И. Кузнецов - Предания русского народа
Баба-Яга, по свидетельству наших сказочных преданий, не одна на белом свету. У нее есть сестры; вы пришли к ней, и она вас провожает от одной сестры до другой, всякий путь ей известен так же, как собственные уголки ее избушки. Притом, вообще все Бабы-Ёги очень хорошо читают в будущем, они вам все будущее выложат гладко, начистоту!.. Это сивиллы.
Не знаю, была ли которая из наших сивилл в законном супружестве, и не знаю, какой бы охотник на них женился; но одна сказка передает нам, что была Яга-баба, у которой было три дочери, и — эти-то дочери, страшно и подумать: помогали ей приготовлять в пищу детей и простосердечных! По этой самой сказке и слепой увидит, что Бабы-Ёги не все-то были услужливы и доброхотны, и потому-то нет мудреного в том, что наши крестьяне так свободно стращают Бабою-Ягою детей своих. Но, может быть, Ягайя замужняя, Ягайя с дочерьми, только и была одна, — две, три много; может быть, людоедка и питалась людьми только для того, что по числу своего семейства не могла себя прокормить тем, чем бы насытилась одна. Притом: почему бы у нас не быть и собственно людоедкам? Однажды у нас на злодейку Ягайю нашелся простак, который не дался на жаркое и — сам накормил Бабу-Ягайю ее же дочерьми. Этого простака звали Филюшкой. С той поры уже нигде не говорится, и никто не говорит о людоедстве Бабы-Яги.
Ягайя-Баба живала над трубежами около наших Переславлей, или Переяславлей… — А теперь, смотрите, где не жила она: и во Владимире, и в Калуге, и в Рязани, и в Туле, и в Ярославле; ни там, ни сям никакое дитя не выбежит на улицу, коли пригрозят ему: нишни, нишни тебя унесет злодейка Ягайя-баба! Дело кончено: ребенок ни вон из избы!
Что вы ни говорите, а все это предание и — предание глубокое, собственно русское; но не растолкованное в наших летописях, как и многое. Это предание затащено к нам на север издалека. В других странах Европы нет такой Яги-бабы, какая живет еще у нас в наших бабушкиных сказках.
(М. Макаров)
Полкан
Полкан на одной точке с Ягою-бабою. Это не предание, но ещё более сказка, чем Баба-Яга; ту почти видят, та ещё где-то живёт; а Полкан истреблён на лице земли Русской. У нас каждый крестьянин, не запинаясь, назовёт вам рослого и здорового человека богатырём Полканом; древний Полкан весьма короткий знакомец всякому из наших простолюдинов, и всякий из них вам расскажет, что богатырь Полкан не человек и не конь, но какая-то смесь и того и другого! Его подлинник живал в Греции и прибыл к нам из Калабрии вместе с Бовою Королевичем, на одном и том же судне. Однако, этих чудес наши крестьяне не знают и — понимают Полкана так же, как своих сивок, бурок, вешних каурок, с которыми Полкан, будучи и сам почти конём, не имел никаких нужд!
(М. Макаров)
Бова и ПолканСивка-Бурка, вещая Каурка
Она живет в устах русского народа, по словам сказки; но сказка, как говорят у нас, иногда ряд делу, зернышко самого дела, орешек, который не всякого зуб разгрызает. Со всем тем, прочим, наши знают Сивку-Бурку, она вестима как нашему старому, так и нашему малому!
В Великой России думают, что этого коня кто-то бережет, кто-то пасет еще где-то в степях, в раздольях, в лугах, вечно цветущих лазоревыми цветами, вечно покрытых шелковою травою. То же гадают, или еще лучше малороссияне, белорусы и другие славяне.
И мы, и все они всего удобнее отыскиваем Сивку-Бурку через посредство магических слов, всегда действительных на дело, когда их произносят в полночь на могиле или посреди чистого поля. Тут скажите только: Сивка-Бурка, вещая Каурка, стань передо мною, как лист перед травою. И вот в то же мановение полуночный ветер разнесет все слова ваши куда надобно, и вы уже слышите, как бежит к вам конь, как без крыльев к вам летит непостижимая Сивка-Бурка, вы почувствуете, как из ее ноздрей пышет полымя, а из ее ушей дым валит столбом. Скорее готовьтесь влезть в одно из ушей этого коня; но спешите тотчас же вылезть из другого уха, и вот вы будете такой молодец, о котором не расскажет вам никакая сказка, которого не опишет никакое перо!..
Русская сказка ничего не говорит о крылатости своих заповедных Сивок-Бурок; но все они, как мы знаем, летуньи и без крыльев: они и без способностей пегасовских полетят с вами, конечно, пониже облака ходячего, но зато гораздо выше леса стоячего. Смотрите, как ваш конь застилает хвостом своим реки широкие, держитесь крепче: малые реки, горы, долы он перепрыгивает.
Сивку-Бурку нынче никто уже не видит. Но русский добрый молодец все еще дышит думою-надежею когда-то повстречаться с этим конем молодецким: он где-то ищет его, как-то все думает быть Иваном-царевичем, богатырем, и ему кажется, что всякий добрый сиво-буро, или буро-сивый конь, тем или сем, а похож на привычную его Сивку-Бурку. Она у нас важнее греческого Пегаса: тот возил только на Парнас, а эта на всякое молодецкое дело!
(М. Макаров)
Огненный змей
В Тульской губернии есть поверье, что в Крещенье, где бы ни показался огненный змей, везде найдет свою погибель. Известно всем и каждом на Руси, что такое за диво — огненный змей. Все знают, зачем он и куда летает; но вслух об этом говорить никто не решается. Огненный змей — не свой брат, у него нет пощады: верная смерть от одного удара. Да и чего ждать от нечистой силы!
Казалось бы, что ему незачем летать к красным девицам; но поселяне знают, зачем он летает, и говорят, что если огненный змей полюбит девицу, то его зазноба неисцелима. Такой зазнобы ни отчитать, ни заговорить, ни отпоить никто не берется. Всякий видит, как огненный змей летает по воздуху и горит огнем неугасимым, а не всякий знает, что он, как скоро спустится в трубу, то очутится в избе молодцом несказанной красоты. Не любя, полюбишь, не хваля, похвалишь, говорят старушки, когда завидит девица такого молодца.
Умеет морочить он, злодей, душу красной девицы приветами; усладит он, губитель, речью лебединою молоду молодицу; заиграет он, безжалостный, ретивым сердцем девичьим; затомит он ненасытный, ненаглядную в горючих объятиях; растопит он, варвар, уста алые на меду, на сахаре. От его поцелуев горит красна девица румяной зарей; от его приветов цветет красна девица красным солнышком.
Без змея красна девица сидит в тоске, во кручине; без него она не глядит на Божий свет; без него она сушит, сушит себя. Посудите же, добрые люди, какое горе для семьи, — гость огненный змей! Неизвестно, когда и кем открыто средство, — как погубить змея. Перед тем часом, как быть змею, насыпают на загнетку снегу, собранного в крещенский вечер. Говорят, что змей, когда будет опускаться в трубу, погибает от него навсегда.
Змей рассыпался
Раз над одной избой, где вдова жила да о муже горевала, змей рассыпался. Вошел, как был муж при жизни, — с ружьем и зайца в руках принес. Та обрадовалась. Стали они жить: только все она сомневается, муж ли это: заставляла его креститься. Он крестится, крестится, да так скоро, что не уследишь. Святцы давала читать, он читает, — только вместо «Богородица», читает «Чудородица», а вместо «Иисус Христос», — «Сус Христос». Догадалась она, что не ладно, пошла к попу. Поп молитву дал, и пропал змей, и не стал больше летать.
(Д. Садовников)
Знамения и чудеса
В год 6599(1091)…
В тот же год знамение было на солнце, как будто бы должно было оно погибнуть и совсем мало его осталось, как месяц стало, в час второй дня, месяца мая в 21-й день. В тот же год, когда Всеволод охотился на зверей за Вышгородом и были уже закинуты тенета, и кличане кликнули, упал превеликий змей с неба, ужаснулись все люди. В это же время земля стукнула, так что многие слышали. В тот же год волхв объявился в Ростове и вскоре погиб.
В год 6600 (1092). Предивное чудо явилось в Полоцке в наваждении: ночью стоял топот, что-то стонало на улице, рыскали бесы, как люди. Если кто-то выходил, чтобы посмотреть, тотчас невидимо уязвляем бывал бесами язвою и оттого умирал, и никто не осмеливался выходить из дома. Затем начали и днем являться на конях, а не было их видно самих, но видны были коней их копыта; и уязвляли так они людей в Полоцке и в его области. Потому люди и говорили, что это мертвецы бьют полочан. Началось же это знамение с Друцка. В те же времена было знамение в небе — точно круг посреди неба превеликий. В тот же год засуха была, так что изгорала земля, и многие леса возгорались сами и болота; и много знамений было по местам…
(Из «Повести временных лет»)