Дайан Китон - Кое-что ещё…
– Люди говорят, что я витаю в облаках, но это неправда. Я вам вот что скажу по поводу всего этого “Оскара”. Это большое событие для нашей маленькой семьи. Этот Вуди Аллен – неглупый малый, раз придумывает такие сюжетики.
2009 год
Сегодня, прежде чем я приступила на парковке перед бассейном к работе, я выудила из памяти одно из моих любимых воспоминаний – как мы с Вуди сидим на ступеньках музея “Метрополитен” после закрытия. Мы сидели и смотрели, как из музея вытекает толпа людей в легких шортах и сандалиях. Рядом ровными рядами возвышаются деревья, а из фонтанов бьют струи, орошая все вокруг, и нас в том числе, мелкими капельками водяной пыли.
Мы с Вуди сидим и смотрим на седых тетушек в красно-белых платьях.
Мы сидим и отделяем зерна от плевел, туристов от местных, жителей Вест-Сайда от жителей Ист-Сайда. Покупаем у уличного продавца претцель, посыпанный солью. Комментируем странных прохожих и рассуждаем, каково было бы жить в пентхаусе на Пятой авеню с видом на этот музей. Смеемся и ведем обычные свои разговоры. Держимся за руки и молча греемся на солнышке. Идеальный вечер. С Вуди легко было сделать любой вечер идеальным.
Вуди никогда не разделял мою любовь к копанию в прошлом и ностальгическим воспоминаниям. Он никогда не жалел о том, что прошло, и не пытался воссоздать идеальные вечера – все равно они были идеальными только в воспоминаниях. Он никогда не упоминал о своих “Оскарах”, не гордился ими и не бахвалился. Он вообще о них не говорил. Он не склонен к сантиментам и всегда предпочтет им резкую критику. Собственно, я не знаю другого такого человека, который умел бы так же мастерски поставить на место собеседника, как Вуди. Хорошо бы только он делал это почаще – как, например, на выступлении в Линкольн-центре пару лет назад.
Почетный ужин в Линкольн-центре
– Мне позвонили и спросили, не могу ли я сказать пару лестных слов о Дайан. Я ответил, что да, конечно смогу. Ну, начнем с того, что Китон – человек пунктуальный. Она всегда приходит вовремя. Еще она очень практичная, у нее каждый доллар на счету. Еще, э-э-э… Что бы еще про нее сказать. У нее прекрасный почерк. Она, она… Дайте-ка собраться с мыслями. Ну, она красивая и всегда была красивой. И годы ее не изменили. Конечно, она не красивая в общепринятом смысле этого слова – в том смысле, что на нее приятно смотреть. Еще она твердо придерживается своего собственного стиля – всегда носит черное, комфортные ботинки и шляпы. Этакая Бланш Дюбуа, доведенная до абсурда. Конечно, с точки зрения грамматики неверно будет назвать ее “самой уникальной”, но все-таки Дайан – самая уникальная женщина из всех, кого я только встречал. Можно назвать ее странной, но все-таки второй такой вы точно не найдете. Наверное.
Я скучаю по Вуди. Его бы наверняка перекосило, если бы он только узнал, насколько мне небезразличен. Но я достаточно умна, чтобы не поднимать эту тему в наших разговорах. Я знаю, что моя привязанность к нему вызывает у него почти что отвращение. Ну а что уж тут поделать? Я до сих пор его люблю. Все равно я до конца жизни останусь его садовой башкой, его монстром, его дурочкой, его дурилой и олухом. Не могу же я сказать “дядюшке Вудамсу”, что я его люблю? Не могу же сказать, чтобы он “берег пальцы на руках и ногах и думал о приятном”?
“Энни Холл” изменила всю мою жизнь. Когда выяснилось, что фильм пользуется успехом, о котором я втайне мечтала, но которого и представить себе не могла, я испугалась и сбежала. Мне нравились всеобщие похвалы, но я никак не могла свыкнуться с дискомфортом и чувством вины, которые принесла с собой слава. Я решила вернуться домой. Села в машину и поехала к родителям в их новый дом на Коув-стрит – прямо у пляжа. Поболтала с мамой, опробовала с ней в бою наши новые фотоаппараты. Пообщалась с Дорри. Рэнди писал стихи, Робин работала приходящей медсестрой и ухаживала за стариками. Уоррен собирался снимать новый романтический фильм про российскую революцию с Джоном Ридом и Луизой Брайант в главных ролях.
Я вернулась в Нью-Йорк. Пообщалась со старыми друзьями – Кэтрин Гроди и Кэрол Кейн. О чем я думала, когда сбегала от славы, о которой так долго мечтала? Новая жизнь меня пугала. Вместо того чтобы радоваться и ловить момент, я попыталась отречься от славы, и у меня это получилось – возможно, даже слишком хорошо.
Первый драматический фильм Вуди отлично вписался в мою программу избегания славы. “Интерьеры” – фильм, прямо скажем, не рассчитанный на коммерческий успех. Я играла совершенно не подходившую мне роль талантливой писательницы Ренаты Адлер – курила сигареты и отчаянно морщила лоб в надежде сойти за умную. Реплики, сочиненные Вуди, казались мне неудачными и не находили во мне никакого отклика. Единственным, что отвлекало меня от собственной плохой игры, было участие в фильме Джеральдин Пейдж и Морин Стэйплтон, любимой актрисы Сэнди Мейснера.
Каждое утро Джеральдин заявлялась на площадку, замотанная в какие-то лохмотья, с двумя туго набитыми пакетами в руках. Она усаживалась в гримерке, доставала из пакетов старые штаны своего мужа Рипа Торна и принималась их штопать. Я все никак не могла поверить, что одна из величайших актрис в мире – самая настоящая мешочница. Впрочем, этот образ лишь добавлял ей очарования. Когда Вуди объяснял ей, как играть ту или иную сцену, она улыбалась, вежливо кивала, а потом играла ее так, как считала нужным. Однажды, когда снималась одна из сцен с ее крупным планом, я стояла у камеры, готовясь к своему выходу, и Джеральдин без обиняков попросила меня уйти. Я отошла в сторонку и, глядя, как она играет, поняла, почему она это сделала – мое присутствие ограничивало ее свободу. Наверное, принципы Мейснера – играть с партнером, вместе проживать каждый момент – подходили не каждому. Джеральдин Пейдж была гениальной актрисой, а гениям закон не писан.
Морин Стэйплтон была гораздо понятнее и вела себя куда более предсказуемо. Она любила играть так, чтобы рядом были другие актеры. Ее круглое, типично ирландское лицо казалось всегда немного удивленным, не от мира сего. Не знаю, как ей удавалось так легко поддерживать этот образ. Однажды после съемок я решила дождаться ее в нашем общем трейлере. Морин была крупной женщиной, но она все же умудрилась втиснуться в сиденье рядом со мной и изрекла:
– Однажды, Дайан, ты тоже постареешь.
Год, который я провела в Англии на съемках “Красных”, эмоционально отбросил меня на два шага назад. Я была не готова к роли Луизы Брайант, куда менее чувственной, чем я ожидала. Эта роль стала для меня мукой. Мне не нравилась моя героиня, и я не видела ничего хорошего в ее стремлении к журналистской славе. Ее фиксация на обворожительном революционере Джоне Риде казалась мне подозрительной и пронизанной завистью. В общем, я ненавидела Луизу, и это стало для меня большой проблемой. Вместо того чтобы попробовать решить эту проблему, я предпочла дать задний ход – моя стандартная реакция на любые трудности.
В гримерке парикмахер Барри выдавал плоские шуточки и накручивал мне волосы на бигуди, а Пол наносил макияж. Иногда за обедом ко мне подсаживался Джереми Пиксер, один из сценаристов, и начинал рассказывать, как он ненавидит разных легендарных персонажей вроде Скарлетт О’Хары, “самовлюбленной сучки”. У меня сложилось впечатление, что он пытался мне на что-то намекнуть.
Все видели, что я паршиво играю под руководством Уоррена – сложно было сработаться с перфекционистом, который делал по сорок дублей за раз. Иногда мне казалось, будто все вокруг – какой-то дурной бесконечный сон. Я и до сих пор считаю, что в том фильме играла вовсе не я. Наверное, так я реагировала на присутствие на площадке Уоррена.
Только на трагической сцене воссоединения Джона Рида и Луизы Брайант на вокзале я смогла взять себя в руки и придать хоть какое-то подобие жизни своему персонажу. Уоррен где-то шестьдесят пять раз пытался отснять эту сцену, пока я наконец не перестала выпендриваться и осуждать женщину, которую мне надо было полюбить, прежде чем попытаться ее сыграть. Съемка этой сцены стала для меня неожиданным, но интересным опытом. Настойчивость Уоррена привела к тому, что на лице Луизы, когда к ней подходит Джон Рид, невооруженным глазом видна любовь. “Красные” – это поистине эпическое кино про идеалы и людей, которые в них верят. Джон Рид пожертвовал жизнью ради своих убеждений. Но для меня фильм Уоррена навсегда остался историей о несовершенной любви.
Часть третья
9. Артистизм
Фокус
На дворе стояли восьмидесятые. Я была номинирована на “Оскар” за роль в “Красных”, но проиграла Кэтрин Хепберн. Следующий мой фильм, “Как аукнется, так и откликнется”, вызвал неоднозначные отзывы. “Маленькая барабанщица” оказалась успешной, так же как и “Миссис Соффел” с Мэлом Гибсоном. Фильм “Преступления сердца” с Джессикой Лэнг и Сисси Спейсек критикам понравился, но особую кассу не собрал. Обсуждалось мое участие и в грядущем “Мысе страха” с Робертом Де Ниро, но в итоге Скорсезе взял на эту роль Джессику Лэнг. Другие проекты, такие как “Почти человек”, “Перемены в школе”, “Клепто”, “Что бы ни случилось с Гарри” и “Книга любви”, так никогда и не увидели свет.
