Борис Соколов - Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки
В результате Маньчжурского и Шанхайского инцидентов вскрылась новая картина японо-китайских проблем. Отношения между двумя странами, разумеется, не только неизбежно ухудшились, но и совершенно изменился их прежний характер. Китай, как и Советский Союз, стал смотреть другими глазами на новые действия Японии, неизбежно испытывая по отношению к ней новые опасения. Нечего и говорить, что я уделял самое пристальное внимание этому вопросу.
Е. Японская проблема.
Я изучал эту проблему по частям, но вынужден признать, что японскую проблему необходимо рассматривать целиком. И еще будучи в Шанхае, приступил к изучению Японии и намеревался при этом стать знатоком японской истории и внешней политики".
Чувствуется, что Зорге влекла входившая тогда в моду геополитика. Он стремился проанализировать столкновение интересов великих держав в Восточно-Азиатском регионе и попытаться спрогнозировать возможное развитие событий.
Следует заметить, что по большей части группа Зорге в Китае получала информацию из открытых источников — из газет, журналов, сообщений информационных агентств и т. п. Зорге также черпал информацию из наблюдения своих агентов за перемещением воинских частей и из собираемых ими слухов. Но достоверность такой информации порой было очень трудно проверить. Серьезных же агентов, связанных с нанкинским правительством, командованием китайской армии или работающих в иностранных посольствах и консульствах, у Зорге не было.
Первым и основным из китайских помощников Зорге был Ван, которого он по приезде взял на работу переводчиком. Вскоре они подружились, и Зорге предложил китайцу работать также в качестве агента. Тот согласился, не слишком опасаясь контрразведки, и привлек в группу и свою жену. Впоследствии жена Вана устроилась на работу в Министерство иностранных дел в Нанкине, явно по заданию Зорге.
Юлиус Мадер пишет еще об одном китайском агенте — Цзяне. Вряд ли он и Ван — одно и то же лицо, так как Цзян не мог считаться "китайцем из хорошего общества", каким был Ван. Отец Цзяна был слугой в доме генерала и черпал кое-какую информацию от своего хозяина. Зорге также ценил Цзяна как знатока местных нравов.
На одной из вечеринок Агнес Смедли познакомила Зорге с Одзаки, корреспондентом японских газет в Китае. Коммунист Хоцуми Одзаки вскоре стал одним из главных информаторов Зорге.
В "Тюремных записках" Зорге так отозвался о нем: "Одзаки был моим самым главным соратником. Впервые я познакомился с ним через Смедли в Шанхае. Отношения между нами и с деловой, и с человеческой точек зрения были совершенно безупречными. Его информация была чрезвычайно надежной и наилучшей из той, которую я получал из японских кругов. С ним у меня быстро завязались дружеские отношения. Поэтому, как только я прибыл в Японию, то прежде всего принял меры к тому, чтобы установить связь с ним. Он покинул Шанхай в 1932 году, и это была серьезная потеря для нашей группы. Он явно имел тесные связи с Китайской коммунистической партией, но я в то время почти не знал об этом, нет, фактически ничего не знал".
Работая в Китае, Зорге пришёл к выводу об усилении роли Соединенных Штатов в международных делах. От "молодого сотрудника американского консульства", из осторожности не названного, и от Агнес Смедли Зорге получал обширную информацию о роли США в Тихоокеанском регионе.
В "Тюремных записках" Зорге так описал свою работу в Китае: "В Шанхае я был прямо связан только с Ваном, и лишь в исключительных случаях имел дело с другими членами группы. Ван из самых различных источников добывал информацию и материалы, которые мы вместе анализировали. В случаях же, когда возникала необходимость получить особо достоверные пояснения и сообщения, мы вдвоем с Ваном непосредственно встречались и беседовали с человеком, передавшим информацию и материалы. Все указания и поручения по сбору информации шли через Вана, и, кроме исключительных случаев, я непосредственно не встречался для разъяснения своих указаний с отдельными агентами. Однако если агент приезжал в Шанхай из других мест, то я сам встречался с ним в присутствии Вана. С течением времени определилось, к каким проблемам каждый агент имеет особые склонности и способности, в связи с чем работа в Шанхае была в основном распределена так, чтобы использовать сильные стороны каждого человека. Агенты в Пекине, Ханькоу и Кантоне занимались самыми различными проблемами без такого распределения функций. Мы встречались поздно вечером и, если позволяла погода, использовали людные улицы. Встречались и в частных домах: в доме Вана, в домах иностранцев, куда я мог запросто заходить. Места встреч меняли, так как легко бросается в глаза, если встречи проходят в одном месте. По возможности мы избегали использовать для встреч мой дом. Работая в такой манере, зачастую перед тем, как начать ту или иную операцию, я вынужден был заранее договариваться и встречаться с Ваном. Однако это не было невозможным, поскольку в то время в Шанхае не было особого риска в подобных делах.
Для встреч с японцами — членами группы я использовал рестораны, кафе, а также дом Смедли. Ходить по шанхайским улицам во время первого Шанхайского инцидента японцам было опасно, поэтому я ожидал их на мосту Гарден Бридж на границе японской Концессии и обеспечивал их безопасность, забирая в машину или лично сопровождая до места встречи. Чтобы избежать внимания со стороны японской полиции, я почти не появлялся в японской Концессии. Как самое большое исключение, я один или два раза встречался с Одзаки в кафе в Ханькоу.
Однако, что бы ни говорилось, самым удобным местом встреч был дом Смедли, поэтому я часто и направлялся туда и с Одзаки, и с Каваи. Поскольку встречи зачастую проходили поздно ночью, я часто использовал машину, чтобы их привезти и отвезти. Кроме того, стремясь не встречаться слишком часто, я старался проводить встречи с интервалом самое малое в две недели. После того как вместо Одзаки стал работать другой японец, перенеся места встреч на оживленные улицы иностранного сеттльмента, мы встречались, главным образом, в кафе на Нанкин-роуд или в ресторанах при крупных гостиницах. Поскольку китайцы враждебно относились к японцам, мы избегали заходить в китайские рестораны.
Заранее определенные даты встреч строго соблюдались и потому обходились без использования телефона и почты. Я строго придерживался этого курса, даже если неожиданно возникало важное дело или я попадал в затруднительное положение, что было не раз. Когда я встречался с японцами, то всегда приходил один без сопровождающих иностранцев. Только один раз я познакомил одного японца с Паулем, так как необходимо было принять меры по обеспечению связи из-за моего отъезда из Шанхая. При встречах мы редко обменивались информацией в письменной форме, передавая ее только устно. Исключение составляли отчеты Каваи.
Когда я встречался с членами группы — иностранцами, то большей частью приходил к ним домой, но часто использовался и мой дом. Встречи организовывались очень часто, договаривались о них обычно по телефону. Впоследствии для встреч стали использовать и дома знакомых членов группы. Иногда ужинали в ресторане или встречались в барах и танцевальных залах. Все предпочитали встречаться во французском сеттльменте, в японскую Концессию ходили редко. Собранные материалы и подготовленные отчеты мы хранили дома. После отправки доклада в Москву материалы я уничтожал или возвращал, но тем не менее у нас в руках всегда имелось много документов.
В отличие от Японии, в Шанхае в то время для людей, занимавшихся работой, вроде нашей, было сравнительно безопасно. Наиболее ценные материалы мы просили сохранить своих друзей, но они не знали, какого рода были эти материалы. Мы только объясняли, что это секретные документы, и просили их сохранить.
Я не мог быть удовлетворен информацией, представляемой членами группы, поэтому и сам лично насколько было можно собирал различные данные и материалы. Хотя в Шанхае и не было посольства, я сразу же вошел в местную немецкую колонию и ко мне стала поступать всевозможная информация. Центром этой колонии было немецкое генконсульство. Меня там все знали и часто приглашали. Тесно общался с немецкими торговцами, военными инструкторами, студентами, но самой важной для меня была группа немецких военных советников, прикомандированных к Нанкинскому правительству. Из этой группы выборочно общался с теми, кто был осведомлен не только о военных, но и о политических проблемах в Нанкине. Одним из них был старший советник, впоследствии ставший генконсулом, полковник фон Крибель. Военные советники часто приглашали меня в Нанкин или приезжали ко мне в Шанхай. Кроме того, я ездил вместе с ними в Тяньцзинь и Ханчжоу. От них же получал различную информацию о внутренних делах Нанкинского правительства, планах военщины, экономике и политических мероприятиях. Кроме того, во время Шанхайского инцидента в 1932 году они же дали мне достоверные сведения о планах боевых действий японской армии и фактической численности войск. Сблизившись с немецкими летчиками из Евроазиатской авиакомпании, я мог узнавать о положении в глубинных районах Китая. Кроме того, несколько раз сам летал туда и всесторонне изучал обстановку в Китае. Таким образом, постоянно расширяя свои знания и читая литературу о Китае, я в результате стал знатоком Китая и мог, готовя сообщения, оперативно давать заключения по самым разным проблемам".
