Герберт Бенсон - Чудо релаксации
В этом много правды. Ученые уже давно знали о том, что когда сами пациенты верят в то, что они выздоровеют – например, они думают, что получают лекарство, в то время как вместо лекарств им давали таблетки-пустышки (плацебо) – более 30% пациентов действительно испытывают улучшение состояния. Выборочные контрольные опыты были впервые проведены после Второй мировой войны, когда появилось множество новых лекарств и их нужно было исследовать. Именно тогда стал известен эффект плацебо, «путавший карты» в истинной картине экспериментов, и тогда же он стал считаться «паршивой овцой» в общем медицинском «стаде». Я и мои коллеги с пренебрежением относились к эффекту плацебо, поэтому мы усердно работали над тем, чтобы доказать, что достижение релаксации было действительным изменением физиологического состояния. Я прочел сотни научных работ, посвященных эффекту плацебо.
Вместе с другими исследователями я установил, что успех достижения релаксации не имел отношения к эффекту плацебо. Расслабление достигается безотносительно к тому, верит в него человек или нет. Действительно, когда человек полностью концентрируется и потом возвращается к этой концентрации, если она была прервана, в организме происходят предсказуемые изменения, измеримые и воспроизводимые, соответствующие критериям научности в медицине. А вот эффект плацебо невозможно ни предсказать, ни воспроизвести.
Однако во время своих исследований мы обнаружили, что эффект плацебо оправдывается в 50-90% случаев, то есть срабатывает в два-три раза чаще, чем ему следовало бы; это было изложено в научном отчете моего Гарвардского учителя, Генри К. Бичера. В 1975 году я и мои коллеги опубликовали статью на эту тему в «Журнале Американской Медицинской Ассоциации» и в 1979 году – в «Новом Английском Медицинском Журнале». По иронии судьбы, тот самый эффект плацебо, который я так старательно отделял от достижения релаксации, оказался для медицины довольно ценным приемом.
Исследователи довольно долго считали, что эффект плацебо работает только в 30% случаев, как это было сказано у доктора Бичера. Наши исследования показали, что он заслуживает величайшего внимания. Действительно, в ходе эволюции мы приобрели в виде него врожденную способность к самоисцелению – ресурс, который может быть эффективным во многих случаях. Чтобы отделить этот эффект от негативного отношения, которое ранее сложилось по отношению к нему в медицине, я предложил переименовать его в «ощущение здоровья», которое как раз и возникает только благодаря вере.
Фактор веры
Основываясь на своей практике, я могу сказать, что веру, а для многих людей это означает «религиозные верования», нельзя отделять от процесса лечения, как это принято считать в традиционной медицине. Вера является стержнем жизни пациентов и потенциальным стержнем их здоровья.
80% моих пациентов выбрали в качестве средства для достижения релаксации именно молитву. По этой причине я оказался в забавной ситуации – представьте, что значит для ученого-исследователя учить пациентов молиться! То есть никоим образом не преследуя религиозных целей, я был вынужден это делать. Сила веры у пациентов была такой же различной, как их возраст и медицинские условия, но тем не менее все они демонстрировали, какую большую роль играет вера в процессе лечения.
«Ощущение здоровья» (я имею в виду эффект плацебо) можно было использовать, чтобы увеличить эффективность релаксации. Я назвал совместное влияние этих двух факторов «фактором веры», более подробно это рассмотрено в моих последующих книгах «По ту сторону релаксации» и «Вечное исцеление: сила веры и ее биология».
Известный своей благотворительностью Лоуренс С. Рокфеллер заинтересовался тем, какую роль может оказывать вера, особенно религиозная вера, на различные виды лечения. Он спонсировал наши семинары для духовенства различных конфессий. Священники рассказывали впоследствии о «факторе веры» своим прихожанам, чтобы верующие могли потом использовать эти знания для улучшения своего здоровья с помощью эффекта релаксации и эффекта плацебо. Знаменитый инвестор сэр Джон Темплтон пригласил меня стать советником в его фонде, где я столкнулся со многими учеными, священнослужителями, историками и теми, кто планировал, как в будущем будет развиваться этот фонд, – и все они занимались изучением влияния религиозной веры. Я чувствую себя глубоко обязанным по отношению к этим людям, чья поддержка укрепила мою уверенность в огромном значении веры для лечения человека.
В нашей культуре существует боязнь смешения церкви и государства, науки и религии. Я и мои коллеги попытались избежать этого противоречия, предлагая своим пациентам свободный выбор. Обучая их нашей методике, мы всегда спрашивали, какой подход они предпочитают: светский или религиозный. Мы давали своим пациентам возможность превратить их глубокую религиозную веру в основу для нашей методики, и наоборот, мы никогда не принуждали к этому тех пациентов, которые не считали себя религиозными людьми. Мы предоставляли пациентам полную свободу, давая им возможность самостоятельно выбрать, какой подход использовать для лечения. И пациенты оказывались гораздо более склонны к регулярному выполнению упражнений, если могли сами выбирать тот способ, который им больше подходил.
Следующие пятнадцать лет
Множество различных организаций, начиная с церкви и заканчивая различными корпорациями и профессиональными ассоциациями, начали активно просить нас поделиться информацией, которая была довольно разрозненной и существовала в виде отдельных статей в научных журналах, лекций, практических семинаров и которую мы описали в своих последующих книгах. Интерес к тому, насколько с помощью сознания можно повлиять на здоровье, был настолько велик, что нас постоянно просили о новых встречах. Мы были просто не в состоянии с такой интенсивностью разрабатывать программы одновременно для врачей, священников и школьных преподавателей. Тысячи пациентов обращались за помощью в наши клиники.
С другой стороны, в течение последующих 15 лет академическая медицина отвергала наши открытия. Книга, которую я опубликовал, уже помогла тогда многим людям, но тем не менее я и мои коллеги чувствовали, что необходимо изменить сам образ мыслей западной науки. Широкая популярность, которой пользовалась наша методика, запятнала ее в глазах академических кругов и препятствовала серьезному отношению к ней. Насколько я знаю, до тех пор среди ученых факультета Гарвардской медицинской школы никогда не было авторов бестселлера. Мне было торжественно сказано, что «гарвардские ученые не пишут популярных книг».
И до сих пор многие ученые, которые написали популярные книги, вынуждены покидать официальную науку Но я остался в Гарварде, потому что мне очень нравилась уникальная интеллектуальная обстановка, которая там сложилась. Кроме того, я чувствовал, что должен попытаться изменить отношение официальной медицины, а сделать это было возможно, только оставаясь в академической науке. Гарвард и другие ведущие медицинские исследовательские институты страны строго охраняли академическую науку от всяких инноваций, не обращая внимания на то, насколько сильным был интерес общества к исследованиям взаимосвязи между сознанием и телом. Бесспорный престиж и репутация Гарвардского университета могли обеспечить нашей методике дальнейшее будущее, а не только преходящую славу «бестселлера».
Альтернативная медицина
Приверженцы альтернативной медицины очень хотели видеть меня в своих рядах, так как полагали, что благодаря совместной нашей работе их признает официальная наука. Многие люди вообще путали наше открытие с альтернативной медициной, полагая, что любой иной подход, кроме традиционных таблеток и медицинских процедур, является «альтернативным». Другие считали, что можно доверять только официальной медицине и никакой другой. Несмотря на то что лечебный эффект нашей релаксации был научно доказан, он все-таки не соответствовал традиционной для западного общества модели лечения – «пилюли и процедуры».
На протяжении всей моей карьеры я активно сопротивлялся тому, чтобы нашу методику путали с альтернативной медициной, и делал это по нескольким причинам.
Первое: наши открытия основывались и четко подчинялись жестким стандартам западной медицины. Я настаивал на том, что лечение или методика перестают быть «альтернативными» в тот момент, когда им удается обеспечить себя научными доказательствами и когда они опубликованы в авторитетных медицинских журналах. Альтернативные способы лечения, такие как травы и гомеопатия, нельзя считать «альтернативными» начиная с того момента, как они были научно обоснованы и соответствовали трем стандартам научной медицины: их можно было измерить, предсказать результаты и повторно воспроизвести.
