Владимир Мавродин - Кто с мечом к нам войдет, от меча и погибнет
Наконец французы усилили натиск и овладели батареей. Русские отошли на новые рубежи.
Наблюдая за развитием сражения, за действиями русской армии, Наполеон понял, что ни одна из его прежних битв не может сравниться с той, что происходила на Бородинском поле. Даже в те моменты, когда французской армии удалось овладеть Семеновскими флешами и Курганной батареей, он видел, что сокрушить русскую армию ему не удалось, что, отойдя на новые позиции, она готова продолжать борьбу. Поэтому он не позволил бросить в бой старую гвардию. «Мне не должно было, — говорил он, — прежде противников ввести в бой последние резервы. Не за 800 лье от своего основания можно действовать подобным образом».[37]
Наполеон не решился продолжать атаки русских позиций и вернул свои войска на рубежи, которые они занимали перед началом сражения. Он понимал, что главной цели сражения — разбить, уничтожить русскую армию — он не достиг. «Из всех моих сражений, — говорил он впоследствии, — самое ужасное то, которое я дал под Москвой. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми. Из пятидесяти сражений, мною данных, в битве под Москвой выказано наиболее доблести и одержан наименьший успех».[38]
Если Наполеону было трудно признать свое поражение на Бородинском поле и он употреблял по отношению к этому сражению такие выражения, как «полупобеда», «наименьший успех», то Кутузов справедливо рассматривал его как свою победу. «Баталия, 26-го числа бывшая, была самая кровопролитнейшая из всех тех, которые в новейших временах известны. Место баталии нами одержано совершенно, и неприятель ретировался тогда в ту позицию, в которую пришел нас атаковать».[39]
На Бородинском поле, по образному выражению генерала А. П. Ермолова, «французская армия расшиблась о русскую». В сражении у Бородино Наполеон лишился лучшей части своей армии. 40 проц. пехоты, 57 проц. кавалерии, всего 58 тысяч человек составили его потери в этом сражении. Русская армия оставила на поле боя 38,5 тысячи человек. В результате Бородинского сражения Кутузов нанес непоправимый удар Наполеону, надломил его армию морально и физически. Победа на Бородинском поле показала могущество и несокрушимость России. Она предопределила разгром Наполеона, освобождение народов России и Европы от ига французской крупной буржуазии.
Совет в Филях и оставление МосквыПобеда при Бородино, обескровившая французскую армию, завершала оборонительный период войны и, казалось, открывала перед Кутузовым возможности для осуществления контрнаступления. Однако большие потери в ходе сражения и отсутствие необходимых резервов заставили его утром следующего дня дать приказ об отступлении. Он сам говорил: «Я баталию выиграл прежде Москвы, но надобно сберегать армию, и она целехонька».[40]
Для перехода в контрнаступление необходим был решающий перевес в силах за счет новых резервов. Кутузов надеялся на подход новых пополнений, которые позволили бы ему дать перед Москвой Наполеону новое сражение. Однако по вине царя и дворянской верхушки, боявшихся вооружения народа, резервы комплектовались медленно и требовалось время, чтобы они наконец прибыли в действующую армию.
Отходя к Москве, русская армия 1 сентября подошла к деревне Фили. Здесь состоялся Военный совет, на котором обсуждался один вопрос: «Принять ли новое сражение под Москвой или отступить за Москву?» Единодушия среди собравшихся не было. Не говоря об интриганах типа Беннигсена, ратовавшего за новое сражение, его считали необходимым и такие боевые генералы, как Дохтуров, Уваров, Коновницын, уважавшие и любившие Кутузова. Противоположную точку зрения поддерживали Барклай де Толли и Н. Н. Раевский.
Кутузов хорошо знал, что армия готова принять новый бой, грудью защищать древнюю столицу. Но имеет ли он право бросать ее на гибель? Нет! Вот почему старый фельдмаршал сказал: «…с потерянием Москвы не потеряна еще Россия… первою обязанностью поставляю сберечь армию, сблизиться с теми войсками, которые идут к ней на подкрепление, и самым уступлением Москвы приготовить неизбежную гибель неприятелю».[41]
Решение об оставлении Москвы стало важной составной частью стратегического плана Кутузова. Обращаясь на Военном совете к противникам оставления Москвы, он говорил: «Вы боитесь отступления через Москву, а я смотрю на это как на провидение, ибо это спасает армию. Наполеон — как бурный поток, который мы еще не можем остановить. Москва будет губкой, которая его всосет».[42]
Сознавая правильность и необходимость отданного приказа об отступлении, Кутузов тяжело переживал сам факт оставления Москвы. Придворная камарилья во главе с Александром I не понимала, что это решение Кутузова диктовалось суровой необходимостью. В письме к шведскому королю Бернадотту Александр I обвинял Кутузова в недостатке смелости, факт оставления Москвы называл непростительной ошибкой. «…Вспомните, — писал царь Кутузову, — что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы».[43]
Как и Кутузов, каждый подлинный патриот переживал утрату столицы, но большинство понимало или вскоре поняло дальновидность этого шага старого фельдмаршала.
Хоть Москва в руках французов,
Это, братцы, не беда:
Наш фельдмаршал князь Кутузов
Их на смерть впустил туда, —
пели солдаты в Тарутинском лагере.
Вечером 1 сентября русская армия начала проходить через Москву. Утром 2 сентября движение возобновилось. Один за другим шли по Арбату и прилегающим к нему улицам русские полки, переходили Яузский мост и через Коломенскую заставу выходили на Рязанскую дорогу. Вместе с армией уходило из Москвы и ее население. Отходя от Бородино, русская армия вела непрерывные арьергардные бои. Но и в этих условиях отход совершался исключительно организованно, что не прошло мимо наиболее дальновидных военачальников Наполеона. Так, маршал Даву в разговоре с Наполеоном указывал: «Должно согласиться, что отступление русских исполняется в удивительном порядке. Одна местность, а не Мюрат определит их отступление. Их позиции избираются так хорошо, так кстати, и каждая из них защищается соответственно их силе и времени, которое генерал их желает выиграть, что по справедливости, движение их, кажется, идет сообразно с планом, давно принятым и искусно начертанным».[44]
Арьергардом русских войск командовал генерал Милорадович. Четкость и порядок, отличавшие отступление русской армии, позволили Кутузову ввести в заблуждение французов, преследовавших его по выходе из Москвы. Выведя армию на Рязанскую дорогу, он после двух переходов осуществляет блестящий маневр: неожиданно для всех поворачивает на запад и через Красную Пахру приводит ее в село Тарутино. А в это время два казачьих полка продолжали двигаться по Рязанской дороге, создавая у преследовавших их французов впечатление, будто основная армия отходит на Рязань. И, только поняв свою ошибку, конница Мюрата прекратила преследование казаков.
Когда утром 2 сентября Наполеон и его гвардия прибыли на Поклонную гору и увидели Москву с ее многочисленными золочеными куполами, их охватил восторг — вот она долгожданная победа! Но ликование это было преждевременным. Французы не могли знать, что в Москве они не встретят того приема, который их обычно ожидал в побежденных городах.
Напрасно Наполеон и его сподвижники ждали депутацию с ключами от города. Вместо ключей Наполеон получил сообщение, что Москва оставлена жителями. Не поверив этому, он потребовал привести к нему бояр. Русские, заметил он, «не знают, как сдаваться; все здесь ново и для них, и для нас».
В этом Наполеон был прав: русские не привыкли сдаваться. Они предпочли уйти из города, а те, кто остался в нем, встретили врага с оружием в руках. Авангард французской армии, подошедший к Кремлю, обстреляли из ружей жители, укрывшиеся за его стенами. Не было ни привычной Наполеону торжественности, ни пышности, когда он вошел в Москву. Древний город встретил его зловещим молчанием и отдельными ружейными выстрелами. Из 200 тысяч жителей Москвы и примерно 100 тысяч укрывшихся в городе беженцев из западных районов страны в ней осталось не более 10 тысяч человек.
3 сентября почти пустой город охватил страшный пожар, продолжавшийся почти неделю и уничтоживший до 80 проц. жилых домов. Поджог Москвы был составной частью той политики разрушения и разграбления, которую решил применить Наполеон, чтобы заставить русское правительство заключить мир. Уже сам факт объявления Москвы военным трофеем открывал солдатам «великой армии» богатые возможности для мародерства, грабежа, насилий и разрушений. Грабили оккупанты по строгой системе, в отведенные для различных частей армии дни. 4–5 сентября они разгромили и подожгли Московский университет. Ущерб, нанесенный пожаром, разрушениями и грабежом, исчислялся несколькими миллиардами рублей. Грабеж, мародерство вели к резкому падению дисциплины и являлись зловещим предзнаменованием крушения планов Наполеона. Попытки восстановить порядок, предотвратить дальнейшее разложение армии оказались тщетными.
