Александр Никонов - Венец творения в интерьере мироздания
Я надеюсь, ни для кого не открытие, что эпоха рыцарского романтизма, родившая такие архаичные понятия героического ряда, как «честь», «дуэль», «клятва», «патриотизм», «кровопролитие», «отчизна», «самопожертвование», «прорыв», «прекрасная дама сердца» (из-за которой рыцаря и подростка постоянно тянет на подвиги), — порождение феодального строя и эпохи сельскохозяйственного производства? Что после промышленной революции хомо романтикус сменился хомо прагматикусом? И что некоторые граждане психологически до своего времени не дорастают, так и оставаясь инфантильными максималистами с романтическим флером в заднице?… Если все это для вас — открытие, тогда читайте внимательнее, юноша: с помощью чтения юноши постигают жизнь.
(Особенно меня забавляет понятие «клятва» — этакая псевдомагическая формула. «А если я нарушу эту торжественную присягу, пусть меня покарает могучая рука…» Что за таинственная рука такая? Откуда она растет? Подозреваю, что оттуда, откуда у нас в стране все руки растут.)
Многие безобразники, почитающие себя интеллигентами (как правило, гуманитарии), не верят в то, что человечество от эпохи к эпохе меняется к лучшему, становится гуманнее. Они считают, что существует только технический прогресс, а морального не бывает. Не буду с ними полемизировать, лезть в историю и отсылать к авторитетам, скажу лишь, что не меняться человеческий психотип от поколения к поколению просто не мог. Хотя бы потому, что меняются технологии общественного производства, а новые технологии требуют нового оператора.
Новые операторы — люди постиндустриальной эпохи — в среднем становятся спокойнее, прагматичнее, терпимее к инаковости, словом, качественнее. Их толерантность приводит к тому, что растет внутреннее разнообразие социальной системы, она становится более гибкой — это весьма неплохо для выживания социума в быстро меняющихся условиях. В общем, все вроде бы хорошо.
Но…
Но, как я уже сказал, далеко не все люди взрослеют, достигают высшей формы психологической эволюции — homo pragmaticus. Ничего странного в этом нет — появление высшего творения эволюции не уничтожает автоматически творения, стоящие на эволюционной лестнице ступенькой ниже. Появление на исторической арене приматов, не «отменило» примитивных одноклеточных. Мы сосуществуем параллельно. Так же и с психотипами. На одной и той же планете произрастают, с одной стороны, голландец — постиндустриальный человек из сообщества с высокой терпимостью, который спокойно относится к легальной марихуане, к религии, к однополым бракам и протестует против смертной казни… а с другой — арабский шахид — жертвенный рыцарь, несгибаемый, неубеждаемый герой. Он не хочет работать, ему это не интересно, он воин. Романтик. Ребенок.
… Престарелые хиппи. Барды и байдарочники. Шестидесятники, воспитанные на песнях Окуджавы и влипшие в свое обманчиво-оттепельное время, как мухи в паутину. Взрослые энтузиасты, возглавляющие детские военно-патриотические клубы и до седых волос бегающие с деревянными автоматами. «Идущие вместе», или как они теперь называются…
Кстати, хороший пример. Зайдите для смеха на их сайт. Предводителю новых комсомольцев Василию Якеменко 30 с лишним лет. А терминология его статей и воззваний носит неизлечимый наивно-юношеский характер — «истинные ценности», «запретить», «однозначно вредно», «подонки и сволочи», «настойчиво бороться»… Психолог скажет вам, что весь этот словесный набор — свидетельство инфантильного ума. Простое черно-белое восприятие мира, в котором обязательно фигурируют «враги» и «настоящие друзья», «преданность» и «предательство», «мужество» и «трусость». А реальный мир давно перестал быть по-детски простым.
Тяжело романтикам во взрослом мире. Сколько семейных судеб исковеркали эти проклятые алые паруса Грина! Эта долбаная Ассоль!
Тем не менее процесс замещения романтиков прагматиками в обществе идет. Книги и фильмы, которые раньше считались взрослыми, теперь устойчиво относятся к подростковым. Дюма, Стивенсон и Жюль Берн — детские писатели. А когда-то их романтическими опусами зачитывалась вся взрослая Европа. Стругацких нынче тоже читают только юные студенты да не нашедшие себя в жизни старшие инженеры из бывших секретных ящиков. Лежа на диване.
Нужно учесть, что все это относится к горожанам развитых регионов планеты — именно там царство прагматичного человека. Но есть целые страны и слои населения, состоящие из романтиков, то есть деревенских по складу людей. Homo pragmaticus практически не встречается на селе. Просто потому, что внутренняя психологическая сложность, рефлексивность избыточны для сельскохозяйственного процесса, которому тысячи лет от роду. Попросту говоря, селяне глупее горожан и не их в том вина: сельская жизнь информационно и событийно менее насыщенна, и если ребенок рос до 7-10 лет в деревне, он, как замечено учителями и психологами, будет отставать от городских в смекалке и пронырливости, сообразительности и быстродействии. В селе, как и в армии, люди тупеют. Точнее, в армии тупеют, а в селе просто не развиваются.
Следствие из вышесказанного: массовым производством романтиков грешат страны, где еще толком не произошел урбанистический переход — миграция сельского населения в города. Деревенские люди, как существа более простые, больше склонны голосовать за диктаторов. Вот, кстати, хороший пример!.. В каких бывших республиках бывшего СССР установились авторитарные режимы? В Средней Азии, естественно, и в Белоруссии. То есть в тех республиках, где процесс урбанизации отставал. Ну, с сельской Средней Азией понятно. А вот в Белоруссии из-за отставания процесса урбанизации ныне очень большой процент горожан в первом поколении. То есть людей, формирование которых прошло в деревне. (Вспомните позднесоветский фильм «Белые росы» о наступлении города на деревню.) Вот вам результат: Лукашенко — бывший председатель колхоза — в президентах.
Для справки: в России процесс урбанизации завершился к семидесятым годам, теперь у нас только 25% населения живет в деревнях. И слава богу. По этому показателю Россия — развитая страна. Население в ней не растет, так же как и в прочих развитых странах. Обильно размножаются только жители деревень, неразвитых стран и одуванчики.
Кстати, одно из свидетельств завершившегося процесса урбанизации в России — уход темы деревни из искусства. Все, ушла деревня. Нет ее ни в книгах, ни в кино. Все события романов и фильмов современных разворачиваются в городе. Никаких тебе Анискиных. Процесс прошел.
Вот так плавно мы вернулись от урбанизации обратно к искусству…
Отдельные романтики, будучи в массе своей существами морально недозрелыми (до уровня постиндустриального мегаполиса с его информационными потоками), садятся в «боинг» и летят показывать кузькину мать всему прогрессивному человечеству, взрывая безвкусные американские небоскребы. В этом большая проблема современного мира — дикарю гораздо легче освоить непростую технологию управления сложной техникой, нежели перестроить собственные мозги.
Впрочем, я опять несколько отвлекся, не арабские террористы на самом деле являются предметом моего сегодняшнего рассмотрения, а вопрос, отчего же появление нового потребителя — homo pragmaticus — не привело к массовому появлению соответствующего искусства? Нет, какие-то вещи создаются, конечно Я о них писал выше. Это книги и фильмы, в которых не педалируется, или вовсе не присутствует, или просто высмеивается героический пафос, романтика и любая, простите за выражение, дихотомия. Но их — мизер! А большая часть культурного потока пока все равно эксплуатирует романтизм и «высокие чувства».
Когда юноши взахлеб читают и изучают в школе литературу про героев или всерьез воспринимают параноика Дон Кихота, которого высмеял умница Сервантес, это нормальный этап онтогенеза. Но потом тинейджер становится взрослым и… не видит иной литературы. Литературы, не эксплуатирующей в той или иной мере давно протухший романтизм. Явное невосполнение объективной потребности homo pragmaticus, который ищет смысл новой жизни, но не находит, ибо пласт искусства для него еще не создан. (Не оттого ли в Швеции самый высокий процент самоубийств?)
Может быть, дело в том, что растерянным художникам просто нечего сказать людям, нечего предложить, кроме старых штампов, они сами еще новый мир, как говорила моя бабушка, «не расчухали». Ладно, подождем-с.
Будет ли создана полноценная постиндустриальная культура? Не сомневаюсь. Но когда, в какой форме и о чем она будет рассказывать — сейчас не скажет никто. Может быть, я сам и зачну это новое искусство. Я ведь настоящий постиндустриальный писатель, черт возьми, а не какой-нибудь модный фантаст Лукьяненко!
Глава 33.
Старший брат
