Татьяна Иванова - Москва в жизни и творчестве М. Ю. Лермонтова
Тон писем становится более нервным. Московские друзья Лермонтова чем-то недовольны им. Он то упрекает их в молчании и молит написать, в чем-то раскаивается, старается заслужить прощение, то сам подолгу не пишет.
Юноша Лермонтов рос и менялся в новых условиях. Эту перемену замечали в кем окружающие, и каждый объяснял по-своему. Шан-Гирей говорит, что за годы пребывания в школе прапорщиков в Лермонтове исчезли следы домашнего воспитания и постоянного пребывания в женском обществе.
Лермонтов становился другим, и это отдаляло его от Вареньки. Долгая разлука делала соединявшую их нить все тоньше и тоньше. Нужна была новая встреча, чтобы дать новую пищу чувству. Переписка, да к тому же односторонняя, не могла заменить живого общения. Писал только Лермонтов, через третье лицо, и ничего в ответ не получал от Вареньки.
Ксгда в начале 1834 года Шан-Гирей привез ему поклон от нее, Лермонтов был огорчен и разочарован.
Прощаясь с Шан-Гиреем, ехавшим в Петербург, Варенька с влажными глазами, но с улыбкой сказала: «Поклонись ему от меня; скажи, что я покойна, довольна, даже счастлива».
Лермонтов выслушал это, как показалось Шан-Гирею, хладнокровно и не стал расспрашивать. Шан-Гирей обиделся на Лермонтова за это кажущееся безразличие к Вареньке. На его упрек Лермонтов отвечал: «Ты еще ребенок, ничего не понимаешь!» Шан-Гирею было в это время только 16 лет[268].
То, что произошло весной 1835 года, становится понятным из простого сопоставления фактов.
22 ноября Лермонтов кончил школу. Молодой, только что выпущенный офицер, который два года был лишен общества, закружился в вихре развлечений. На одном из первых балов. Лермонтов встретился с Сушковой и в течение декабря инсценировал роман с ней. Об этом романе заговорили в Петербурге. В первых числах января о нем стало известно в Москве. Алексей Лопухин, брат Вареньки, побывавший в это время в Петербурге, привез целый ворох новостей в любящую побасенки Москву. Все эти новости разнесли по городу и разукрасили московские сплетницы.
Лермонтова тянуло в родную московскую обстановку, в освежающую и очищающую атмосферу чистой молодой любви, «…возле вас, – писал он Марии Александровне, – я нашел бы себя самого, стал бы опять, каким некогда был, доверчивым, полным любви и преданности…»
Он робко просил между строк поклониться Вареньке: «Поклонитесь всем, кому сочтете нужным…»[269], – писал он, заканчивая просьбу многоточием.
Ответом на полученные из Петербурга вести об ухаживании Лермонтова за Сушковой была помолвка Вареньки. Это было сделано очень быстро и решительно. В следующем письме Лермонтова к А. М. Верещагиной (без даты), где он сам подробно рассказывает свою историю с Сушковой, поэт уже пишет об этом.
Знакомая из Москвы рассказала ему, что «М-lle Barbe выходит замуж за г. Бахметева. Не знаю, должен ли я верить ей, но, во всяком случае, я желаю M-lle Barbe жить в супружеском согласии до празднования ее серебряной свадьбы и даже долее, если до тех пор она не пресытится»[270], – писал Лермонтов среди прочих новостей о родных и знакомых.
В мае Варенька вышла замуж за человека, который был на двадцать лет старше ее. Ей, как Татьяне, «все были жребии равны». Родные поспешили устроить этот брак до новой встречи ее с Лермонтовым, который упорно хлопотал об отпуске.
Лермонтова не считали подходящим мужем для Вареньки. В Москве его называли «сорви-головой», не были уверены даже, что он кончит школу и будет произведен в офицеры. Ко всему этому, после истории с Сушковой, присоединилась репутация Дон-Жуана. С самого начала родные надеялись, что двухлетняя разлука вылечит обоих, и теперь воспользовались слухами о его петербургских похождениях, чтобы повлиять на Вареньку. Не дождавшись приезда Лермонтова в отпуск, она вышла за человека, который мог быть ей отцом.
По словам ближайшего свидетеля этого романа Шан-Гирея, Варенька была несчастна. Она продолжала любить Лермонтова всю жизнь, как и он не переставал любить ее до конца.
Продолжение романа Лермонтова с Лопухиной можно проследить по рукописям «Демона».
Перед нами большая тетрадь. Прекрасная, плотная бумага сшита белыми толстыми нитками, как обычно сшивал Лермонтов свои тетради. Обложка пожелтевшая, порванная и потом кем-то подклеенная.
Рукопись переписана чужим ровным писарским почерком. Но обложка сделана самим поэтом. Сверху крупно надпись: «Демон». Внизу слева мелко: «1838 года сентября 8 дня». Заглавие старательно выведено и заключено в овальную виньетку. Такие виньетки часто встречаются в его юношеских тетрадях.
Сверху мелко надписано П. А. Висковатым: «Из рукописей Варвары Александровны Лопухиной (Бахметевой), сохранившихся у брата Алексея Александровича Лопухина». Почерк Лермонтова мы встречаем в двух местах рукописи: на одной из страниц поэмы и в самом конце, Строки, написанные Лермонтовым в тетради, подаренной им любимой женщине, среди бездушно выписанных писарем страниц, приобретают особый смысл и значение. Онц воспринимаются с волнением – точно чужое письмо, случайно попавшее вам в руки, невольно подслушанный разговор, нечаянно открытая чужая тайна.
Писарь писал черными чернилами, Лермонтов пишет другими. Очевидно, он просил сделать пропуск в определенном месте и потом, принеся тетрадь домой, вставлял строки, на которые хотел обратить особое внимание того, кому предназначалась рукопись.
Страница, написанная рукою писаря, кончается стихами:
Облаков неуловимых Волокнистые стада…
Переворачиваем страницу: почерк Лермонтова! Поэт старается писать ровно и красиво, но по привычке, как всегда, строчки, написанные его мелким, неровным почерком, устремляются вверх и загибаются вниз.
Час разлуки, час свиданья, –
Им ни радость ни печаль:
Им в грядущем нет желанья
И прошедшего не жаль.
В день томительный несчастья
Ты об них лишь вспомяни,
Будь к земному без участья,
И беспечна как они, –
утешает Лермонтов Вареньку в неудавшейся жизни.
А дальше почерком писаря -
Лишь только ночь своим покровом…
И т. д.
По окончании поэмы снова появляется рука Лермонтова. Конец поэмы отделен чертой, как обычно делает Лермонтов в своих тетрадях, когда дальше идет что-то совсем иное.
Под чертой, следом за поэмой, Лермонтов пишет:
Посвящение поэмы «Демон»
Я кончил, – и в груди невольное сомненье:
Займет ли вновь тебя давно знакомый звук, –
Стихов неведомых задумчивое пенье, –
Тебя, забывчивый, но незабвенный друг?
Лермонтов виделся с Лопухиной в Петербурге в 1838 году! куда Варвара Александровна приезжала с мужем, по дороге за границу. Об этом рассказывает Шан-Гирей. Варвара Александровна очень изменилась, побледнела и похудела; «и тени не было прежней Вареньки, только глаза сохранили свой блеск и были такие же ласковые», – пишет Шан-Гирей в своих воспоминаниях. Он передает свой разговор с ней:
– «Ну как вы здесь живете?»
– «Почему же это вы?»
– «Потому, что я спрашиваю про двоих».
– «Живем, как бог послал, а думаем и чувствуем, как в старину»[271].
За Лермонтовым послали в Царское Село, где он в то время жил и где стоял его полк. Это была их последняя встреча.
Лермонтов не раз дарил Вареньке «Демона». Сохранился лист с посвящением Лопухиной. Так же, как и рукопись 1838 года, он хранится в Публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде.
Лист переписан писарской рукой, но композиция продумана Лермонтовым. Сверху крупно: «В………. А………… Б».
Число точек соответствует числу букв имени Варвары Александровны.
Немного ниже, справа, четыре строки:
Прими мой дар, моя Мадонна…
Под ними левее:
Я кончил..
Буква «Б» раздраженно перечеркнута карандашом, и карандашом же крупно написано: «Л».
Получив рукопись от переписчика, Лермонтов перечеркивает начальную букву фамилии Вареньки, которую она носила по мужу, и пишет первую букву ее девичьей фамилии. Он делает это, вероятно, быстрым, непроизвольным движением руки, не думая о последствиях, каким его герой Жорж Печорин бросает в горящий камин визитную карточку Верочки и ее мужа.
Во время экспедиции в Чечню, летом 1840 года, Лермонтов имел при себе большой альбом в темном коричневато-лиловом коленкоровом переплете с выбитыми на нем цветами[272]. Стремление к внутренне близкому и родному, но недосягаемо далекому существу – вот лейтмотив альбома. Эта тема находит свое воплощение в образах сосны и пальмы, которые чередуются с впечатлениями походной жизни.