Вадим Эрлихман - Жанна д’Арк. Святая или грешница?
Флави одобрил план Жанны, но попросил времени на подготовку. Вылазку назначили на пять часов пополудни, а пока она отдала своим людям распоряжения и отправилась помолиться в приходскую церковь Сен-Жак. Находившиеся там люди обратили внимание на ее грустный вид и после службы подошли, чтобы спросить, что с ней случилось. С трудом подыскивая слова, она ответила:
— Друзья мои, я уверена, что сегодня меня предадут и продадут, и я знаю людей, замысливших это. Скоро я не смогу больше служить моей милой Франции, ибо буду отдана в руки смерти.
После событий того злосчастного дня эти слова передавал и из уст в уста, воспринимая их как пророчество, хотя подобное Жанна говорила уже не в первый раз. Пророческим можно назвать все ее поведение в предыдущие месяцы — она будто чувствовала, что ее миссия подходит к концу и разрывалась между покорным принятием своей участи и жаждой жить, вполне естественной для юной девушки. Спокойная сосредоточенность перемежалась у нее с периодами уныния, плохого самочувствия и покаянных настроений. По-видимому, в этот период она снова начала слышать голоса, хотя определенно начала говорить об этом только в плену.
Ровно в пять часов Жанна во главе своего отряда из шестисот бойцов выехала из городских ворот и направилась к Марии, миновав подъемный мост. Впереди скакала Жанна в своих белых доспехах на сером в яблоках коне, за ней — ее брат Пьер, д’Олон, капитан де Флави и командир взвода итальянских наемников Баретта. Увидев их приближение, бургундцы начали поспешно отступать. Все шло по плану, и вдруг с правой стороны появился большой вражеский отряд. План вылазки явно срывался, и французы могли сами оказаться в ловушке, которую они готовили неприятелю. Увидев это, Флави повернул коня и помчался назад к крепости, его воины последовали за ним, бросив отряд Жанны. Ей осталось только сдерживать натиск врагов, чтобы ее люди успели добраться до моста. Поняв ее замысел, к ней присоединились брат и еще несколько человек. Орудуя мечами, они сумели задержать нападавших, и солдаты уже достигли моста. Пора было следовать за ними. И тут случилось такое, что ни она, ни ее соратники не поверили своим глазам. Добравшийся до городских ворот капитан торопливо махнул рукой, и мост начал медленно подниматься на цепях. Успевшие добежать воины цеплялись за него, некоторые падали в воду и камнем шли ко дну.
Жанну окружили со всех сторон, кто-то вцепился ей в ногу, потянул с коня. Уже падая, она замахнулась мечом, но его вырвали из рук. Пленивший ее воин ликующе закричал:
— Это Дева! Я поймал Деву!
Причины того, что случилось 23 мая, до сих пор остаются предметом споров. Многие поклонники Жанны д’Арк считают, что против нее был устроен заговор, нити которого вели в Париж, а непосредственным организатором был Гийом де Флави. Будто бы для этого к нему и приезжал архиепископ, пообещавший королевскую милость за помощь в сдаче Девы врагу. Не исключено, что план вылазки в Марни внушил ей именно Флави, и он же в решающий момент оставил ее без поддержки под предлогом нападения бургундце", которого, возможно, и не было (описания средневековых сражений, как правило, очень ненадежны). А уж решение поднять мост, когда его не перешли еще все воины, однозначно говорит о предательстве.
Захват Жанны д’Арк. Художник А.-А.Дилленс
Но посмотрим на события другими глазами; капитан был храбрым и опытным солдатом, дорожившим своей честью. После пленения Жанны он продолжал защищать Комиьен до подхода королевской армии в октябре, не раз рискуя жизнью. Тем не менее до конца дней cm преследовали обвинения в сдаче Девы врагу, что заставило его оставить военную карьеру и запереться в своей усадьбе. Если допустить, что отряд бургундцев и правда напал на людей Флави, его действия выглядят вполне оправданными — поднять мост, чтобы враги на плечах отступающих не ворвались в город. Так делалось не раз, но в других ситуациях никаких подозрений не вызывало. Не исключено, что Жанне просто не повезло, хотя она сама определенно говорила о предательстве. Действия — точнее, бездействие — короля и его приближенных после ее пленения говорят в пользу именно этой версии. Узнав об этом, Карл VII предложил было собрать деньги для выкупа, но де ла Тремуй сразу заявил, что денег в казне нет.
С просьбой о выкупе Девы к королю обратился весьма уважаемый архиепископ Амбренский Жан Желю: "Я советую вам ничего не жалеть для выкупа Девы, чтоб не заслужить упрека в неблагодарности". Однако придворные придерживались иного мнения. Канцлер Реньо де Шартр снова обвинил Жанну в гордыне: "Дева взята была в плел за то, что она возгордилась… и не исполняла воли Божьей, но делала все по-своему". Он уверял Карла, что лучше бросить ее на произвол судьбы, заменив найденным им, канцлером, пастушком из Жеводана, который тоже собирается воевать с англичанами и, без сомнения, сделает это не хуже Жанны… В первом же сражении пастушок был взят в плен, проведен по улицам Руана и казнен, но Реньо это мало огорчило.
Конечно, у французов имелись знатные английские и бургундские пленники, которых можно было обменять на Деву, но об этом почему-то никто не подумал. Оставалась еще возможность организовать ее бегство, но не случилось и этого. Когда Жанну уже перевезли в Руан (почему не раньше?), король будто бы послал на ее освобождение отряд смельчаков во главе со старым Ла Гиром, но Деву охраняли слишком уж тщательно. Но и это легенда — за весь оставшийся ей год жизни никто из друзей и почитателей не пришел к ней на помощь.
Да она и не ждала помощи с того самого момента, когда бургундский солдат грубо бросил ее на землю и навалился сверху, чтобы она не вырвалась. Но она уже не вырывалась, смирилась, как будто давно уже знала свою судьбу. Как полагалось, солдат отдал ценную добычу своему командиру Лионелю, бастарду графа Вандомского, а тот уступил ее главному начальнику — графу Жану Люксембургскому. Вообще-то девушка должна была достаться сюзерену последнего Филиппу Бургундскому, но тот "великодушно" оставил ее своему вассалу, по привычке ожидая дальнейшего развития событий. Однако герцог не сдержался и в тот же день отправился к Жану в Марии, чтобы взглянуть на знаменитую пленницу. Их встреча состоялась в большом зале замка Клеру а; Жанна увидела еще нестарого (33 года), но совершенно лысого мужчину, одетого во все черное — он до сих пор носил траур по отцу, убитому на мосту Монтеро много лет назад. Прозвищем "Добрый" (Le Bon) он был обязан не доброте, которой отнюдь не обладал, а доблести на поле боя и в постели — герцог был трижды женат и имел множество любовниц. По привычке он пытался смотреть на Жанну как на женщину, но тщетно — ее мужская одежда и угловатые полудетские черты не внушали никакого желания.
О чем они говорили, осталось неизвестным, хотя в зале присутствовало немало придворных, включая придворного историографа Ангеррана де Монстреле. Конечно, герцог хотел увидеть пленницу униженной, испуганней, молящей о пощаде, но этого не случилось. Даже в состоянии глубокой депрессии, в котором она находилась, она наверняка смогла парой фраз поставить на место спесивого бургундца, и его приближенные, боясь гнева господина, постарались поскорее об этом забыть.
Верный себе, Филипп не собирался мстить дерзкой девчонке. Она была ценным товаром для торга сразу с несколькими покупателями. Главными из них, конечно, были англичане, хотя они предпочли действовать через посредников. Уже на следующий день после пленения Жанны на нее как на предполагаемую еретичку предъявил права главный инквизитор Руана. Очень скоро с такой же просьбой к герцогу обратились Парижский университет и епископ Кошон, сославшийся на то, что девушку схватили в пределах его епископства. Помимо желания услужить англичанам, у церковников были свои резоны. В католическом мире в то время назревала великая смута. Папство, прежде твердой рукой державшее идеологические вожжи, уже много лет оставалось расколотым. Претенденты на престол святого Петра, опиравшиеся на поддержку разных государей, проклинали и травили друг друга. Глядя на это, практичные коммерсанты и цеховые старшины спрашивали себя — зачем им такая церковь? В разных концах Европы возникали новые ереси, привлекавшие тысячи сторонников. В Чехии после сожжения на костре национального героя Яна Гуса дело дошло до всеобщего восстания против папской власти. В этих условиях церковные власти проявляли повышенную подозрительность, повсюду видя еретиков и врагов веры.
Появление Жанны было изначально встречено ими с подозрением, как показывали суд в Пуатье и высказывания авторитетных богословов. Уже упомянутый Жан Желю в письме дофину убеждал, что Жанна может завлечь его "в сатанинскую ловушку". Смирившись по необходимости с ее словами и действиями, церковники продолжали следить за ней, терпеливо подмечая все, что, по их мнению, противоречило истинной вере. Таких вещей набралось немало, и главными из них были три. Во-первых, Жанна носила мужскую одежду и занималась мужским делом, дерзко нарушая Божий промысел относительно женщин. Во-вторых, она подрывала авторитет церкви, заявляя, что действует от лица Бога и Его святых и не нуждается в посредниках. В-третьих, она заявляет, что действует по указанию голосов, которые есть не что иное, как дьявольское наваждение. И значит, она — служанка дьявола, ведьма. Для тех служителей церкви, что подчинялись англичанам и бургундцам — а их в то время было большинство, — за этими тремя пунктами, стоял четвертый, главный: Дева боролась против их хозяев и причинила им тяжелый урон, за что уже заслуживала самого сурового наказания.
