В. Злыгостев - Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную
Уже различая в предрассветных сумерках всадников, видя их решительность и порыв к битве, Таян-хан спросил находящегося рядом Джамуху:
«— Что это за люди? Они подгоняют так, как волк подгоняет к овчарне стадо овец.
— Мой анда Тэмуджин собирался откормить человеческим мясом четырех псов и посадить их на железную цепь. Должно быть, это они и подлетают, гоня перед собой наш караул. Вот эти четыре пса:
Лбы их — из бронзы,
А рыла — стальные долота.
Шило — язык их,
А сердце — железное.
Плетью им служат мечи,
В пищу довольно росы им,
Ездят на ветрах верхом.
Мясо людское — походный их харч,
Мясо людское в дни сечи едят.
С цепи спустили их. Разве не радость?
Долго на привязи ждали они!
Да, то они, подбегая, глотают слюну.
Спросишь, как имя тем псам четырем?
Первая пара — Джебэ с Хубилаем,
Пара вторая — Джелме с Субетаем[14].
Услышав ответ Джамухи, Таян испугался и приказал войску покинуть занятые позиции. Ни на шаг не останавливаясь, монголы „прыгали от радости“, стремясь взять найманов в клещи» [3, с. 122].
Вот какой оценки были удостоены четыре полководца Чингисхана. А ведь, по сути, с «утренней атаки» и начался конец воинства Таян-хана. Восхищаясь «готической» поэзией «Сокровенного сказания», все же не могу не прицитировать еще одну версию «о четырех псах» в замечательном переводе А. Мелехина.
Не сердца у них, а уголья,
Языки — что острые колья.
И носы у них, как зубила,
И не лбы — чугунные била,
Четыре бешеных пса.
Оборвали железные цепи,
Побежали они через степи.
Как слюна-то из пасти брызнет —
Посягают на тысячи жизней Четыре бешеных пса.
С диким воем, с рыком и лаем Мчится первым Зэв с Хубилаем,
Вслед — Зэлмэ, Субэгэдэй… Вся свора.
Тэмужина анды опора —
Четыре бешеных пса.
Их питье — лишь роса одна,
Их еда — своя же слюна,
Ветры их на себе несут,
Лишь колчаны друзьями зовут
Четыре бешеных пса.
[14. с. 152–155.].
Не выдержав первой утренней атаки, найманы начали отступать в горы, и отступать в достаточном расстройстве боевых порядков. Таян-хан хотел еще что-то спросить у «всезнающего» Джамухи. Однако тот, хоть и «ryp-хан» Степи, но к тому моменту, собрав свои согни, попросту сбежал. Он уже знал, чем закончится сегодняшний день.
Наблюдая за отступлением найманов, Чингисхан «построил воинов в боевой порядок, который называется „озеро“. Войска растягивались длинной цепью, передний ряд выпускал во врага стрелы залпом и тут же отходил назад, давая место следующей волне. Подобно прибою они накатывались на позиции противника, нанося удар и тут же исчезая… Отступившие пристраивались в заднюю часть колонны и формировали новую „волну“. Такая тактика вынудила найманов растянуться в длинную цепь, чтобы защищаться от широких „волн“. Как только их войска растянулись достаточно широко, Тэмуджин перешел к третьей части своего плана. Он перегруппировал отряды в боевой порядок, называемый „шило“» [16, с. 147]. Скорее всего, во главе «шила» были «бешеные псы» — герои утренней схватки. «Воины выстраивались узким, но чрезвычайно глубоким строем, что позволяло сосредоточить всю силу удара в одной точке и прорваться через растянутые ряды найманов» [16, с. 147]. «…Государь ожесточенно сражался с найманами вплоть до вечера… На следующий день остатки полностью капитулировали. Тогда дорбены, татары, катакины и салджиуты, всего четыре обока, тоже пришли и сдались» [12, с. 146]. Таян-хан погиб, кстати, «застрелил его» брат Субэдэя Хулухур, который еще долгие годы будет служить под руководством Мухали сотником [12, с. 226].
Остатки некогда грозной античингисовой коалиции разбежались кто куда, а вот Джамухе, видать, бежать было некуда. Или он этого не хотел? Набегался то за одним, то от других. Судьба этого человека и трагична, и закономерна. Монгольский Гамлет, последний вольный нойон, искусный воин, для которого жизнь под чьей-то подавляющей властью была невмоготу, Джамуха скитался с несколькими своими последними нукерами, потеряв все — жену, ставку, «гур-ханство». Но скитания эти вечно продолжаться не могли. Страна отныне принадлежала Чингисхану, и в конце концов он предстал перед андой Тэмуджином и сам просил себе казни, казни без пролития крови, казни для монголов почетной. Чингисхан не смел отказать своему побратиму…
Глава девятая. 1205 год
После одержанной победы над найманами каждому из своих «четырех псов» — Джэлмэ, Хубилаю, Джэбэ и Субэдэю — Чингис доверил руководство самостоятельными военными кампаниями. Для 29-летнего Субэдэй-багатура прошедшее сражение явилось экзаменом, который позволил ему считаться своим в среде полководческой элиты Чингиса, более ни одна крупная операция монголов, при наличии Субэдэя на месте, не обходилась без его либо непосредственного участия, либо совета, либо помощи проверенными людьми. На заслуженном основании он мог уже гордо именовать себя тысячником, проведя целый день в авангарде в ходе битвы у Хангая и командуя приданными ему воинами. Очень скоро хан подтвердит его статус хотя бы тем, что отправит с более чем тысячным отрядом в погоню за остатками меркитов и найманов.
В 1202 году у Субэдэя родился сын Урянхатай, и, наверное, дальнейшее продвижение по службе было для него в этой связи лучшим подарком от своего господина. Все они — «псы» Чингисхана, и в этом нет ничего зазорного по меркам того века, были чрезвычайно амбициозными и желали как можно больше и пожирнее «куснуть». Действительно, в семьях «ближней дружины» наблюдался явный достаток, нойоны «щеголяли» и качественных и дорогих доспехах, серебро украшало и людей, и коней, и застолье.
Летом 1204 года монгольское войско переживало «проблему роста», одни части расформировывались, другие пополнялись, Чингисхан проводил мероприятия по дальнейшему его усовершенствованию, свыкаясь с мыслью о том, что он стал наконец-то хозяином Монголии. В то же время его не покидало намерение разделаться с меркитами. К самым ненавистным Чингису племенам относились татары и меркиты, и тому были веские основания — татары умертвили отца Чингисхана, Есугея, а меркиты в свое время похитили первую (главную) его жену, Бортэ. И если с татарами ему удалось разобраться на все сто — остатки этого великого и заносчивого степного народа сдались монголам после сражения с найманами, то с меркитами оставалось еще множество проблем. И главное, их вождь Тохтоа-беки, счастливо избежав смерти после «битвы за Бортэ» и череды не менее кровопролитных схваток, продолжал противодействовать новому владыке во всех его начинаниях. Причем Чингисхан тяжело переносил неоспоримый факт: его первенец — Джучи — появился на свет в период пребывания Бортэ в меркитском плену, и хотя повелитель монголов безоговорочно «признал Джучи своим», проклятый «меркитский след» шлейфом тянулся через всю жизнь Потрясителя вселенной.
«В 1205 году Чингисхан отправил на запад войско Субедея. Кроме покорения мелких племен он должен был поймать бежавших детей Тохтоа-беки» [7, с. 92–93]. «В том же году Коровы (1205) отдавал Чингис-хан приказ. Посылал он Субее-тая… преследовать Тогтогаевых сынов…» [22, § 199]. Так же наверняка было распоряжение хана по возможности уничтожить и лидера меркитов. Отправляя своего преданного полководца, Чингисхан дает Субэдэю достаточно длинное наставление с указаниями в первую очередь беречь и людей, и коней в предстоящем дальнем походе. «Памятуя о дальней дороге, берегите у ратников коней их, пока они еще не изнурены. Берегите дорожные припасы, пока они еще не вышли. Поздно беречь коней, когда те пришли в негодность; поздно беречь припасы, когда они вышли. На пути у вас будет много зверя. Заглядывая подальше в будущее, не загоняйте служивых людей на звериных облавах. Пусть дичина идет лишь на прибавку и улучшение продовольствия людей. Не охотьтесь без меры и срока. Иначе как для своевременных облав не понуждайте ратных людей надевать коням подхвостные шлеи. Пусть себе ездят они, не взнуздывая коней. Ведь в противном случае как смогут у вас ратные люди скакать? Сделав потребные распоряжения, наказывайте нарушителей поркою. А нарушителей наших повелений, тех, кто известен нам, высылайте к нам, а неизвестных нам — на месте же и подвергайте правежу» [22, § 199].
Субэдэй уже ранней весной 1205 года кинулся за меркитами, перевалил через монгольский Алтай в сторону Черного Иртыша, где севернее, в районе озера Зайсан, его поджидали Тохтоа-беки, Кучулук, Куду, Гала и Чилаун. По-видимому, численный перевес был опять на вражеской стороне, и они рассчитывали, что войско Субэдэя будет утомлено переходом через заснеженные горы. Но враги не учитывали того, что преследующее их войско было войском победителей и моральный дух среди воинов-монголов был несоизмеримо выше, чем у битых-перебитых меркитов и найманов. Субэдэй выматывал врага постоянными передвижениями своих сил, дезинформируя их о численности и качестве монгольского войска. Похоже, никакого «генерального сражения» не произошло: он попросту выдавливал наймано-меркитов все дальше на север. Там «союзники» окончательно разделились. Кучулуку все-таки удалось прорваться к кара-киданям, а вот меркитам пришлось хуже. «Значительная часть их утонула в весеннем Иртыше» [3, с. 128], а затем они удалились в степи, лежащие севернее Балхаша, где и скрывались «на протяжении долгого десятка лет, перекочевывая от Эмиля к Тарбагатаю, до Голодной степи» [3, С. 128].
