Ольга Власова - Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Непосредственная каждодневная работа строится следующим образом. Клиент живет вместе с одним из членов команды в арендованном маленьком домике с двумя спальнями приблизительно в течение 14 месяцев. Задачей члена команды является простое соседство, установление дружелюбных отношений и исполнение повседневных обязанностей. Никакая нацеленная терапевтическая работа на этом уровне не ведется. В «Уиндхос» считается, что дом должен быть домом, а не больницей, в которой происходит хотя и альтернативное, но лечение. Клиент здесь учится строить отношения, быть дружелюбным к другим, продуктивно жить в обществе и просто чувствовать себя в гармонии с самим собой, чувствовать себя дома. Это является основным залогом успешной работы.
Одновременно с этим четверо терапевтов и руководитель терапевтической группы ежедневно по 3 часа встречаются с клиентом в его доме. Никакой специализированной работы при этом не ведется, команда синхронизируется с клиентом, обеспечивает терапию понимания и поддержки, стремясь перефокусировать его внимание. Каждую неделю с клиентом встречаются и другие члены команды: массажист, медсестра и психиатр, которые поддерживают его здоровье и контролируют общее состояние. Основным пространством работы становится индивидуальная психотерапия с терапевтом в консультационном кабинете, проходящая по часу четырежды в неделю. Эта терапия направлена на культивирование межличностных отношений, развитие подлинной коммуникации, а также на восстановление единства тела и души. По Подволлу, корень болезни – десинхронизация сознания и тела, поэтому, чем прочнее соединяются сознание и тело, тем яснее становится видение окружающего мира. Деятельность команды и терапевта при этом контролирует руководитель команды, собирающий ее каждую неделю.
Подволл не стремился создать какое-то особенное терапевтическое пространство, погружая в которое больных можно было бы их исцелить. Как неоднократно отмечалось, такая специализированная среда, на его взгляд, губительна, а не целебна, поскольку неизбежно будет отмечена менталитетом психиатрической лечебницы. Больные живут обычной жизнью, и та среда, в которую они погружены, – это не какая-то особенная среда, а просто нормальная среда, пустое пространство, которое вместе с терапевтами заполняют сами больные.
Обычная жизнь среди нормальных людей, обычные повседневные занятия – вот тот ресурс, который Подволл и его соратники задействуют в терапевтической работе. Не отрыв от повседневности, а включенность в нее. Начиная со своего собственного соседа, с которым он проживает под одной крышей, больной учится вновь выстраивать нормальные отношения, затем распространяя их и на других людей и другие типы коммуникации. Он учится организовывать свою внешнюю повседневную среду, а также обращаться внутрь себя, работать со своим сознанием, меняться и отслеживать эти изменения.
Безусловно, «Уиндхос» – очень дорогостоящий штучный проект, встраивающий новое терапевтическое пространство вокруг каждого больного, уходящий от типичности и универсальности к единичности – к уникальности ситуации, личности и общения. По сравнению с другими антипсихиатрическими проектами этот проект в большей мере развивает идеи социальной феноменологии Лэйнга, работая с неповторимым пространством взаимных связей людей в группах и в обществе, пытаясь таким образом восстановить континуальность коммуникации, а значит, и континуальность мира больного.
5. Антипсихиатрические организации
Будучи леворадикальным движением, британская антипсихиатрия в конце 1960-х годов, во время самого интенсивного протеста, объединяла вокруг себя тысячи последователей и сочувствующих. По масштабу теории и практики мало какое радикальное психиатрическое течение могло тогда соперничать с ней, поэтому те, кто мыслил в унисон, объединялись именно вокруг антипсихиатрии.
Антипсихиатрическая практика объединяла людей, множество из которых являлись не только пациентами, но и наблюдателями, включенными зрителями, помощниками, а некоторые даже равноправными их разработчиками и управляющими. За Кингсли Холлом, Филадельфийской ассоциацией, «Виллой 21» и другими проектами стояли не один только Лэйнг и его ближайшее окружение. Гений его был в том, что вокруг своих противоречивых идей он объединил тысячи поддерживающих и оспаривающих их голосов, он раздул пламя, разделившееся после угасания антипсихиатрии на несколько «языков».
Пока антипсихиатрия бурно развивалась, она, как магнит, притягивала к себе все многообразие реакций, и в этом пространстве было почти невозможно вычленить отдельные островки. Когда она пошла на спад, движения, общности и идеи, которые она спровоцировала, испытали дефицит идентификации, поэтому начало 1970-х годов – время реакции на антипсихиатрию, время активного появления самостоятельных движений и организаций, продолживших или оспоривших ее проект. Ник Кроссли, анализируя реакцию на развитие антипсихиатрии, отмечает: «Хотя антипсихиатрия, если говорить об активности и жизненном пути ее основных сторонников, и достигла пика к концу 1960 – началу 1970-х годов, после этого, постепенно затухая, ее воздействие было весьма значительным. Она спровоцировала огромное множество самых различных реакций и запустила множество процессов в пространстве психиатрии»[366].
Одним из первых движений, подобно антипсихиатрии политизировавших психическое заболевание, стал Союз психически больных (Mental Patients’ Union, MPU)[367]. Группа появляется в 1972 г. как результат забастовок в Паддингтонском дневном стационаре[368]. Этот стационар по своей организации и структуре был терапевтическим сообществом, в котором царили демократические порядки и использовались мягкие терапевтические методы. Радикально настроенные и политически ангажированные психиатры отвоевали такое право в результате забастовки. Отличительной чертой этого сообщества было активное использование кляйниански ориентированного психоанализа, причем как в терапии, так и в организационном процессе. Обстановка в больнице всегда была неспокойной, и пациенты не раз восставали против такого акцентированного использования психоанализа, но настоящие протесты разразились после сообщения руководства о закрытии стационара и присоединении его к традиционно ориентированной психиатрической больнице.
Угроза закрытия мобилизовала как персонал, так и пациентов. Персонал обратился в парламент и представил 22 подписи под петицией о недопустимости закрытия и перепрофилирования стационара, под ней удалось собрать и 80 подписей врачей общей практики. Еще большую включенность продемонстрировали пациенты. Поскольку им угрожал перевод в обычную психиатрическую больницу и лечение традиционными медикаментозными методами, они включились в борьбу, объединившись и выступив с заявлением, какие методы, на их взгляд, наиболее приемлемы для лечения, и какой должна быть структура больницы. Они требовали оставить их стационар в покое. Ситуация вызвала сильный резонанс и вскоре приобрела политический оттенок: пациенты и персонал выступали против власти и притеснения и требовали предоставить им право на автономию.
Волна протестов и широкий общественный резонанс способствовали тому, что власти пошли на попятную, и стационар был сохранен. Этот опыт единения и борьбы не прошел для пациентов бесследно и привел к созданию группы, которая могла бы объединить их усилия. Так и появился Союз психически больных. Его ядро составили четыре человека, самым активным из которых стал пациент Паддингтонского стационара Эрик Эруин. Он родился в Белфасте в 1924 г., в детстве жил с теткой и страдал от постоянных страхов. Уже с ранних лет он часто лежал в психиатрических больницах Ирландии, Англии, Австралии, посетив за свою жизнь около 17 психиатрических больниц[369]. Впоследствии он вспоминал: «Я присоединился к движению за сохранение дневного стационара, который в 1972 г. грозили закрыть. Однако протест персонала и пациентов был услышан. Уже после было решено, что необходимо сделать что-то более радикальное»[370].
Основным детищем этого своеобразного управляющего комитета стал манифест «Необходимость Союза психически больных: несколько предложений», выпущенный в декабре 1972 г. и более известный под названием «Рыбий манифест»[371]. Это неофициальное название было навеяно фразой психоаналитика Карла Меннингера, приведенной на первой странице манифеста: «Человек, испытывающий трудности в своих отношениях со средой, со стороны как будто бы бьется и поднимает пыль. Здесь можно использовать образ рыбы, попавшей на крючок; ее рывки странны для другой рыбы, не понимающей обстоятельств; но это барахтанье – не проявление страдания, а попытка выкарабкаться из беды, и каждый рыбак знает, что эта попытка может закончиться удачно»[372].
