Тайный дневник девушки по вызову. Часть 2. Любовь и профессия - де Жур Бель

Он интересуется, почему бы нам не нанять яхту, какой-нибудь хорошенький маленький компактный «Круизер», но я уверяю его, что это было бы непозволительно дорого. Кроме того, в машине, вероятно, будет суше и удобнее. Если сложить задние сиденья, то внутренняя площадь получается больше, чем моя постель. Так что мы пакуем еду, воду, одежду и ворох постельного белья. Потом остаемся только мы и открытая дорога…

Мы, открытая дорога и все остальные туристы, которые решили, что справляться с совершенно незнакомой системой дорожных знаков будет плевым делом. Никто здесь не обращает внимания на знаки; полагаю, они даже не знают, что эти знаки означают. Машины едут слева, справа и посередине.

Мы останавливаемся у обочины, где двое мужчин сидят на краю откинутого кузова грузовика. Намалеванный от руки плакат рекламирует их товар: мясо. Похоже, что… о нет, при ближайшем рассмотрении оказывается, что так и есть: они поджаривают что-то над углями в старой бочке из-под бензина.

Мы покупаем две порции того, что они там продают, и едем дальше. Рулить одной рукой и держать жирную свинину (думаю, что это свинина, у нее точно была нога) другой могло бы показаться опасным делом, но на деле мы рыскаем по сторонам не более безумно, чем все остальные.

Этот Парень делает мужественную попытку прикончить всю еду – воистину, к этому у него настоящий талант, – но под конец сдается, объявляя, что она «слишком жирная». Ух ты, думаю я, это что-то новенькое.

Через час мы делаем еще одну остановку и скармливаем остатки благодарным бакланам.

Вторник, 15 марта

Мы добираемся до въезда на паром как раз, чтобы обнаружить, что коробочка полна. Этот Парень встревожен, я – нет. Мы вполне можем найти себе местечко и поставить машину поближе к въезду. Таким образом, у нас остается несколько часов до того, как паром в последний раз пойдет обратно.

Остров длинный и узкий – барьерный риф. Мы идем босиком по берегу, оставив все в паркинге. Он длиннее, чем я думала, потому что час спустя мы все еще идем. Я предлагаю повернуть обратно, а то, мол, пропустим паром. Этот Парень высказывает предположение, что вряд ли нам осталось далеко идти.

Встречаем семейство на велосипедах, едущее в противоположном направлении. Я спрашиваю, как далеко еще до конца острова. Они говорят, что не знают: они до него не добирались. Я благодарю их и говорю Этому Парню, что теперь нам действительно следует возвращаться. Он морщится. Ему в ступню вонзилась колючка, и он не может идти быстро.

Вся наша вода и еда остались в машине, за несколько миль от нас. Он сильно хромает. Я останавливаюсь и пытаюсь извлечь колючку. Она крошечная, а у нас нет ни лупы, ни пинцета. Со временем мне удается ее вытащить, и он рассыпается в благодарностях, но на это потребовалось почти полчаса.

– Это как вытаскивать шип из львиной лапы, – шутит он.

К этому времени шансов успеть на паром почти не остается. У нас с собой портативный радиоприемник, и мы некоторое время его слушаем. Здесь можно поймать не так много станций. Однако начинается песня Шакиры, и я подпеваю ей, танцуя кругами вокруг Этого Парня (порядком его повеселив).

– У тебя, должно быть, горячка от жажды. В обычных условиях ты бы уже рыдал.

Подошвы моих ступней горят огнем, но оно того стоит. Мы добираемся до машины, парома давным-давно и след простыл. Как, впрочем, и людей. Наша машина – последняя оставшаяся. Мы могли бы попытаться расставить где-нибудь палатку, но вместо этого складываем сиденья и устраиваем себе пир из консервированной фасоли и тортильяс, прежде чем погрузиться в благодатный сон.

Среда, 16 марта

– Мы не можем уехать, не искупавшись, – настаивает Этот Парень. Мы проснулись от стука: какая-то птица нападала на собственное отражение в нашем боковом зеркальце. Умылись у колонки и пошли смотреть рассвет.

– Быстрины здесь смертельно опасны, – говорю я.

– Ты хочешь сказать, что боишься?

– Я хочу сказать, что можешь рисковать собственной жизнью, но не моей.

Он тут же ныряет. При таком низком положении солнца от воды отражается столько света, что я его не вижу. А если что-то случится?! Я оглядываюсь. На горизонте видны какие-то люди, наверное, рыбаки. Ни одного телефона на целые мили. Первый паром еще не пришел. Как бы я смогла поднять тревогу?

Я сижу и нервно грызу ногти почти час, пока он не возвращается, весь в гусиной коже и ожогах от медуз.

– На самом деле я рад, что ты не пошла, – говорит он. – Ты видела?! Я едва справился.

– Повернись и сам посмотри: я не могла ничего разглядеть. Я боялась, что ты утонешь, дурак этакий!

Он смотрит на меня и замечает искусанные до мяса пальцы.

– Ой, бедняжка, – говорит он и целует меня в голову. – Давай ждать паром и завтракать – я с голоду помираю.

Кожа у него все еще влажная и холодная.

Я качаю головой.

– Пока нет, не сейчас, – говорю, указывая на машину, где задние сиденья все еще опущены и с ночи расстелено белье. – Я думаю… может, тебе нужно что-то поактивнее, чтобы согреться?

Четверг, 17 марта

Я – женщина. Будучи таковой, я по праву должна наслаждаться определенными привилегиями. Одна из них – иметь неукоснительные правила разговора, которые не поддаются расшифровке со стороны мужчин. В них есть, как говорится, строчки, а есть то, что между строк, и именно в соответствии с тем, что между ними, я порой предпочитаю себя вести. Я понимаю, что это нечестно, но, в конце концов, мужчины могут писать стоя. Так бросьте же нам косточку в этой малости! Джентльмены, возлюбленные и родственники – примите во внимание!

Заповеди примерно таковы.

1. Я – женщина, и я в разговоре – главная. Не моги менять предмет разговора, если я этого не одобряю.

2. Помни первые десять минут утра и блюди их свято. Время до моей первой чашки чая не годится для беседы.

3. Не моги слишком часто обращаться к спортивным аналогиям.

4. Не моги переключать Симпсонов, даже если они переведены на испанский и я отчетливо понимаю лишь то, как мистер Бернс говорит «Excelente [103]».

5. Не возжелай койки другой женщины, если только я не возжелала ее первая.

6. Не упоминай всуе ПМС, даже если он у меня явно начался.

7. Не произноси слово «положить» с неподобающим ударением на втором слоге. Знаешь, как это раздражает всех окружающих?

8. Не употребляй всуе слово «лицемерие» в разговоре. Не больше двенадцати раз! Не пиши его как «лецимерие». Это будет склонность к злонамеренным шуткам [104]. Существуют онлайн-словари, и ты должен пользоваться ими.

9. Не желай от меня беседы, когда я читаю, даже если это чтение – всего лишь газета или оборотная сторона пакета с рисом.

10. Не разговаривай со мной через дверь туалета. Никогда. Это неправильно!

Пятница, 18 марта

Мы гуляли по пляжу, выискивая черепашьи яйца: Томас заглянул к нам с газетой, в которой было написано, как определить местонахождение гнезда, что делать, если увидишь его, и так далее. К несчастью, большинство местных считает возможным, найдя хрупкое гнездышко исчезающего вида животных, выгрести из него все яйца с целью приготовления неприлично дорогущих коктейлей для туристов или натравить на них собаку. Но мы неудержимы и рвемся в бой.

Под «нами» я имею в виду себя, разумеется. Этот Парень скакал туда-сюда в прибое, больше интересуясь медузами, чем яйцами. Что ж, это вполне справедливо, полагаю. Вполне вяжется с его одержимостью научной фантастикой.

Он вдруг вскрикнул, и я подскочила: может быть, подумалось мне, его атаковала флотилия медуз? И что делать в таком случае?! Правда, говорят, надо пописать на обожженные места, вроде помогает. Или краб ущипнул его за палец ноги, как случилось со мной на неделю раньше? Он, между прочим, мне ни капельки не посочувствовал, зато хохотал не переставая: «Ты бы видела, какое у тебя было выражение лица!» Искренне понадеялась, что это краб.