Михаил Щетинин - Дыхательная гимнастика А.Н. Стрельниковой
Закончив народно-певческую школу, я пробовался и на эстраду, и в Москонцерт. Везде пробовался... Была такая гастрольная опера при Московском объединении художественных коллективов на улице Ждановой, около церкви. Там была оперетта, там была опера, там был драмтеатр. И вот в 1967 году я по конкурсу попал в эту гастрольную оперу. Мы готовились, а потом месяц-полтора ездили по всему СССР.
Александра Николаевна в то время «пробивала» авторское свидетельство на дыхательную гимнастику. На мне проводились все эти процедуры — замеры жизненной емкости легких, спирограммы, миллиметровки...
Как только я стал заниматься с Александрой Николаевной, я стал приходить к ним домой. Они меня заставляли с ними обедать. Племянник Александры Николаевны Женя очень меня ревновал к Стрельниковым. Даже однажды меня вызвал и сказал, чтобы я у них больше не появлялся. И я какое-то время не появлялся. Потом Александра Николаевна спросила, в чем дело. Я сказал, что это Ваш Женя постарался. У них произошел серьезный разговор, ведь я был для Александры Николаевны и Александры Северовны как сын. Я занимался, учился, приходил к ним каждый день после занятий.
Я попробовал поступить в консерваторию, тогда еще был жив Александр Васильевич Свешников. Так как я уже работал в Гастрольной опере, то хотел пойти учиться в консерваторию на вечернее отделение. Это был 1969 или 1970 год. Я пошел к декану вокального факультета Гуго Натановичу Тицу. Он со мной немножко позанимался и мы вместе с ним пошли к Свешникову. «Что ты споешь? — спросил Свешников.— Ну давай Рудольфа!» Нужно ведь было показать полный диапазон голоса. Я спел. Вышел оттуда желто-зеленый от волнения. Через какое-то время они мне дали ответ, что вечерний факультет в Московской консерватории ликвидирован.
— А не могли бы Вы уйти из театра и поступить учиться в консерваторию?
Я ответил:
— Не могу!
— Почему?
— Потому что у меня уже идет с 1967 года стаж, стаж солиста оперы в Гастрольной опере. Если я уйду в консерваторию, стаж прервется. Выучусь у вас, а не известно, что будет дальше!
Я закончил Гнесинский институт, занимался у Белова Евгения Семеновича. Он художественно делал «фразировочку».
Певец Ломоносов — это «продукт» А.Н. Стрельниковой. Она протоптала мне тропиночку. В 1973 году я пришел в Большой театр. В Большом спел все ведущие партии. Бывало так, что я пел в спектаклях по 3-4 дня подряд того же Собинина (опера «Иван Сусанин»), Просили спеть Герцога в «Риголетто». У меня ведь лирико-драматический тенор, я везде чувствовал себя свободно: Герман в «Пиковой даме», Радамес в «Аиде», Кассио в «Отелло», Маврико в «Трубадуре», Дон Альваро в «Дон Карлосе», партию Лыкова в «Царской невесте», княжича Всеволода Юрьевича в опере «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», князя в «Русалке» Даргомыжского. В «Хованщине» Мусоргского я исполнял 2 партии — Андрея Хованского и Голицина, а в «Борисе Годунове» даже 3 — Самозванца, Шуйского и юродивого. Пел Фауста в одноименной опере Гуно, Пинкертона в «Чио-Чио-Сан», Семена в опере Прокофьева «Семен Котко», партию Володи Гаврилова в опере Родиона Щедрина «Не только любовь».
За партию Носа в одноименной опере, которую я исполнил в Камерном театре Бориса Покровского, мне присудили Гран-при в Нью-Йорке и Париже.
И я всегда пел русские народные песни. Большой репертуар.
Александра Николаевна сама ведь какое-то время преподавала в Московской консерватории. Она могла встать и тут же перед всей кафедрой спеть. Безо всяких распевок. Особой красоты у нее в голосе не было, но была очень такая четкая линия ведения звука. У Александры Николаевны была своя неповторимая манера пения, у Александры Северовны — тоже.
Почему официально не признавали метод Стрельниковых? Во-первых, у Александры Николаевны не было специального образования. А это самое главное. Сколько эстрадных и оперных звезд, которые преподают с образованием и ничего не могут. Послушай учеников их классов — одни калеки. Не признавали Александру Николаевну только по этой простой причине, а она занималась и с больными, и с вокалистами.
Помню, к Стрельниковым в Сокольники приезжали Гелена Великанова, Клавдия Ивановна Шульженко. Одними из первых учеников Стрельниковых были актер и режиссер театра Советской Армии Попов Андрей Алексеевич и его отец, знаменитый режиссер Алексей Дмитриевич Попов. С ним занималась Александра Северовна.
Александра Николаевна каждый раз перед спектаклем занималась с Андреем Мироновым, распевала его. Мы даже ездили с ней в театр Сатиры вместе. И перед выходом на сцену она с ним занималась.
Хочешь жить, хочешь не болеть, хочешь петь — занимайся! Перед тем, как начать вокальный урок — обязательно гимнастика. Мать и дочь были разные. Александра Николаевна — более прямая, открытая. А Александра Северовна — дипломат. Александра Николаевна никогда не шла на компромиссы, а Северовна — давай попробуем вот этот приемчик, давай этот! Александра Николаевна все анализировала, собирала, систематизировала, привносила свое, развивала, и на этой базе пошла гораздо дальше своей матери, запатентовала.
Александра Северовна в общении была интеллигентней, говорила по-французски и даже по-итальянски, а Александра Николаевна только в 50 лет стала учить французский язык. Их дедушка был богатый человек, помогал движению большевиков, но они это скрывали — время было такое.
Начинали они обе с вокалистов, потом Александра Николаевна переключилась на больных. Но ведь основа одна— дыхание. В гимнастике Стрельниковых — культ вдоха. Мышцы живота все время должны быть в состоянии вдоха, на этом принципе нужно и говорить и петь, т.е. надо петь полным диафрагмальным дыханием. Как к этому придти? Вот этот путь и прошла Александра Николаевна Стрельникова. Она говорила: «Мышцы живота во время пения все время должны быть в состоянии вдоха. Они должны напрягаться. Это стержень, который приводит в порядок вот этот звуковой столб».
Так что главное — ощутить маршрут прохождения воздуха от основания до самой нижней точки. Это основа. Когда ты держишь это дыхание — на нем ты хорошо поешь.
Александра Николаевна применяла в работе со мной наклоны и полуприсядь на обеих ногах. Полная присядь, да еще с одной зажатой ноздрей (как сейчас некоторые пишут) — это глупость! Это ерунда... Александра Николаевна делала вдох с одной зажатой ноздрей в очень редких, исключительных случаях. Когда ты дышишь обеими ноздрями — оттягиваешь слизь, и она уходит.
Я 20 лет был рядом с А.Н. Стрельниковой. Я не помню Девянина. Может быть, он и появлялся, но это было на несколько сеансов. Я не знаю Скрипалева — и слава Богу! (Девянин и Скрипалев — авторы журнала «Физкультура и Спорт» — М.Щ.). Вообще, как можно говорить о каком-то предмете, не зная его? Ты познакомься, посмотри, тогда будешь иметь определенное суждение. Александра Николаевна всегда возмущалась, когда искажали ее метод. Как можно учить и лечить, не имея на это ни морального, ни юридического права?!
От автора
Александр Михайлович Ломоносов—блестящий тенор Большого театра, воспитанник Александры Николаевны и Александры Северовны Стрельниковых. Мы с Александрой Николаевной перебывали на всех его спектаклях в Большом. И каждый раз моя учительница говорила мне: «Слушай, как поет Сашка! Как красиво ведет он линию звука, как легко двигается на сцене... Смотри, запоминай, учись!»
Манера пения Народного артиста России Ломоносова A.M. — это система Стрельниковых в действии. Советую молодым исполнителям слушать, смотреть — и учиться!
Анатолий Михайлович Мищевский (солист московского музыкального театра им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко)
С Александрой Николаевной Стрельниковой, педагогом по вокалу, познакомился в 1951 г. в г. Новосибирске в Инском доме культуры железнодорожников. Регулярные занятия с Александрой Николаевной продолжались до августа 1953 г. Этому человеку я обязан очень многим, это касается не только пения.
Когда наши занятия начались, я мог только мечтать о поступлении в музыкальное учебное заведение. Голос мой прекращался на «соль» второй октавы. В 1953 г. 15 августа на пробе в Московскую консерваторию я уже смог показать полный диапазон тенора («до» третьей октавы) и был зачислен с консерваторию с оценкой «хорошо».
Во время обучения в консерватории я не мог продолжать регулярные занятия с А.Н. Стрельниковой по зависящим и не зависящим от меня причинам. В 1958 г. я заканчивал Московскую консерваторию и государственная экзаменационная комиссия поставила мне оценку «хорошо». Но обстоятельства сложились так, что мне была предоставлена возможность заниматься в консерватории еще один год. Вторично я сдавал государственный экзамен в спектакле «Богема» в партии Рудольфа в оперной студии 30 мая, перед которым взял у А.Н. Стрельниковой не более 15 уроков и получил оценку «отлично».
