизм и постимпрессионизм.
