Александр Помогайбо - Тайны великих открытий
Историки не могли понять — какой же случай помог химику сделать свое открытие на самом деле?
Рискнем предположить, что оба. Если мы взглянем на формулу бензола, то увидим, что в ней "нетрадиционны" два момента — она скручена в кольцо (как змея), и элементы формулы имеют попеременно то две, то одну связь (как у обезьян в клетке).
Следует заметить, что открытию строения формулы бензола предшествовала долгая напряженная работа; в общей сложности Кекуле размышлял над этой задачей десять лет…
Итак, кто же прав — Пуанкаре или Гумилевский? Аналог извлекается из глубин подсознания, или же он находится в природе?
По-видимому, правы оба. Принципиально новая идея может возникнуть и из подсознания — если в памяти хранится полезный принцип из другой сферы деятельности. Память при этом должна быть особенно хорошей.
Сам Пуанкаре заметил:
"Особенно способные в математике должны отличаться очень выраженной памятью или, скорее, необычной напряженностью внимания".
Способности выдающихся математиков подтверждают эти слова. Леонард Эйлер имел необыкновенную память на числа. Он был способен назвать первые шесть степеней всех чисел до ста. Академик А. Иоффе пользовался по памяти таблицей логарифмов. Об особой памяти Чаплыгина пишет и сам Лев Гумилевский:
"В основе прозорливости Чаплыгина лежит, конечно, его способность устанавливать далекие связи между явлениями, родственными по природе их, но живущими в нашем сознании изолированно друг от друга. У людей со средней или неразвитой памятью такие явления при отсутствии ассоциаций между ними часто совсем и навсегда исчезают из памяти Феноменальная память хранит бездну отражений общепринятой и социальной среды, и деятельный ум легко ассоциирует их, оперирует ими".
Великие шахматисты тоже, как правило, обладали поразительной памятью. Пол Морфи знал наизусть кодекс законов штата Луизиана и прекрасно говорил на четырех языках. Александр Алехин был способен по памяти воспроизвести один раз прочитанную страницу; он тоже свободно разговаривал на нескольких языках. Михаил Таль был способен вспомнить все свои партии — в том числе и сыгранные вслепую; помнил все свои партии и Роберт Фишер.
Итак, для хранения большого числа ассоциаций требуется хорошая память. Но она — лишь вместилище ассоциаций, их нужно загрузить. И тут мы обнаруживаем еще одну непременную особенность творческих личностей — их ненасытную жадность до знаний, часто из различных областей деятельности. Именно знания из других областей зачастую позволяли применить при решении "чужой" принцип.
О великом изобретателе Эдисоне Генри Форд писал:
"Его знания почти универсальны. Нет предмета, которым бы он не интересовался, и он не признает в этом отношении никаких ограничений".
Галилей, помимо открытия законов движения тел, изобрел термометр и телескоп. Эйнштейн сам или с соавторами запатентовал схемы фотоэкспонометра, холодильника, магнитострикционного громкоговорителя, фотокамеры, гироскопа, а также разрабатывал новый тип полиграфической машины. Ньютон изготовлял великолепные для своего времени приборы и инструменты, создал свою конструкцию водяных часов, изобрел станок для чеканки монет и строил повозки, передвигающиеся при помощи струи пара.
Хотя мы привыкли считать Менделеева химиком, из 430 работ Менделеева собственно химии посвящено лишь 9 процентов. Физике, физико-химии и технологии ученый посвятил вдвое больше исследований, а немало трудов у него есть еще и в геофизике и экономике. Среди его работ исследования сыроварения в России, полета на воздушном шаре, температуры в верхних слоях атмосферы, соображения по поводу строительства ледокола, конструкция керосиновых ламп, календарная реформа, труды по судебной экспертизе и виноделию, заметки по поводу введения метрической системы в России. Различные исследования не мешали друг другу, а дополняли своими принципами.
"…Он давно все знает, что бывает на свете, — писал Александр Блок о том впечатлении, которое произвел на него Д.И. Менделеев. — Во все проник. Не укрывается от него ничего. Его знание самое полное…"
Но почему из великого множества "сцеплений атомов" в нашей голове подсознание выбирает именно нужное, достойное того, чтобы вывести его в сознание и породить тем самым "озарение"?
Основываясь на своих личных наблюдениях, Пуанкаре попытался дать ответ и на этот вопрос. По его мнению, каждая комбинация сцепившихся идей подвергается проверке неким внутренним "эстетическим чувством", которое отбраковывает большинство комбинаций:
"Среди многочисленных комбинаций, образованных нашим подсознанием, большинство безынтересно и бесполезно, но потому они и неспособны подействовать на наше эстетическое чувство; они никогда не будут нами осознаны; только некоторые являются гармоничными и потому одновременно красивыми и полезными; они способны возбудить нашу специальную геометрическую интуицию, которая привлечет к ним наше внимание и таким образам даст им возможность стать осознанными.
…Таким образом, это специальное эстетическое чувство играет роль решета, и этим объясняется, почему тот, кто лишен его, никогда не станет настоящим изобретателем".
Далее Пуанкаре подытоживает свои рассуждения:
"Мы приходим к следующему заключению: полезной комбинацией является как раз наиболее изящная комбинация, т. е. та, которая в наибольшей степени удовлетворяет тому специальному эстетическому чувству; которое знакомо всей математикам, но которое до того непонятно профанам, что упоминание о нем вызывает улыбку на их лицах".
Упоминание о чем-то подобном "эстетическому чувству" — не редкость в описании творчества виднейших ученых. По мнению Дирака, главным стимулом, побудившим Эйнштейна к созданию новой теории тяготения, было стремление к изящной математической форме. Сам Эйнштейн упоминал о "теоретических наслаждениях", которыми, по его мнению, полна современная физика.
Физик Макс фон Лауэ писал:
"Понимание того, что сложнейшие разнообразные явления математически сводятся к таким простым, и гармонически прекрасным уравнениям Максвелла, является одним из сильнейших переживаний, доступных человеку".
Великий натуралист Чарлз Дарвин говорил:
"Я обнаружил, правда бессознательно и постепенно, что удовольствие, доставляемое работой мысли, несравненно выше того, которое доставляет какое-нибудь техническое уменье или спорт… Главным моим наслаждением в течение всей жизни была научная работа".
Кеплер к своим открытиям относился как поэт. Вселенная представлялась ему стройной гармонией. Открыв свой третий закон, Кеплер пришел в такое восторженное состояние, что ему показалось, будто он бредит.
Е.М. Лифшиц писал:
"Ландау рассказывал, что, когда ему было 16 лет, он был потрясен невероятной красотой общей теории относительности… Он рассказывал также об экстазе, в который привело его изучение статей Гейзенберга и Шрёдингера, ознаменовавших рождение новой квантовой механики".
Действительно, формулировки, легко выражающие сложное понятие, формулы, с помощью всего нескольких переменных описывающие сложное, на первый взгляд, явление, несут в себе порядок и гармонию — а следовательно, и позитивное эстетическое переживание. Для людей с логическим складом ума красива теория Галилея, поскольку она не имеет громоздких формул модели Птолемея. Красивы законы Кеплера, поскольку в несложной форме они выражают сложные движения планет.
"Ученый изучает природу не потому, что это полезно; он исследует ее потому, что это доставляет ему наслаждение, а наслаждение это ему дается потому, что природа прекрасна, — говорил Пуанкаре. — Если бы природа не была прекрасна, она не стоила бы того, чтобы ее знать; жизнь не стоила бы того, чтобы ее переживать".
Подобные слова можно сказать не только о работе ученых, а о всякой творческой работе вообще. Горький считал, что "талант развивается из чувства любви к делу, возможно даже" что талант в сущности его и есть только любовь к делу, к процессу работы".
Шахматист А. Алехин писал:
"Я считаю необходимыми для успеха три следующих фактора. Во-первых, понимание своей силы и слабости; во-вторых, точное разумение силы и слабости противника; в третьих, более высокая цель, чем минутное удовлетворение. Эту цель я вижу в научных и художественных достижениях, которые ставят шахматную игру в ряд других искусств".
Итак, эмоции — важный элемент творческого процесса. Значит, подготовка творческой личности должна включать повышение общей культуры, обогащение эмоциональной сферы.
