Оливер Сакс - Музыкофилия: сказки о музыке и мозге.
Если состояние «выхода-из-тела» очень похоже на иллюзию восприятия (довольно комплексную и сложную иллюзию, надо признать), то состояние клинической смерти имеет все признаки мистического опыта: пассивность, невыразимость, быстротечность и абстрактность (по определению Уильяма Джеймса). Человек, переживший состояние клинической смерти, обычно вспоминает вспышку света (в конце тоннеля или воронки), и какая-то сила тянет его в сторону света – за пределы жизни, пространства и времени. У него может появиться ощущение, что он видит этот мир в последний раз, и что он должен попрощаться с земными вещами, с местами, людьми и событиями своей жизни, и еще – его переполняет чувство восторга и радости, когда он устремляется к своей конечной точке. Все это – символика смерти и преображения. Люди, пережившие подобное, обычно с трудом возвращаются к реальности, подобный опыт, как правило, приводит к переоценке ценностей, изменению стиля мышления и стиля жизни. Такие люди не хотят верить в то, что их опыт – это чистая фантазия; и описания пережитого у них всегда очень схожи. И все же любое резкое изменение сознания и образа жизни должно иметь неврологическую основу.
Но что насчет удивительной музыкальности доктора Цикория, его музыкофилии? У пациентов с дегенерацией лобной доли мозга, так называемым лобно-височным слабоумием, часто проявляются поразительные музыкальные таланты, наряду с потерей способности к абстрактному мышлению и проблемами лингвистического характера – но, очевидно, это не случай доктора Цикория, он изъясняется осмысленно и вполне компетентен во многих областях знания. В 1984 году Дэниел Джаком описал интересный случай: его пациент пережил инсульт, вызвавший необратимые повреждения левого полушария мозга; в результате у пациента развились «гипермузия» и «музыкофилия», но вместе с ними – афазия и множество других проблем. Но, опять же, в случае с Тони Цикория нет повода предполагать, что удар молнии привел к необратимым повреждениям мозга, кроме кратковременных проблем с памятью; да и те исчезли через две недели после происшествия.
Его случай напомнил мне о другом моем пациенте, Франко Магнани, «художнике памяти». О нем я уже писал однажды (*в книге «Антрополог на Марсе»*). Франко даже не думал становиться художником, но в 31 год он пережил странное состояние – возможно, это была эпилепсия височной доли. Ему снилась Понтито, маленькая Тосканская деревня, в которой он родился; когда он проснулся, образы в его голове оставались такими же яркими, живыми и объемными («как голограммы»). Франко почувствовал непреодолимое желание сделать эти образы реальными, нарисовать их; он самостоятельно научился писать картины, и каждую свободную минуту он посвящал своей цели, одно за другим создавая полотна с видами Понтито.
Мог ли удар молнии запустить процессы схожие с эпилепсией в височных долях мозга у Тони Цикория? Есть основания полагать, что музыкальные и вообще художественные наклонности напрямую связаны эпилепсией височной доли, и люди с данным видом эпилепсии способны испытывать такие же сильные мистические и религиозные чувства, какие испытал он. И все же Цикория не страдал от приступов, и его ЭЭГ была в норме.
И почему его музыкофилия проявилась не сразу? Что происходило в его мозгу в течение тех шести или семи недель между остановкой сердца и внезапно обретенной музыкальностью? Мы знаем, что произошло непосредственно после удара молнии: клиническая смерть, «выход-из-тела», спутанность сознания, и проблемы с памятью, исчезнувшие через пару недель. Это могло быть связано с церебральной гипоксией – его мозг не получал кислорода в течение минуты или даже двух после удара – но точно так же все эти состояния могла вызвать и сама молния. Нам остается лишь предположить, что восстановление доктора Цикория через две недели после инцидента не было окончательным, и что в мозгу его все же произошли изменения, оставшиеся незамеченными на ЭЭГ.
Доктор Цикория теперь чувствует себя «новым человеком» – музыкально, эмоционально, физиологически и духовно. Я тоже чувствовал это, когда слушал его историю и видел, как сильно эта новая страсть изменила его. Я понимал, что его мозг теперь функционирует иначе, совсем нет так, как до удара молнии. Да, конечно, обследование, проведенное сразу после инцидента, не выявило никаких серьезных отклонений. Но, возможно, изменения происходили постепенно, в течение нескольких недель уже после обследования, его мозг медленно перестраивался – и как бы готовил себя к музыкофилии. Можем ли мы теперь, спустя двенадцать лет, определить, что именно случилось с ним, и дать всему этому логическое объяснение? С момента происшествия в 1994 году неврологи изобрели множество новых, более тонких и точных способов исследования мозга. Когда я сказал об этом, доктор Цикория согласился со мной. «Это будет очень интересно, – сказал он, – выяснить, что же все-таки на самом деле со мной случилось». Но потом, поразмыслив секунду, он передумал и сказал, что иногда лучше просто отпустить ситуацию. Ему повезло, и музыка, откуда бы она ни приходила, была для него благословением, даром – а о таких вещах вопросов не задают. Их просто принимают.
2. Странно-знакомое чувство. Музыкальные припадки.
Джон С., – крепкий мужчина сорока пяти лет, – был абсолютно здоров до января 2006 года.
Его рабочая неделя только началась; в понедельник утром он находился в офисе. Он зашел в кладовую и вдруг услышал музыку – «классическую, мелодичную, довольно приятную и успокаивающую… какой-то струнный инструмент и скрипка».
«Откуда, черт возьми, она исходит?» – подумал он.
В углу, в чулане стоял старый проигрыватель, хотя у него и не было динамиков. Джон, по собственным словам, в тот момент находился в состоянии «анабиоза», и все же он протянул руку и выключил проигрыватель.
«А потом я сам отключился», – вспоминает он.
Один из его коллег стал свидетелем этой сцены. Он сказал, что мистер С. просто упал и перестал реагировать на внешние раздражители, хотя никаких конвульсий не было.
Следующее воспоминание мистера С. – это лицо реаниматолога. Врач склонился над ним и стал задавать вопросы. Мистер С. не мог вспомнить, какое сегодня число, но свое имя помнил отлично. Его привезли в местную больницу, и уже там у него случился следующий приступ.
«Я лежал в постели, доктор проводил осмотр, моя жена была рядом… а потом я снова услышал музыку. «Опять началось», – сказал я и отключился, очень быстро.
Очнулся он в другой палате и понял, что прикусил язык; кроме того он чувствовал сильную боль в ногах. «Мне сказали, что у меня был припадок – серьезный, с конвульсиями. Все произошло очень быстро, гораздо быстрее, чем в первый раз».
Мистер С. прошел обследование, и ему выписали антиконвульсивные препараты, чтобы не допустить повторения припадков. С тех пор он несколько раз проходил обследования (ни одно из них не выявило никаких отклонений – это обычное дело в случае с эпилепсией височной доли). Хотя на снимках врачи не обнаружили повреждений, мистер С. сообщил, что в возрасте 15 лет пережил довольно тяжелую черепно-мозговую травму – как минимум, сотрясение – и после этого на височных долях его мозга могли остаться рубцы.
Когда я попросил его описать музыку, возникшую в его голове за минуту до припадка, он попытался напеть ее, но не смог – он признался, что не способен петь; даже те песни, которые знает очень хорошо. Он сказал, что никогда не был особо музыкален, и что та скрипичная мелодия, которую он «услышал» перед припадком, звучала слишком «заунывно». Обычно он слушает поп-музыку. И все же скрипка казалась ему до боли знакомой – возможно, он уже слышал эту мелодию в детстве?
Я попросил его об одолжении: если он когда-нибудь услышит ее – по радио или где-нибудь еще – пусть обязательно даст мне знать. Мистер С. пообещал «держать ухо востро». «И все же, – добавил он, – я до сих пор не могу ответить на вопрос: действительно ли я «вспомнил» эту музыку, или, возможно, мне лишь казалось, что я уже где-то ее слышал. В той композиции было что-то знакомое, и в то же время она была иллюзорна, как музыка из сна».
На этом мы и расстались. Я до сих пор жду от него звонка. Что если в один прекрасный день он позвонит мне и скажет: «Я слышал ее по радио! Это сюита Баха для скрипки без сопровождения». Или, может быть, та музыка была лишь плодом его воображения, была соткана из его собственных снов и именно поэтому казалась ему такой знакомой.
Хьюлингс Джексон в 1870-х годах писал, что это состояние – когда человеку кажется, что он все это уже видел или слышал – может предшествовать припадку у людей, страдающих эпилепсией височной доли. Он выделял три вида: «состояние сна», «дежавю» и «реминисценция». Подобные состояния часто не имеют вообще никаких конкретных признаков, подчеркивал Джексон. В большинстве случаев эпилептический припадок вызывает потерю сознания, но у некоторых людей это проявляется иначе – они находятся в полном сознании и в то же время испытывают странные ощущения, чувствуют необычные запахи, видят необъяснимые вещи – или слышат музыку. Хьюлингс называл это «двойным сознанием».
