Борис Нахапетов - Врачебные тайны дома Романовых
Историк А.Н. Боханов отмечает, что болезнь цесаревича Алексея «роковой цепью связала семью последнего монарха» и пресловутого «старца». Эта семейная драма послужила важнейшей причиной утверждения у подножия трона мрачной фигуры Григория Распутина, ставшего радостью и надеждой последних монархов и одновременно их проклятием. По имеющимся данным, именно в конце 1907 г. Распутин оказался рядом с заболевшим наследником, «сотворил молитву» — и положение ребёнка улучшилось. О том, что вмешательство Распутина неоднократно изменяло в лучшую сторону течение болезни наследника, сохранилось довольно много различных упоминаний, но конкретных, подлинно документированных данных почти нет. Слухов в этой области всегда было больше, чем надёжных фактов. Но одно можно всё-таки констатировать вполне определённо: Распутину действительно удивительным образом неоднократно удавалось оказывать помощь маленькому царевичу. Анализ природы подобных воздействий находится за пределами возможностей историка. Тут требуются серьёзные и объективные исследования медиков, которых пока не существует, а существующие «пробы пера» нельзя признать убедительными.
Одну из таких «проб пера» предпринял известный писатель и драматург Э. Радзинский. В своей книге «Господи… спаси и усмири Россию» он пишет:
«Тайна (Распутина) не в силе чудотворства, сила эта — бесспорна. И она постоянно спасала наследника. Ему даже необязательно было находиться рядом с Алексеем. Колдун XX века, он уже пользуется телефоном и телеграфом (как тут не вспомнить Кашпировского с его «обезболиванием» по телевизору. — Б.Н.). Множество раз описанные истории… Звонок из Царского Села на квартиру Распутину: мальчик страдает, у него болит ухо — он не спит.
— Давай-ка его сюда, — обращается по телефону „старец“ к императрице. И уже совсем ласково подошедшему к телефону мальчику: — Что, Алёшенька, полуночничаешь? Ничего не болит, ушко у тебя уже не болит, говорю я тебе. Спи.
Через 15 минут — ответный звонок из Царского Села: ухо не болит, он спит».
А вот как описывает Э. Радзинский уже известный нам случай: «В 1912 году в Спале наследник умирал — у него опухоль, началось заражение крови. Но Аликс с измученным ночными бдениями лицом торжественно показывает врачам распутинскую телеграмму: „Бог воззрил на твои слёзы и внял твоим молитвам. Не печалься, сын твой будет жить“. Знаменитые врачи только печально качали головами: страшный финал неминуем. А мальчик… мальчик вскоре выздоровел».
Надо полагать, что Распутин не «заговаривал кровь» и не ликвидировал воспаление в ухе. Просто он своим гипнотическим воздействием повышал порог возбудимости нервной системы, уменьшая таким образом восприятие боли, что по механизму рефлекса способствовало ускорению рассасывания кровоизлияний и обратному развитию воспаления. Болезнь же, конечно, оставалась.
Барбара Бёрнс предлагает свою собственную, оригинальную версию «чудесного выздоровления». Она пишет: «В связи с этим следует отметить, что получение телеграммы от Распутина само по себе сыграло благотворную роль в ситуации, с медицинской точки зрения безнадёжной. Начать с того, что одна строчка в телеграмме Распутина: „Не разрешай докторам слишком его беспокоить“ — была замечательным медицинским советом. Около постели больного постоянно суетились четыре врача, они мерили температуру, осматривали ногу и пах и, наверное, Алексея всё время травмировали, а он крайне нуждался в покое. Тромб, создававшийся постепенно и вначале очень хрупкий, легко было сместить во время одного из тех беспрерывных обследований, которые проводили врачи. И когда наконец они оставили Алексея в покое то ли потому, что потеряли всякую надежду, то ли из-за совета, данного императрице Распутиным, результат, безусловно, был положительным».
Николай сообщал в письме матери: «У него всё ещё боли в левом колене, и оно не сгибается. Нога неподвижно лежит на подушке. Но это не тревожит врачей, они понимают, что продолжается процесс внутреннего рассасывания, а для него нужна полная неподвижность. Цвет лица у него теперь совсем хороший, а одно время он был совершенно восковым: руки, лицо, всё тело. Он ужасно похудел, но врачи сейчас чем только его не пичкают».
Для выпрямления левой ноги врачи изобрели металлический треугольник, поддерживающий ногу, которая постепенно начала принимать нормальное положение. Массаж, горячие грязевые компрессы и ванны были лишь частью изнурительного лечения.
Из-за повторных кровоизлияний в суставы ребёнок часто не мог ходить, и в необходимых случаях (при так называемых больших выходах) его носил на руках специально выделенный «дядька» — боцман царской яхты «Штандарт» Андрей Еремеевич Деревенько (это хорошо видно на известных фото- и кинокадрах).
Очередное обострение болезни наступило во время пребывания царской семьи в Тобольске. Как вспоминает Т. Мельник, «вдруг слёг Алексей Николаевич. Это было для всех большое несчастье, так как он опять очень страдал, у него появилось то же внутреннее (по-видимому, внутрисуставное. — Б.Н.) кровоизлияние от ушиба, уже так измучившее его в Спале. Страшно живой и весёлый, он постоянно прыгал, скакал и устраивал очень бурные игры. Одна из них — катанье вниз по ступенькам лестницы в деревянной лодке на полозьях, другая — какие-то импровизированные качели из бревна. Не знаю, во время которой из них, но Алексей Николаевич ушибся и опять слёг».
Барбара Бёрнс описывает и последнее обострение заболевания, возникшее в 1918 г. в Тобольске — месте ссылки царской семьи: «Сразу после падения у Алексея заболело в паху, там произошло сильное кровоизлияние. Как всегда в таких случаях, боли были невыносимые».
После ушиба всё шло, как обычно, — боли усиливались в течение первых четырёх дней, затем постепенно кровоизлияние прекращалось, начинался очень медленный процесс рассасывания — опухоли начинали спадать. Александра Фёдоровна выкроила время, чтобы написать Вырубовой: «Солнышко заболел и был прикован к постели всю последнюю неделю… Ему сейчас лучше, но он плохо спит, а боли хоть поутихли, но ещё не прошли совсем. Вчера он немножко поел, и доктор Деревенко доволен ходом болезни. Малышу нужно неподвижно лежать на спине, это так утомляет его! Я целыми днями сижу около него, глажу его больные ножки; я стала почти такой же худой, как он…»
Доктор Деревенко повторно осматривал больного, но состояние его не улучшалось, в связи с чем Алексей Николаевич вынужден был оставаться на некоторое время в Тобольске после перевода родителей в Екатеринбург. Только месяц спустя наследник с сёстрами смог присоединиться к ним. Однако боли продолжались, и ходить больной почти не мог.
Из последней записи в дневнике Николая II: «30-го июня. Суббота. Алексей принял первую ванну после Тобольска; колено его поправляется, но совершенно разогнуть его он не может».
В роковую ночь на 17 июля отец на руках снёс своего сына в подвал Ипатьевского дома, откуда они уже не вернулись.
ЧАСТЬ II
Лейб-медики двора Его Величества
Окружение русского царя, или двор, состояло из трёх частей. Первая — наименее малочисленная и наиболее привилегированная — так называемые придворные чины. В неё входили лица, особо приближённые и пользующиеся особым доверием царской семьи, принадлежавшие к самым знатным фамилиям. Они занимали высокие посты в царской администрации и дворцовом управлении. При Великих князьях московских и русских царях придворные чины имели сугубо русские названия — кравчий, окольничий, постельничий, сокольничий, спальник, стольник и т.п.
Вторая — свита, то есть лица, постоянно находящиеся в окружении царя: адъютанты, денщики, охрана.
Третья — челядь, относящаяся к самому низшему разряду дворцовых служащих, включала в себя многочисленный штат разного рода служителей. К ним относились и служащие Аптекарского приказа, в том числе — доктора.
При Петре I царский двор, как и всё российское государственное управление, начинает перестраиваться на западный манер. За образец была принята номенклатура придворных чинов и званий при дворах прусских королей и австрийских императоров. Вместо прежних, русских названий придворных должностей появились новые — камергер, гофмейстер, шталмейстер, егермейстер и др. Официально эти новые придворные звания были объявлены в знаменитой Табели о рангах 24 января 1722 г. Среди прочих придворных чинов были упомянуты и медицинские — первый лейб-медикус, то есть личный врач императора, гражданский чин которого соответствовал VI классу (коллежскому советнику, или полковнику), и лейб-медикус при императрице (чиновник VII класса — надворный советник, или подполковник). Таким образом, врачи, обслуживавшие царскую семью, были переведены из разряда челяди в разряд придворных чинов (позднее, в 1827 г., а по другим сведениям, в 1843-м, они были причислены к составу свиты и введены в штат Императорской главной квартиры). Их стали назначать на должности высших руководителей всей медицинской службы России — архиатрами и президентами всего медицинского факультета, им жаловались самые высокие классные чины — вплоть до действительного тайного советника (II класс по Табели о рангах), их награждали орденами, даровали дворянские титулы. Так, титул российского барона был пожалован англичанину лейб-медику Т. Димсдалю, титул английского баронета — лейб-медику Я.В. Виллие, графов Римской империи — лейб-медикам Г. Лестоку и И.Б. Фишеру. В связи с награждениями орденами придворным медикам жаловалось дворянство. Так, в 1888 г. состоялось введение помощника С.П. Боткина по лечению императрицы Марии Александровны почётного лейб-медика Е.А. Головина с семейством в дворянское Российской империи достоинство по награждению его орденом Св. Владимира 3-й степени.
