Кэтрин Култер - Портреты гомеопатических препаратов, ( часть 2)
Хотя всеобъемлющие нозоды охватывают множество типов характеров, следует отметить определенные черты здоровой, продуктивной, «оптимистичной» (Кент) личности Tuberculinum. Это человек живой, полный энтузиазма, если его воображение чем-нибудь захвачено, то всё отвращение к умственному труду пропадает и он работает не щадя себя. Он бросается без оглядки в то, за что взялся, в поисках приключений и волнений и решив жить полной и интенсивной жизнью. В такие периоды все события его жизни приобретают мировое значение, и о его идеях и устремлениях можно говорить, пользуясь только заглавными буквами.
Известно, что люди типа Tuberculinum иногда переживают периоды эйфории. Некоторые из них пытаются сделать слишком много, истрачивая при этом всю свою энергию. Очень часто необходимость в этом нозоде демонстрирует дилетант, который одарен в нескольких областях, но не способен выбрать что-то одно и никогда не достигает настоящего мастерства. У других всплески энергии сменяются внезапным упадком сил.
Временами молодой Tuberculinum доходит до пределов своих сил и способностей, как будто ощущает свою преждевременную кончину, как те композиторы, писатели, художники XIX столетия, которые умерли молодыми (до 45 лет) от туберкулеза или от подобных состояний: Шопен, Мендельсон, Джейн Остин, Ките, Шелли, Эмилия Бронте, Р. Л. Стивенсон, Э. По, Чехов и художник начала XX века Модильяни, портреты которого почти неизменно рисуют человека, больного туберкулезом. Возможно, по этой причине происходит общее ускорение жизненных процессов и повышение их интенсивности, поскольку Tuberculinum, «и жить торопится, и чувствовать спешит» (эпиграф к «Евгению Онегину» A. C. Пушкина) перед тем, как его настигнет «скоротечная чахотка». Когда пациент типа Tuberculinum не поддаётся этим опасениям преждевременной смерти и доживает до среднего и пожилого возраста, он может выглядеть удивительно молодым и хорошо сохранившимся.
Пациент, приблизительно 65 лет, пришел к гомеопату за помощью от своей «непреодолимой сонливости в дневное время» (Берике) и следующей за нею бессонницей по ночам. У этого человека сохранились тонкие черты лица, чистая кожа, стройная фигура и живая психика, как у человека гораздо более юного возраста, и он размышлял над тем, как ему стать «специалистом по старению» (!) ввиду надвигающейся необходимости уйти на пенсию после того, как он отработал на многих самых различных работах. Он уже начал организовывать свою новую карьеру, подготавливая семинары, конференции и посещая дома престарелых, в которых читал лекции пожилым людям самым красноречивым языком о приближении старости скорее как о «творческой кульминации процесса роста» и «максимализации человеческого потенциала, чем уменьшения его ресурсов».
Бессонница у Tuberculinum часто улучшается после еды, и симптом «не может заснуть от голода» (Аллен) хорошо известен (также Phosphorus, Ignatia, Lycopodium — любой из них может чувствовать сильное желание перекусить среди ночи). Для того, чтобы проверить существование этой зависимости у пациента, врач посоветовал ему в течение недели поесть на ночь, несмотря на то, хочется ему того или нет. И в самом деле, «ночная еда» (Нэш) частично улучшила его сон. Этот симптом вместе с диареей рано утром, которая «подымает пациента с постели» (Кент) (два других лекарства при этом состоянии — Sulphur, который гонит в туалет, и Aloe, который не гонит), подтвердили правильность выбора Tuberculinum для улучшения его сна.
Как правило, этот миазматический тип имеет капризный аппетит или, как туберкулезный пациент, может есть много, но оставаться стройным («худой… в то время как ест хорошо» Аллен). Яркой литературной иллюстрацией этой черты может служить описание, данное в «Волшебной горе», где Томас Манн с усыпляющими подробностями описывает обильные и изощренно приготовленные блюда, поглощаемые по четыре раза в день чахоточными пациентами.
Ещё одной привлекательной чертой этого типа является его живой юмор.
Одна десятилетняя девочка, лечившая энурез периодическими дозами Tuberculinum 1M, обыкновенно предостерегала своего отца, что курение, кофе и алкоголь ускорят его старение.
Однажды в ответ на это он весело возразил: «Я старею не быстрее, чем ты, юная леди. Ты и сама становишься старше каждый день.»
«Не совсем так, — быстро откликнулась она. — Если уж ты достиг вершины, то скорость вниз набирается быстрее!»
Очевидно, девочка где-то вычитала эту фразу, но с типичной для Tuberculinum живостью она извлекла эту фразу из памяти и подала её в точно соответствующий момент.
Между прочим, эта девочка, которая так бесстрашно противостояла взрослым — родителям, учителям и кому бы то ни было, с кем она могла посоревноваться в остроумии, — страшно боялась собак, и, когда она была помладше, впадала в совершенно истерическое состояние, когда к ней приближалась собака. «Легко пугается… особенно собак» (Геринг) — это ключ к данному типу. Когда врач тонет в море неспецифических симптомов («соломинок»), эта боязнь может оказаться надежной опорой. Страх перед кошками несколько сомнительнее. В соответствии с устной традицией, Пашеро и Хаббард уверяют, что это более свойственно Bacillinum, но Богер и другие считают этот страх также присущим и Tuberculinum.
Часто у этих пациентов проявляется эмоциональная утонченность (Silicea, Ignatia, Phosphorus) и артистичность натуры («необычайно отзывчив к музыке», Аллен). В XIX столетии туберкулез связывали с артистической чувствительностью восприятия, высоким вдохновением, высокой духовностью и т. п.
Эта болезнь так близко была связана в представлении людей с творческими способностями, что некоторые критики даже приписывали предположительное снижение количества художественных и литературных творений фактическому искоренению туберкулеза в Западном мире.
Будь то миф или реальность, но пациент типа Tuberculinum очень часто демонстрирует именно эти черты или, как минимум, их зачатки. Идеалистические устремления этого беспокойного, ищущего выход духа часто находят облегчение, а психика — устойчивость только в каком-либо художественном занятии. Тогда он утрачивает малейшие признаки дилетанства и выказывает профессионализм и трудолюбие самого высокого качества.
Типичной в этом отношении была одна флейтистка, которая обратилась за помощью по поводу тяжелой дисменореи. Tuberculinum был одним из подходящих для её картины средств, для её «преждевременных, слишком обильных, слишком длительных и необычайно болезненных менструаций» (Аллен), а её история показала, что она была беспокойна и изменчива, и ей было трудно определиться в жизни. «В течение многих лет в юности я избегала всякого, кто меня спрашивал, что я собираюсь в жизни делать. Но до 35 лет я не имела представления, кем я хочу стать и чем заниматься, и не могла почувствовать никакого призвания». В конечном счёте она нашла относительное успокоение, смогла себя выразить и освободиться от меланхолии, начав преподавать пение в школе и давая частные уроки, игры на флейте. Уже эти одни симптомы указывали на Tuberculinum, но выбор был окончательно подтвержден, когда, отвечая на обычный вопрос гомеопата о том, что ей нравится из продуктов питания, она сказала, что её любимая трапеза — это завтрак: «Завтрак английского типа с копченой селедкой!» Tuberculinum обожает копченую рыбу, мясо и свинину, а также холодное молоко и мороженое. Геринг упоминает о молодой женщине, которая в течение девяти месяцев болезни не ела ничего, кроме мороженого.
Tuberculinum питает романтические чувства, которые благодаря полному освещению их в главах о Phosphorus и Ignatia и большому сходству у всех не требуют нового обсуждения этой темы здесь. Достаточно упомянуть, что романтические устремления и желания, любовная тоска, легкая и глубокая влюбчивость, преполнение романтических чувств до степени исключения всего, что находится вокруг человека («повышенная сексуальная страсть», Кент), с потерей сна и аппетита — всё это ярко выражено у данного типа.
Следует ещё раз напомнить, что туберкулез торжествовал в эпоху расцвета Романтизма, что освобождение романтических чувств совпало с широким распространением туберкулезной патологии и что в XIX столетии драма, опера и литература прославились изображением множества романтически настроенных чахоточных больных — героев и героинь, умирающих от искалеченной любви.[34]
Таким образом, миф об этой болезни представляет нам пылкую и обольстительную личность с повышенным сексуальным желанием, снедаемую страстью и внутренним огнем, которые идут параллельно со сгоранием физического тела лихорадочным жаром с его чахоточным румянцем. Однако в реальной жизни для этого типа в равной степени характерны и недостаток жизнеспособности, и снижение сексуальной энергии, так что, как отмечает Уилер «острый интерес, почти одержимость сексуальными вопросами не сопровождается какой-либо сексуальной потенцией и столкновение между желанием и возможностями может вызвать эмоциональный конфликт».
