Вадим Каргалов - Полководцы XVII в
С 1648 года начинается неожиданный взлет молодого воеводы. Возможно, сыграли роль родственные связи с влиятельными боярами Морозовыми, один из которых был «дядькой» — воспитателем Алексея Михайловича и фактически возглавлял московскую администрацию. 25 ноября 1648 года князю Юрию Алексеевичу Долгорукову был неожиданно пожалован чин боярина, он привлечен к составлению нового свода законов — Соборного уложения. Молодой боярин приближен царем, постоянно присутствует у него «за столом», что считалось великой честью. Составители «Русского биографического словаря» полагают, что причиной столь стремительного возвышения является «особенная близость Долгорукова к царю Алексею Михайловичу, для которого князь был скорее другом, чем подданным». Вероятно, в этом есть большая доля истины. Во всяком случае, сохранились дружественные письма царя к Юрию Долгорукову.
О доверии и симпатиях царя свидетельствуют и высокие, «не по прежней службе», назначения.
В 1649 году Юрий Долгоруков поставлен первым судьей в Приказ сыскных дел.
В 1651 году он стал первым судьей Пушкарского приказа, особенно важного в связи с приближавшейся большой войной с Речью Посполитой.
В том же году боярину Юрию Долгорукову указано «быть в послах к Яну Казимиру королю польскому», причем к боярскому чину посла был добавлен титул «наместника Суздальского». Впрочем, это посольство не состоялось.
В 1653 году, во время царского «похода к Троице», Юрий Долгоруков был оставлен наместником в Москве.
История знает немало случаев, когда вознесенные на вершину власти царские временщики быстро исчезали с политического горизонта, если не подтверждали высокого положения государственной мудростью, полководческим искусством, личными достоинствами. Подтвердить это могла только большая война.
Юрию Долгорукову явно повезло, что он попал «в товарищи» к такому опытному и уважаемому воеводе, как Алексей Трубецкой. Возможно, это был и не случай, а продуманное намерение царя. У «большого воеводы» Трубецкого было чему поучиться…
Юрий Долгоруков оказался способным «учеником». Если в первые годы войны он был надежным «товарищем» опытного воеводы, то затем самостоятельно командовал главными силами русского войска и одерживал победы над отборной шляхетской конницей и наемными немецкими полками. Учитель и ученик оказались достойными друг друга.
3
В исторической литературе встречаются намеки на то, что русское правительство намеренно затягивало вступление в войну за Украину, медлило откликнуться на многочисленные просьбы гетмана Богдана Хмельницкого о воссоединении братских народов. Думается, что эти упреки несправедливы. Как уже отмечалось, к большой войне Россия не была готова.
Для русского правительства характер войны был ясен: наступательная война с решительными полевыми сражениями, в которых пришлось бы противостоять европейской армии с тяжелой кавалерией, пехотными полками, состоявшими из солдат-профессионалов, — той самой «стройной рати», победы над которой так трудно давались даже талантливому полководцу Михаилу Скопину-Шуйскому. Противопоставить такому противнику необходимо было полки иноземного строя. Кроме того, предстояли осады больших и хорошо укрепленных городов, для чего тоже требовалась крепкая боеспособная пехота. А какой армией располагала Россия в то время, когда Богдан Хмельницкий настаивал на быстрейшем вступлении в войну?
Имеются сводные данные о русской армии 1651 года:
дворян и «детей боярских» — 37596 человек;
московских стрельцов — 8122 человека;
казаков — 21124 человека;
татар (легкая конница) — 9113 человек;
иноземцев — 2707 человек;
рейтар — 1457 человек;
драгун — 8462 человека.
Всего, таким образом, «под ружьем» находился 88581 человек, в основном конница, причем рейтар и драгун, умевших воевать «стройной ратью», менее десяти тысяч. Крайне мало было боеспособной пехоты. Московских стрельцов и «иноземцев» насчитывалось немногим больше десяти тысяч, солдат не было совсем, а пешие казаки несли в основном пограничную службу или стояли гарнизонами в городах. Современную армию предстояло еще создавать!
Нельзя сказать, что русское правительство этим не занималось. Были приняты и размножены новые уставы. В 1647 году в Москве отпечатали тысячу двести экземпляров книги под названием «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей», которая представляла собой полный перевод на русский язык труда И. Вальгаузена «Военное искусство пехоты». Отдельные главы излагали правила обучения солдат ротой и полком, «пехотное строение», «станы», «караульную службу» и так далее. Это было искусство «в строю пехотных солдатов, или в строю рейтарском, или в науке крепостных дел, и в науке бы и строю пушечного наряду». В 1650 году были переведены «с галанского» правила обучения рейтарскому строю.
Очень остро стоял вопрос об иностранных инструкторах-офицерах, которым поручали обучение солдат. Но еще важнее считался вопрос о создании национальных офицерских кадров, потому что горький опыт Смоленской войны показал ненадежность офицеров-иноземцев. В этом направлении правительство предпринимало большие усилия.
Шведский резидент Иоганн де Родес доносил в 1652 году из Москвы: «Полковник Бухгофен со своим сыном уже 2–3 года обучает здесь упражнениям конного строя два русских полка, которые большей частью состоят из благородных. Думают, что он их теперь так сильно обучил, что среди них мало найдется таких, которые не были бы в состоянии заменить полковника, а чтобы их даже еще больше усовершенствовать и сделать совершенством, он теперь обучает их упражнениям также пешего строя с пиками и мушкетами». Если учесть, что каждый из этих двух полков был «численностью в 1000 человек, которые большей частью все из благородных дворян», то уже к началу войны эта своеобразная офицерская школа должна была выпустить достаточное количество офицеров для рейтарских и солдатских полков.
Часть этих полков удалось сформировать еще до начала войны. Известно, например, что в царском войске в начале 1654 года насчитывалось около полутора десятков полков иноземного строя, где полковниками были в основном иностранцы, но под командованием русских воевод.
Остальные солдатские и рейтарские полки формировались уже в ходе войны, «в службу» набирали по одному человеку с двадцати-двадцати пяти крестьянских и посадских дворов. Изменялся состав армии. По данным 1661–1663 годов в результате многократных наборов «даточных людей» было сформировано:
42 солдатских полка — 24377 человек;
8 драгунских полков — 9334 человека;
22 рейтарских полка — 18795 человек;
2 полка копейщиков — 1185 человек;
1 гусарский полк — 757 человек.
Таким образом, в семидесяти пяти полках иноземного строя насчитывалось пятьдесят четыре тысячи четыреста сорок восемь человек. Пехота теперь составляла немногим меньше половины всей армии.
Но это произошло позднее. А вступала Россия в войну с войском, которое видел подьячий Григорий Котошихин, сбежавший в Польшу в 1654 году. Сведения о русском войске, включенные им в свою книгу «О России в царствование Алексея Михайловича», относятся как раз к этому времени.
Сочинение Григория Котошихина интересно потому, что это — непосредственное свидетельство современника и очевидца, по своему служебному положению хорошо информированного о военных делах. Это — подлинный документ своего времени, к тому же обогащенный взглядом со стороны, своеобразными «европейскими мерками» (Котошихин писал свое сочинение по заказу шведского канцлера Магнуса Делагарди в 1666 году, после двенадцатилетнего пребывания в Польше, Лифляндии и Швеции).
Итак, глава сочинения Г. Котошихина «О воинских сборах»:
«Сбор со всего государства, стольникам и стряпчим, и дворянам московским, и жильцам, и дворянам и детям боярским городовым, и казакам, и стрельцам, и солдатам, и татарам.
И будет на которой войне случится быти самому царю, и в то время, смотря царь всех воинских людей, отбирает себе полк изо всяких чинов людей и из полков; потом учинит полки боярам, околничим и ближним людям, по своему рассмотрению.
А бывают в царском и в боярских полках, на службе, столники и стряпчие и дворяне и жильцы, росписаны посотенно, и над всякою сотнею учинены головы, а у них порутчики и знаменщики. А хоругви у них большие, камчатые и тафтяные, не таковы как рейтарские; трубачи и литаврщики их же голов дворовые люди. А учения у них к бою против рейтарского не бывает, и строю никакого не знают; кто под которым знаменем написан, и по тому и едет без устрою.
А бывают царские знамена у самого в полку и у бояр большие, шиты и писаны золотом и серебром, на камке Спасов образ, или какие победительные чудеся; а боярские знамена бывают таковы, что у польской гусарии, разноцветные, долгие.
