Владимир Соргин - Основатели США: исторические портреты
Утром 18 июня 1787 г. Гамильтон снова поднялся на трибуну конвента и покинул ее только к обеду. За пять часов он изложил все, что думал по поводу американской конституции. Гамильтон понимал, что конвент решает судьбу государства на многие годы, а может быть, и на десятилетия вперед.
Он начал с того, что объявил несущественными затянувшиеся споры о представительстве различных штатов в центральном правительстве. Гамильтон обрушился на делегации малых штатов — Нью-Джерси и Коннектикута, которые предлагали увековечить однопалатную систему центральной законодательной власти с равным числом в ней представителей от каждого штата. Он ссылался на опыт Континентального конгресса и доказывал, что такое представительство являло собой съезд посланников враждебных друг другу государств, у которых на уме лишь одни территориальные притязания. Они не смогла создать прочную армию, достойный великой державы флот, не сумели обеспечить ни внешней, ни особенно внутренней безопасности страны, были не в состоянии вывести из хаоса экономику и финансы, покровительствовать торговле, промышленности и банкам. Опыт 11 лет независимого существования США свидетельствовал, что «великие интересы нации были вверены силе, неспособной осуществить их».
Гамильтон предлагал создать законодательное собрание США из двух палат. Принцип равного представительства штатов, хотя бы в верхней палате, он решительно отверг. Перед депутатами конвента выступал убежденный сторонник единого централизованного государства. Далее, весьма неожиданно для многих депутатов конвента, Гамильтон, заявил, что лучшей из известных миру политических форм государства является британская, т. е. конституционная монархия[67]. И начал перечислять ее «достоинства». Правда, затем Гамильтон, проявив политическую трезвость, сказал, что британская форма правления в чистом виде не может быть утверждена в США, что речь может идти лишь об усвоении ее принципов.
Ни до, ни после 18 июня 1787 г. Гамильтон ни разу не высказался в пользу монархии. В 1792 г., когда его, тогда уже министра финансов США, обвинили в монархических убеждениях, он негодующе заявил, что такие обвинения являются не чем иным, как инсинуациями со стороны Джефферсона и его окружения. Он решительно отрицал, что когда-либо испытывал симпатии к британской конституции, и называл глупцом всякого, кто серьезно верил в возможность утверждения монархического правления в США.
Гамильтон, действительно, не был приверженцем той монархии, которая утвердилась в европейских феодальных обществах. Но его привлекал сам принцип наделения исполнительной властью одного лица, поскольку он считал, что это лучше всего будет отвечать интересам буржуазии в условиях острых социальных катаклизмов послереволюционного периода и становления США как независимого государства.
В период войны за независимость Гамильтон доказывал, что сильная центральная власть отвечает интересам страны в целом. На Конституционном конвенте он впервые разделил американцев на «меньшинство» и «большинство» и впервые открыто провозгласил, что государство должно создаваться меньшинством, управляться им и служить его интересам. Гамильтон не обманывал ни себя, ни своих слушателей относительно тенденций социального развития США. С развитием промышленности и торговли в стране, говорил он, различия между «меньшинством» и «большинством» будут все более усиливаться[68]. Поэтому Гамильтон предложил делегатам такой проект конституции США, в котором государство надежно ограждало интересы «меньшинства» от посягательств «большинства».
Согласно проекту Гамильтона, высшие должностные лица американского государства, сенаторы и президент занимали свои посты пожизненно. Сенаторы избирались на основе двухступенчатых, а президент даже на основе трехступенчатых выборов. Право участвовать в выборах в сенат получали владельцы недвижимой собственности, приобретшие ее по наследству и не имевшие долговых обязательств в течение 14 лет к моменту выборов. К участию в президентских выборах допускались владельцы недвижимой собственности, способные подтвердить фамильные права на нее в трех поколениях, или лица, чье состояние оценивалось в тысячу золотых испанских долларов. Президент обладал всей полнотой исполнительной власти. Кроме того, он имел право абсолютного вето на решения конгресса и назначал членов Верховного суда.
Проект Гамильтона был крайним выражением тех тенденций и намерений, которые характеризовали позицию депутатов Конституционного конвента. В конце концов его проекту централизованного олигархического государства, возглавляемого пожизненно избранными президентом и сенаторами, конвент предпочел более умеренный вариант федеральной президентской республики.
В проекте новой конституции преодолевались те недостатки «Статей конфедерации», которые не удовлетворяли Гамильтона. В то же время в ней были воплощены многие его идеи. Гамильтон объявил себя другом федеральной конституции, как только ее проект приобрел законченный вид. Он тотчас начал убеждать делегатов единодушно поставить свои подписи под проектом. Не все последовали его призыву. На месте, отведенном для подписей представителям Нью-Йорка, вообще появилось только одно имя — самого Гамильтона. Два других делегата от Нью-Йорка уже давно покинули конвент и подготавливали в Нью-Йорке легислатуру к тому, чтобы дать решительный бой новой конституции. Не дремали противники проекта конституции и в других штатах. Делегатам, поставившим 17 сентября 1787 г. свои подписи под проектом, предстояла еще борьба на местных ратификационных конвентах.
Нью-йоркский губернатор Клинтон не спешил созывать местный ратификационный конвент. Он хотел продлить существование «Статей конфедерации», а заодно намеревался как можно лучше подготовить своих сторонников к сражению с федералистами. Клинтон считал очень важным настроить против решений Конституционного конвента общественное мнение.
Гамильтон без промедления вступил с ним в острую дискуссию. При этом он задумал создать развернутое философское обоснование конституции. Никогда не удовлетворяясь малым, он хотел сформулировать «символ веры» нации. Для этого нужны были популярные соавторы — хотя бы только имена — ибо на свой авторитет среди американцев он не очень надеялся. Быстро создали триумвират — сам Гамильтон, его давний друг и единомышленник, в прошлом президент Континентального конгресса Джон Джей и Джеймс Мэдисон.
Первая статья триумвирата появилась через месяц с небольшим после окончания заседания Конституционного конвента — 27 октября 1787 г., а последняя — 28 мая 1788 г. Всего появилось 85 статей под общим названием «Федералист». Авторские заслуги Джея были минимальными — он написал пять статей, не имевших особо важного значения (N 2–5, 64). Основная часть статей — 51 — вышла из-под пера Гамильтона, 15 статей принадлежали Мэдисону, три статьи (N 18–20) написали совместно Гамильтон и Мэдисон. Авторство оставшихся 11 статей принадлежит или Гамильтону, или Мэдисону. Старания Гамильтона были по достоинству оценены и вознаграждены «сильными мира сего». В августе 1788 г. первый кандидат на пост президента страны Дж. Вашингтон в письме к автору «Федералиста» восторженно отзывался о его идеях, объявив их политической классикой. Значение труда Гамильтона было явно преувеличено Вашингтоном.
В «Федералисте» были подвергнуты критике губительные политические, экономические и социальные последствия суверенитета штатов. Это и торгово-промышленная конкуренция, и борьба за незанятые западные земли, и стремление к политической гегемонии. Особенно опасными в условиях отсутствия сильной центральной власти, доказывал Гамильтон, были конфликты между враждебными социальными группировками, имевшимися в каждом штате. Гамильтон высмеивал распространившиеся в США представления о том, что в республике, каковом являлась Североамериканская конфедерация, уже в силу ее природы исключена возможность острых социальных столкновений.
«Бунты», писал Гамильтон, были не только неизбежны в Северной Америке, но, как показал опыт восстания Шейса, могли подвергнуть серьезной угрозе ее политические устои. А что было бы, пугал он собственников и обывателей, если бы свои Шейсы обнаружились в Нью-Йорке и Род-Айленде, Коннектикуте и Нью-Гэмпшире, в других штатах? Местные власти не в состоянии были бы справиться с такими выступлениями собственными силами, а слабое центральное правительство не могло им помочь, а главное, не имело прав вмешиваться во внутренние дела суверенных штатов. Так Гамильтон подводил читателей к выводу, что без наделения центрального правительства полицейскими функциями и придачи ему мощного аппарата насилия в стране невозможно утвердить прочный «социальный порядок».
