Уильям Стирнс Дэвис - История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
Но, хотя немцы и не знали об этом, их мартовская победа в Пикардии стала для них одним из самых дорогостоящих сражений за всю войну. Она наконец заставила их врагов поставить свои плохо объединенные армии под начало одного командующего. Фердинанд Фош, один из самых талантливых помощников Жоффра в битве на Марне, генерал, сочетавший научную точность великого хирурга с религиозным пылом крестоносца, встал во главе войск не только Франции, но также Британии, Америки и Италии. Теперь именно он вступил в схватку с Людендорфом и сражался с ним не напрасно.
В первые три месяца после его назначения судьба всех свободных наций и само существование Франции были в руках этого генерала, который никогда бы не смог вписать свое имя в список величайших полководцев Европы, если бы за его спиной не стоял Клемансо, придававший мужество французскому народу. Ведь Франция после четырех ужасных лет по-прежнему несла основное бремя войны на Западном фронте. Более половины тех, кто противостоял Людендорфу в марте, были французами, и, хотя их доля стала постепенно уменьшаться с прибытием американцев, до самого победоносного конца войны французы составляли 40 процентов войск.
В апреле со стороны врага прилетел еще один порыв горячего ветра; на этот раз он ударил по британцам во Фландрии. Именно тогда маршал Хейг сказал своим соотечественникам-британцам, что «они сражались, прижатые спиной к стене», то есть в трудном и почти безвыходном положении. Западный фронт снова пошатнулся и даже был прорван, но снова атака была остановлена, и снова натиск врага остановили французские дивизии, присланные на помощь своим союзникам. В конце мая немцы, оставив англичан восстанавливать силы, бросили тысячи своих солдат на участок фронта Эны между Реймсом и Суасоном. Какие-то младшие по должности французские генералы совершили где-то несколько грубых ошибок, и тевтоны неожиданно добились большого преимущества. Они переправились через реку Вель, захватили Суасон и снова омыли свои мечи в Марне. Снова, как в 1914 г., местные жители уходили от захватчиков. На дорогах появились беженцы, старики и старухи, и запряженные быками телеги с их домашней утварью.
Неудивительно, что в Париже, возможно, дрожали от испуга многие из тех, кто до сих пор не терял веру. Они пережили четыре года тяжелых мучений, а теперь немцы, вероятно, не просто будут иногда выпускать снаряды из нескольких нелепых на вид дальнобойных пушек. Они смогут разбить столицу в пыль всей своей тяжелой артиллерией! И что удивительного в том, что из своих углов, закоулков и укрытий выползла вся отвратительная стая большевиков-социалистов, сторонников Боло и Кайо и пацифистов. Все они начали шептать людям в уши: «Заключайте мир! Зачем продолжать бесполезно проливать реки крови? Спасайте Париж! Заключайте мир!» И французы знали, что в Британии и Америке профессиональные пацифисты, социалисты и деликатные «либералы» громче, чем когда-либо, говорили о том «договорном мире», заключить который означало продать Францию Тевтонии.
И вот 4 июня 1918 г. произошло решающее сражение с наступавшими немцами у Шато-Тьерри. Был бы враг остановлен без помощи американских полков, брошенных в бушующую, беспорядочную стихию боя? Об этом беспристрастная история умалчивает. Если американская помощь была необходима французам в эти дни бедствия, то разве, помогая, они не возвращали с большими процентами ту помощь, которую Лафайет и остальные молодые смельчаки из Бурбонской Франции принесли из-за моря боровшейся молодой республике за сто сорок один год до этого? А 5 июня исход кровавой битвы еще был неясен, ответственные чиновники обсуждали вопрос о новом переезде правительства в Бордо, а управляющие крупными военными заводами размышляли над тем, как и куда они смогут перевезти свое важнейшее оборудование, и мир спрашивал: «Если Париж падет, сможет ли война продолжаться?» Но Клемансо в это время вставал со своего места в палате депутатов, чтобы бросить вызов ворчанью депутатов-социалистов и трусливым вопросам, которыми они его осыпали.
«Я сказал вам с самого начала [когда вступал в должность], что нам придется пережить трудные и суровые времена и жестокие часы. Эти времена наступают, и есть лишь один вопрос: сможем ли мы их выдержать? [Из-за отступничества России] против нас брошен еще миллион германских солдат. Четыре года наши войска тратят свои силы. Линия войск, защищающая наш фронт, становится все тоньше. Сегодня эти [наши] солдаты ведут бой. Они сражались один против пяти и не спали три или четыре дня подряд…
В эту минуту они ведут самый тяжелый бой этой войны с таким героизмом, что я не могу найти слов для его описания. …Я знаю нескольких людей, которые совершили героические подвиги, как, например, те бретонцы, которые всю ночь были в окружении в лесу, а на следующий день сумели послать с почтовым голубем записку, где было сказано: «Вы можете прийти и найти нас. Мы продержимся еще полдня». Из таких людей состоит наша родина, они поддерживают ее существование и продлевают жизнь этой родины, без которой невозможны никакие реформы. Они умирают за идеал, за историю, самую выдающуюся из историй всех цивилизованных народов…
Перед вами – правительство, которое, как я вам сказал, приняло власть не для того, чтобы признать поражение. Пока мы здесь, французы будут оборонять родину до смерти и будут применяться все средства для того, чтобы добиться успеха. «Мы никогда не отступим!» – это приказ правительства. Мы не отступим никогда, ни в какой момент…
Народ Франции выполнил свою задачу. А те, кто пал, пали не напрасно, потому что они сделали историю Франции великой. Живым осталось завершить величественный труд мертвых».
После этого палата подавляющим большинством голосов проголосовала за поддержку правительства Клемансо и этим привела в замешательство пацифистов.
В эти дни говорили, что президент Пуанкаре, когда его спросили, будет ли захват столицы означать конец войны, ответил: «Мы будем сражаться перед Парижем, в Париже и за Парижем». В эти дни Клемансо, по некоторым сведениям, сказал, что войну выиграет тот вождь, который сможет сохранить присутствие духа на пятнадцать минут дольше, чем его противник, и добавил: «Я собираюсь сохранить присутствие духа». В продолжение всех этих дней некоторые самозваные английские и американские «либералы», к своему стыду, настаивали на том, чтобы Франция дала миру мир отказом от своих претензий на Эльзас – Лотарингию. Но люди Третьей республики не смягчали свое требование исправить вред, причиненный в 1871 г., и заявляли, что не уступят Германии в деле, где речь идет «не только о цене победы, но о восстановлении права»[332].
К 11 июня стало очевидно, что продвижение тевтонов вниз по течению Марны пока остановлено. Другие их попытки приблизиться к Парижу с севера были почти безуспешны. Итак, военачальники, премьер-министры и короли в течение долгого месяца напряженно ждали, пока Людендорф сгруппирует свой миллион человеческих единиц для следующего большого наступления; а Фош, который в своих опубликованных большим тиражом теоретических сочинениях был за постоянное наступление и жаркие бои, теперь, казалось, покорно ждал нового удара германской кувалды.
И вот 15 июля произошло то, чего ожидали. Германцы пошли в наступление на фронте длиной 60 миль от Шато-Тьерри на восток до Аргонского леса. Это был еще один из тех ударов гигантского тарана, которые прусское Верховное командование так хорошо умело организовывать. Но на Марне нападающим едва удалось перебросить несколько полков на другой берег, несмотря на упорное сопротивление французов и американцев. Дальше к востоку они медленно и с трудом продвинулись вперед лишь около Реймса. Восточнее Реймса они ударились головами о стену огня и отступили, полностью разгромленные. К ночи 17-го числа они понесли ужасные потери, но едва продвинулись вперед на 1 фут из тех 38 миль, которые еще отделяли их от Парижа. Будь Людендорф действительно мудрым человеком, он бы сообщил своему императору, что нужно начинать переговоры о мире. Он полностью утратил численное преимущество, которое получил благодаря отступничеству России, и не мог надеяться, что организует новое, более грозное наступление[333].
А 18 июля 1918 г. Фош бросил франко-американскую армию против фланга немецких позиций от Шато-Тьерри к северу до Суасона.
Людендорф явно не учитывал в своих расчетах возможность мощного контрудара, применения в наступлении необстрелянных американских солдат и разрешения другим американским частям заменить в резерве французских ветеранов. На значительном участке немецкий фронт просто рассыпался. Когда ценой больших усилий немцы начали стабилизировать его возле рек Эна и Вель, Фош бросил против них реорганизованные в Пикардии английские части (это было 8 августа). С первой июльской атаки три месяца и двадцать четыре дня армии Фоша вели победное наступление. Немцам не удалось нанести ни одного контрудара, который бы дал им хотя бы временный успех. Когда это наступление закончилось, война закончилась тоже.
