Борис Сергеев - Парадоксы мозга
Главная трудность, однако, заключалась в том, что не сразу удалось разработать методику обучения обезьяны. В конце концов, перепробовав несколько приемов, экспериментаторы остановились на том, что стали складывать руки обезьяны в нужный жест, а когда она наконец начинала проявлять инициативу, самостоятельно воспроизводя отдельные элементы жеста, отпускали ее руки и лишь иногда подправляли их положение, чтобы добиться высокой четкости сигнала. За правильное выполнение задания Уошо награждали горсткой изюма, но скоро система поощрений была отменена, так как ученые поняли, что в этом нет абсолютно никакой необходимости. На примере наших детей мы хорошо знаем, что они овладевают речью без помощи изюма, леденцов и орехов. Чтобы у обезьяны было больше стимулов для самосовершенствования, в ее присутствии люди общались только на амслене.
В конце концов дело наладилось. К концу третьего года обучения «словарь» Уошо содержал 85 слов – репертуар не очень разговорчивого попугая. Даже закончив пятый класс, она овладела всего 160 словами, зато в отличие от попугаев, использовала их вполне сознательно.
Как и у детей, способность понимать знаки опережала у Уошо уменье их производить. Еще не умея пользоваться амсленом, она легко улавливала смысл сложных предложений. Это значит, что уже тогда обращала внимание не только на смысл отдельных знаков, но и на их порядок в предложении. Когда много позже Уошо сама научилась делать комбинации из 2–3 знаков, стало ясно, что она расставляет их в определенном порядке. В трехзнаковых предложениях она на первое место ставила сказуемое, а на последнее подлежащее: «Открой ключ пища», «Открой ключ одежда». Если в предложении использовалось местоимение, то оно оказывалось на первом месте: «Ты дать банан». Когда Уошо в одном предложении применяла два местоимения «ты» и «я», то обычно оба они оказывались впереди сказуемого: «Ты я выпустить». В более старших классах чаще стала употребляться другая последовательность: «Ты дать я», где личное местоимение «я» оказывалось на самом последнем месте.
Первыми словами, которыми овладевают наши дети, бывают наиболее простые и наиболее важны: «мама», «папа», «баба». Для Уошо самыми нужными оказались слова: «смешно», «щекотать», «еще». Щекотка для шимпанзе является более весомой наградой, чем горстка сладкого изюма, а слово «еще» нужнее и дороже «всех красивых слов». Владея им, можно было обойтись без многих общеупотребительных и часто встречающихся слов. Съев яблоко, достаточно было сложить кисти рук в полукольцо – знак «еще» и, умильно улыбаясь, ожидать повторения.
В словах человеческого языка заключена высокая степень обобщения, что оказалось характерно и для языка обезьян. Словом «шапка» Уошо обозначала не какой-то определенный головной убор, а любые шапки и шляпы, которые ей приходилось видеть на человеческой голове. Слово «ключ» Уошо использовала для обозначения ключей любой формы, «брюки» – для обозначения пеленок, младенческих штанишек и брюк разного покроя и цвета. Некоторые обобщения Уошо осуществила сама. Увидев на картинке тигра и не зная его названия, она справедливо нарекла хищника кошкой.
Уошо широко пользовалась словом «ребенок», которым кроме человеческих детей обозначала кукол и любых игрушечных животных. Знаками «сладкое», «запах», «слушать» соответственно обозначались любые сладости; любые ароматизированные вещества – духи, табак; все громкие или необычные звуки. Обезьяна умела пользоваться словами с высокой обобщающей функцией, такими, как «торопись», «больно», «смешно», «пожалуйста», «открыть», и многими другими.
Когда сходного с Уошо уровня речевого развития достигает человеческое дитя, лингвисты не сомневаются, что имеют дело с начальными стадиями овладения речью. К собственным детям мы относимся с должным почтением, чего никак не скажешь о говорящих обезьянах. Вокруг успехов Уошо разгорелась жаркая дискуссия: ученые спорили, можно ли язык обезьян назвать настоящим языком. Между тем нашлось немало исследователей, пожелавших повторить и проверить результаты опытов Гарднеров. В лаборатории оказались и совсем юные существа, и почти взрослые животные. Среди четвероруких учеников и учениц большинство обладали более развитыми способностями, чем Уошо, и даже отчасти превосходили по способностям детей одного с ними возраста. В отличие от последних юные шимпанзе уже в возрасте 3–4 месяцев могли активно пользоваться языком. Малютку Элли, родившегося в неволе, в первые же дни жизни отсадили от матери и начали обучать амслену. В три месяца его словарный запас составлял 90 слов, больше чем у Уошо после трехлетнего курса обучения.
Еще в период обострения интереса к языку животных, вызванного работами Дж. Лилли, появилось немало исследователей, старавшихся найти критерии, на основании которых можно было бы отличить истинный язык человека от эрзац-языков животных. В одной из наиболее солидных работ приводилось семь признаков настоящего языка.
Одна из главных отличительных особенностей языка животных состоит в том, что для каждого конкретного сообщения у них существует особый сигнал. Настоящий язык, напротив, имеет ограниченное число сигналов, не имеющих самостоятельного значения, из комбинации которых создаются более сложные сигналы, несущие определенную информацию. Звуки человеческой речи складываются в фонемы – минимальные, лишенные смысла единицы языка, а фонемы – в слова. Информацию передают только слова. Из них составляются более сложные сообщения-предложения. Если судить по этому признаку, то язык обезьян можно смело отнести к настоящему языку. Слова амслена, положенные в основу обезьяньего языка, – сложные жесты. Они строятся из 55 более простых элементов – черем. Синтаксис амслена значительно проще, чем у развитых звуковых языков, но и в нем есть свои твердые правила. Некоторые из них легко усваиваются обезьянами. Благодаря этому они способны понимать и создавать большое количество сообщений из относительно небольшого числа единиц, не имеющих смысла.
Человеческий язык обладает свойством произвольности в том смысле, что между его словами и понятиями, которые они обозначают, нет внешнего сходства. В словах «стул», «ложка», «карандаш» нет ничего общего с обозначаемыми предметами, точно так же, как между знаком амслена «еще» и обозначаемым им понятием.
Важным свойством взаимозаменяемости языки животных не обладают. Система используемых сигналов у них зависит от возраста, пола и даже от иерархического положения животных. Они не могут произвольно заимствовать из репертуара друг друга нужные сигналы. У «говорящих» обезьян собеседники равны. Характер и количество используемых ими слов зависит только от того, как далеко продвинулось обучение и что они успели запомнить.
Слова языка должны быть специализированными. Они оказывают воздействие на собеседника своей семантикой, а не физическими качествами. Когда на территорию южноамериканской лягушки древолаза вторгается другой древолаз, хозяин участка особым криком предупреждает агрессора, что тот находится в частном владении, то есть подает специализированный сигнал. Если чужак не обращает внимания на предупреждение, возмущенный владелец усадьбы прыгает пришельцу на голову. Это – неспециализированный сигнал, так как он одновременно является и сигналом, и формой физического воздействия на древолаза, вторгшегося на чужую территорию.
Настоящий язык должен обладать свойством перемещаемости. Сообщение может быть перемещено в пространстве и во времени по отношению к предмету сообщения, то есть удалено от него. Если язык обладает свойством перемещаемости, он выпадает из-под единовластия непосредственных стимулов. Когда детеныш подает сигнал, что он голоден, реакция вызывается реальными стимулами, а если мы после обеда обсуждаем меню еще неблизкого ужина, здесь налицо перемещаемость, так как отсутствуют непосредственные раздражители, способные вызвать пищевую реакцию. Обезьяны, как и маленькие дети, чаще «говорят» о том, что их в данный момент волнует, что находится у них перед глазами, но они способны и к перемещаемости. Однажды Уошо «рассказали», что на улице бродит большая собака, которая хочет ее съесть, а через некоторое время пригласили на прогулку. До этого не было случая, чтобы обезьяна устояла от соблазна хоть ненадолго вырваться из однообразия домашней жизни, но на этот раз она твердо сказала: «Нет!»
Наконец, последнее свойство – культурная преемственность. Если мать научит языку свое дитя или одна обезьяна – другую, будет доказана преемственность. На этом поприще обезьяны пока не обнаружили большого рвения. Даже когда объединяли в одну компанию несколько обезьян, овладевших основами амслена, они для общения друг с другом пользовались им не часто. Обычно это были просьбы подойти, пощекотать, дать игрушку или чего-нибудь вкусненького. В последнем случае «беседы» не получается, она выглядит бесконечным монотонным монологом: «Дай… дай… дай». Нельзя сказать, что собеседник абсолютно не реагирует на просьбу, но его ответная реакция проявляется главным образом в том, что он нарочито не обращает внимания на подаваемые ему знаки и спешит поскорее отправить в рот то, что вызывает вожделение у его товарища.
