И. Кузнецов - Предания русского народа
Так начался модный Кузнецкий мост. Как тут легка была рука боярская!
(М. Макаров)
Салтычиха
Салтычиха, Дарья Михайловна, была вдова Салтыкова и по связям своего покойного мужа принадлежала к самым знатным людям XVIII века; загублено ею было крестьян и дворовых людей (в основном, крестьянок) до 138 душ. Гнев Салтычихи чаще всего вызывали «плохая» стирка белья или мытье пола. Побои Салтыкова наносила собственноручно палкою, скалкою, поленьями, — на ее глазах несчастных добивали плетьми ее конюхи или гайдуки.
Примечательно, что сердце этой ужасной женщины было доступно и любви: она испытывала, например, самую нежную любовь к инженеру Тютчеву. Жила эта тигрица в Москве, в собственном доме, на углу Кузнецкого моста и Лубянки. Дело Салтычихи тянулось шесть лет, — она от всего отпиралась, говоря, что все доносы были сделаны на нее из злобы и зависти. Судья просил императрицу, чтобы она дозволила употребить над Салтыковой пытку; государыня не согласилась, но только приказала произвести пытку над кем-нибудь из осужденных на ее глазах. Но и это не привело Салтычиху к раскаянию. Но, наконец, «душегубицу и мучительницу» приказано было заключить в подземную тюрьму под сводами церкви Ивановского монастыря.
По рассказам старожилов, когда народ приходил смотреть, сквозь открытое в летнюю пору окошечко, на злодейку, употреблявшую, по общей молве, в пищу женские груди и младенцев, Салтычиха страшно ругалась, плевала и совала сквозь окошечко палку. Говорили также, что она родила ребенка от своего тюремщика. Салтычиха была заключена в склепе 33 года, умерла в 1800 году. Похоронена она в Донском монастыре.
(М. Пыляев)
Встреча в Москве государя Александра I
Еще не отгремела Бородинская битва, неприятели были еще далеко, они не вторглись еще в Смоленск (в ворота Москвы, как говорили тогда). Накануне 12 июля в столицу ожидали прибытия государя. Народные толпы двинулись за Дорогомиловскую заставу встречать своего дорогого гостя; народ расположился на Поклонной горе в ожидании прибытия его, около бывшей там дубовой рощи. Начинало уже смеркаться, а государь все еще не ехал; наконец, от проезжавших по той дороге узнали, что он остановился отдыхать в селе Перхушкове и прибудет в Москву на другой день утром; опечаленный этим известием народ стал расходиться.
Наступила ночь, но крестьяне деревни Фили и села Покровского (в трех верстах от заставы) не хотели успокоиться до тех пор, пока не увидят государя. Вместе с тем, желая встретить его по коренному русскому обычаю, с хлебом с солью, они отправили в Перхушково конных гонцов узнать, когда он отправится в путь. Гонцы быстро прискакали назад и уведомили поселян, что государь уже едет. По обычной своей скромности он хотел уклониться от торжественной встречи москвичей и въехать в Кремль незамеченным.
В самую полночь государь прибыл на Поклонную гору; священник села Покровского ожидал уже его там в полном облачении, держа на серебряном блюде крест, а маститый старец дьякон стоял с горящей свечой, трепетный блеск которой в темную безлунную ночь озарял благоговейную картину. Государь ехал шибко, в открытой коляске, но, увидев священную встречу, приказал остановиться и, выйдя из экипажа, с глубоким вздохом приложился к распятию…
(С. Любецкий)
Петровский парк
До 1776 года место, занимаемое ныне Петровским дворцом и парком, было совершенно пустынно, оно принадлежало Высокопетровскому монастырю, почему и называется Петровским. Левее от него расстилается песчаное Ходынское поле. На всем этом пространстве издавна существовали глиняные копи, кое-где, как оазисы, виднелась тощая зелень, лачуги огородников; поляны, засеянные репой, да землянки ямщиков Тверской слободы, которые копали там глину и песок. В начале текущего столетия близ подъездного Петровского дворца, выстроенного в 1776 году по велению императрицы Екатерины II архитектором Казаковым в мавританском вкусе? около так называемой Петровской рощи, находилось уже несколько дач (тогда их называли загородными домами) Степ. Степ. Апраксина, княг. Волхонской, г-на Ошанина (прежде кн. Мих. Петр. Голицына) и г-жи Лобковой. Там находилось и несколько трактиров; один из них был известен под названием Gastronome Russe; его содержал французский повар, в нем давались бальные вечера и происходили людные гулянья в роще. В 1812 году эта роща много пострадала от неприятелей; в ней вырублены были самые большие деревья для устройства биваков.
(С. Любецкий)
Ходынское поле
Налево от Петровского дворца расстилается необозримое Ходынское поле. Эта местность замечательна тем, что в 1775 году там праздновался славный Кучук-Кайнарджийский мир с турками; на Ходынке воздвигнуты были города (разумеется, в миниатюре), крепости (подобия отнятых у турок), залы, галереи, театр, беседки и проч. Виновник этого торжества граф Румянцев перед самым торжеством по желанию Екатерины вступил в Москву по римскому обычаю — на колеснице, через триумфальную арку и ворота с разными аллегорическими изображениями. Ходынское поле представляло великолепную панораму громадою своих построек; каждое здание в нем, отличавшееся своим цветом, в турецком вкусе, с минаретами, каланчами, имело вид крепости. Там изображены были моря: Черное и Азовское, орды и корабли; они назывались Азовом, Таганрогом, Еникале, Таманом, Кинбургом и проч. В Ногайских ордах стояли жареные быки с позолоченными рогами, на каланчах разными винами били фонтаны, в Таганроге находились залы для обеда, а около него кипела ярмарка; в Еникале был зал для собрания, в Кинбурге — театр; на морях — корабли с парусами и флагами, изображавшими сияющие кресты над луной. На этих же кораблях устроены были и места, с которых смотрели на фейерверк. Государыня со всем своим семейством неоднократно посещала Ходынку; праздник продолжался несколько дней.
(С. Любецкий)
Марьина Роща
В старинные времена Марьина роща была очень густа, местами даже непроходима; по преданию, в ней водились дикие звери и недобрые люди; при царях, особенно при Алексее Михайловиче, она оглашалась звуками охотничьих рогов и тявканьем гончих собак. Во время так называемых троицких походов царей на богомолье к преп. Сергию в Марьиной роще было первое становище; там тщательно расчищались места для установки шатров, в которых цари со всей многочисленной свитой, отрядом стрельцов и обозом отдыхали.
Когда в Москве свирепствовала моровая язва (в начале 70-х годов XVIII столетия), в оконечности рощи, ближе к Бутыркам, было отведено кладбище для умерших от чумы. Еще прежде этого, в 1749 году, по именному повелению императрицы Елисаветы в этой роще была выстроена деревянная церковь во имя сошествия Святого Духа с приделами Лазарева Воскресения и евангелиста Луки. В 1812 году неприятели в Марьиной роще устроили себе биваки, поделали шалаши и целые бараки из сколоченных досок и больших икон ограбленных церквей. При изгнании же неприятелей из Москвы в рощу свозили трупы людей, лошадей и других животных и сжигали их на огромных кострах…
Там некогда гулянье было ежедневное, но в праздники, особенно в Семик, когда Марьина роща была именинница, — происходил самый широкий разгул: с раннего утра предки наши приходили и приезжали на кладбище, где недалеко от церкви находился глубокий ямник, наполненный трупами людей, умерших напрасной (т. е. насильственной) смертью. Они отыскивали там своих родных и делали им честное погребение. Вот почему и сложена была песня: «Там ночь велика, спи до Семика». Между тем плач и вой на кладбище заглушался звуками плясовых и закатистых песен, раздававшихся в роще с самого утра, где уже начиналось семичное гулянье. Народ в рощу валом валил. Где теперь остатки орешника и просек, ведущих к Останкино, находился трактир «Герберг», а недалеко от него, по направлению к Бутырской роще, другой трактир; кроме этих двух, самый людный и обширный трактир Заикина стоял по соседству с кладбищем; около этих гостеприимных заведений находились садики с расставленными в них столиками и беседками.
Чего там, бывало, не насмотрятся и не наслушаются гуляки: кто азартно бранился, кто мирился и целовался. В пролесках развивалась полная картина Семика; из ближних и дальних деревень, из всех пригородов Москвы сходились туда поселяне обоих полов с берёзками, на которых развевались алые платки и ленты; там перевивались цветистые хороводы, оглашаемые песнями; фабричные парни, тоже с песнями, веселились в своем кружке; кроме них хаживали туда слепые песельники из Екатериниской богадельни, что в Преображенском; у них был кривой вожатый (у двадцати человек один глаз).
