Николай Смирнов—Сокольский - Рассказы о книгах
Спохватившаяся цензура распорядилась запретить новое издание книги Маркса и внесла «Капитал» в списки книг, «не дозволенных к обращению в публичных библиотеках и общественных читальнях»2 .
Первое издание «Капитала» на русском языке, выпущенное в 1872 году, — одна из тех библиографических редкостей, которые приобрели характер реликвии.
Любопытно, что напечатанная, но задушенная цензурой еще в типографии, книга сочинений Свифта, так же в издании Н. П. Полякова, по–видимому, тоже переведена Г. А. Лопатиным, переводчиком «Капитала».
Это предположение можно сделать на основании письма Ф. Энгельса к К. Марксу от 23‑го ноября 1873 года. Сообщая Марксу о 2 и 5 главах «Капитала», переведенных Лопатиным, он тут же добавляет: «Теперь он переводит английские вещи для Полякова». Других переводов с английского в издании Полякова не появлялось, очевидно речь идет о Свифте 26.
В книге, кроме известных произведений великого сатирика: «Сказка бочки», «Путешествие Гулливера», помещен ряд мелких сочинений Свифта, до сих пор еще не переизданных на русском языке 27.
О степени редкости этой книги можно судить по докладу старейшего ленинградского книжника Ф. Г. Шилова, который считал, что ее уцелел всего только один экземпляр 28.
Ко мне книга попала из библиотеки проф. В. Саводника.
Большой интерес так же представляет имеющееся у меня редчайшее издание, озаглавленное «Ежемесячное сочинение Пифагор, содержащее в себе изображение славной жизни и деяний сего великого гения древности, с ясным топографо–историческим описанием всех современных ему народов, их обыкновений, богослужения, таинств и достопамятностей и с картинным представлением всех важнейших происшествий древних времен» (Москва, 1804). Это — первая попытка напечатания у нас в России труда Пьера Сильвена Марешаля, одного из ближайших соратников деятеля французской революции Гракха Бабефа, организатора знаменитого «Заговора равных».
Под видом описания путешествия Пифагора в книге изложены запретные положения учения Бабефа–ненависть к тиранам и тирании, проповедь общности имуществ, отрицание частной собственности.
В фигуре Пифагора легко угадывается портрет самого Гракха Бабефа.
Я не рассказал любопытнейшей истории этой книги потому, что это сделал гораздо лучше меня проф. Ю. Г. Оксман, долго и внимательно изучавший находящийся у меня экземпляр. В своей статье «Из истории агитационно–пропагандистской литературы 20‑х годов XIX века» (в сборнике «Очерки из истории движения декабристов», М., 1954) он написал об этой книге весьма подробно.
Мне попалась в руки и другая редчайшая книга XVIII века, требующая самого пристального внимания.
Книга эта называется «Пригожая повариха, или Похождения развратной женщины». Автор ее Михаил Чулков — издатель сатирических журналов, соперничавших с новиковскими «Трутнем» и «Живописцем», один из первых русских этнографов, собирателей песен и сказок. О Михаиле Чулкове (и Василии Левшине) написал подробное исследование Виктор Шкловский 29.
«Пригожая повариха» (издана в 1770 году, в Спб.) — это русский роман, написанный в жанре т. н. «плутовских романов». Роман остался незаконченным, и есть основания полагать, что в образе купеческой жены, любящей сочинительствовать (одна из героинь романа), — подразумевалась сама «матушка–государыня» Екатерина II. И книга эта, и автор ее Михаил Чулков также заслуживают подробного рассказа.
Великий полководец А. В. Суворов говаривал, что «Пригожая повариха» — его любимая книга. Этим он вовсе не пытался ознакомить окружающих с его собственным литературным вкусом, а намекал на свое согласие с автором романа, нарисовавшего «матушку–государыню» в самом неприглядном виде.
Весьма часто этого своеобразного «подтекста» в высказываниях и поведении великих людей не замечали, или не хотели замечать их позднейшие биографы.
Так, среди многочисленных анекдотов об И. А. Крылове, существуют воспоминания о нем библиографа И. П. Быстрова, лично знавшего великого баснописца. И. П. Быстрое рассказывает, например, что «Иван Андреевич любил читать романы в старинных переплетах и, чем роман глупее, тем он больше нравился нашему поэту»30.
Среди этих «глупейших романов» П. И. Быстрое назвал на первом месте «Сказки духов», напечатанные в шести частях «иждивением типографической компании» Н. И. Новикова в Москве, в 1785 году 81.
Случайно это редчайшее издание попало ко мне на полку, и даже при беглом ознакомлении с ним, легко убеждаешься, что «Сказки духов» — одно из самых смелых и вольнодумных сочинений того времени.
Повествование ведется от лица некоего Горама, написавшего это сочинение якобы на персидском языке. Указывается, что с персидского «Сказки духов» переведены на английский Карлом Мореллом. Русский переводчик не указан вовсе. Весьма возможно, что все эти сведения выдуманы от начала до конца и служат лишь маскировкой для подлинного автора книги.
ГРОЗНОЕ ОРУЖИЕ
О прижизненных и ранних изданиях сочинений Александра Радищева
ВСТУПЛЕНИЕ
В курганах книг,
похоронивших стих,
железки строк случайно обнаруживая,
вы с уважением
ощупывайте их,
как старое,
но грозное оружие.
В «курганах книг», написанных людьми предыдущих поколений, понятие «старого, но грозного оружия» как нельзя более подходит к книгам великого русского писателя — революционера Александра Николаевича Радищева.
Направленные против самодержавия, рабства и крепостничества, книги Радищева более ста лет были «жупелом» для царского правительства, которое не только беспощадно уничтожало все издания сочинений Радищева, вышедшие при его жизни, но и позже яростно пресекало попытки некоторых смельчаков–издателей напечатать их вновь.
Начиная с 1790 до 1905 года книги Радищева жгут на кострах или перемалывают на бумажных фабриках.
Однако от каждого такого «аутодафе», устроенного царской цензурой для книг Радищева, всегда оставалось несколько считанных экземпляров, припрятанных и почитателями революционных идей автора «Путешествия из Петербурга в Москву», и некоторыми ревностными книголюбами.
С этих уцелевших экземпляров снимались многочисленные рукописные копии, которые потом, переходя из рук в руки, делали свое революционное дело. Имея в виду именно это распространение сочинений Радищева в списках, Пушкин писал: «Радищев рабства враг — цензуры избежал!»4
Революция 1905 года на время сбила цензурные оковы с сочинений Радищева, но по–настоящему широко, полно и научно произведения его дошли до народа только в наше, советское время.
Огромными тиражами, во всех видах и вариантах напечатаны и продолжают печататься книги Радищева.
Советские люди знают и высоко чтут писателя, который «нам вольность первый прорицал».
Но чем больше сейчас выпускается новых книг Радищева, чем богаче и роскошней их одежда, печать и бумага, тем драгоценней становятся те немногие, скромные на вид, уцелевшие экземпляры его «Путешествия из Петербурга в Москву» и других произведений, напечатанные при жизни писателя, или после его смерти, до 1905 года.
Книги эти — замечательные реликвии истории развития русской общественной мысли, истории революционного движения в России.
Иметь экземпляр «подлинного Радищева» всегда было заветной мечтой каждого библиофила, начиная с самого Пушкина. До наших дней сохранилось первое издание «Путешествия из Петербурга в Москву» из личной библиотеки поэта, с его собственноручной надписью: «Экземпляр, бывший в Тайной канцелярии, заплачен 200 рублей. А. Пушкин».
Судьба каждого уцелевшего экземпляра «потаенного Радищева» чрезвычайно любопытна и полна самого романтического интереса.
Много лет назад, начав собирать старые русские книги, я поставил себе целью во что бы то ни стало найти «всего Радищева». Старые, седые антиквары, узнав о моем намерении, стали встречать меня ироническими улыбками. Известный книжник Павел Петрович Шибанов, «Шаляпин книги», как его называли, весьма сердито сказал мне:
— Помню я, молодой человек, какую–то историю с синицей. Она что–то там пыталась зажигать, что именно — я уже забыл, но история весьма поучительная…
Милейший человек Павел Петрович! К старости его беззаветная любовь к книге начала уже переходить в манию, хотя именно против маньячества в книжном собирательстве он сам выступал неоднократно.
Заведуя крупнейшим книжно–антикварным магазином «Международной книги» в Москве, он начал припрятывать более или менее редкие и замечательные книги от покупателей. Прятать не для кого–нибудь, а просто от всех. Когда вы подходили к нему с горкой отобранных книг, он делал такое печальное лицо, что вам становилось неловко.
— Ну зачем вам «Полтава» Пушкина? — вдруг начинал «советовать» Павел Петрович. — Подумаешь, прижизненное издание! И вид у книги не первоклассный — явно «усталый» экземпляр. Подождите, найдете для себя безукоризненный.
