Андрей Ломачинский - Вынос мозга
Техничка Ивановна, что мыла вестибюль, услышала страшный хлюп с хрустом — очень характерный звук разбиваемого черепа. На её вопли прибежала медичка и А.А., потом завуч, потом Крючок — трудовик, его мастерские на первом этаже рядом... Потом вообще все кому не лень. Когда Лариску занесли в медпункт, она не дышала. Хотя она и на лестнице уже не дышала. «Скорая» приехала. Два больших дядьки с носилками, ящиком и каким-то аппаратом бегут в медпункт. Торчат там минут двадцать, потом один устало выходит перекурить. Появляются менты, начинают ходить вверх-вниз, чего-то мерять. Наконец Лариску несут на выход под белой простынёй вперёд ногами.
Толик это видит, и ему страшно. Первый раз по-настоящему страшно. Нет, Лариска блядь и её не жалко, но ведь впереди жизнь, институт... Нет, надо молчать, молчать и молчать! Тогда ничего не будет. На переменке Толик запирается в туалетной кабинке и спускает оставшиеся таблетки в унитаз. Потом выходит на школьный двор, прячется за старой ёлкой и нервно прикуривает сигарету. Тут же сжигает коробочку и оставшуюся пустую конвалюту. Всё, следов нет. Ничего не знаю. Будут менты чего спрашивать, скажу, что любил. Скажу, жениться хотел, а что беременная, не знал...
* * *
Прозектор Серёга тронул меня за плечо:
— Шеф, там, похоже, токса с черепной травмой. По вашей части вроде, может, глянете? Габриэлян просит, его труп.
— Ладно, а что о теле у нас почитать есть? Не густо: писульки «скорой» со слов уборщицы. Ну, пошли проведаем Габриэляна с его мадам.
Да, похоже токса налицо. В желудке четыре полупереварившиеся белые капсулы. Мозг и печень малокровны, а вены и артерии малого таза расширены до предела. Я тут особо и не нужен, Габриэлян и сам дока, меня позвал больше из вежливости, хотя, может, чего ему надо... Все пробы крови и других биожидкостей, печени, сальника и, разумеется, желудочного содержимого он уже взял. Остатки капсулок лежат по отдельным пробиркам. С головой всё ясно — на черепе громадный перелом, трещина проходит через основание. Так, Велозиев круг, это серьёзно, латеральный синус, ерунда. А вот и вклинение продолговатого мозга — ясно, это и есть непосредственная смерть. Теперь копнём на шажок в сторону — что ещё интересного? О, матка беременная, стенки сжавшиеся. Плодное яйцо почти из зева вышло. Аборт в ходу.
— Слышь, Арсен? Распотроши это красиво, я пойду фотоаппарат принесу. Похоже, грохнулась малолетка от ортостатического коллапса, судя по перераспределению крови. Да плюс аборт... А на стенки матки посмотри! Короче, на отравление пахикарпином похоже. Придется труп с неделю в холодильнике подержать. Пробы я в ИВС и в нашу лабораторию пошлю, случай не срочный, раньше не сделают.
Глаза Арсена Акоповича с мольбой уставились на меня:
— Анатолич, закончи ты. Мне надо с дочкой на гимнастику, а жена дежурит. Ну закончи, а? Долма с меня!
Я долму люблю, особенно ту, что Наира готовит Я холостой, мне всегда жрать хочется. Согласен. Поделил пробы, кое-что для верности закинул в жидкий азот. Раз столько работы подвалило, то можно не торопиться, теперь всё равно в общагу поздно попаду. Пойду-ка я покурю на улице, такой день хороший.
Из прозекторского зала надо выходить осторожно. Хоть прозектура судебная, военная да режимная, никогда не знаешь, когда на родственников нарвёшься. И как они умудряются всё узнать и сюда через КПП пробраться? Сейчас всё вроде спокойно. Я усаживаюсь за только что зазеленевшими кустами и с наслаждением прикуриваю «беломорину». Через прозрачную салатную кисею однодневной листвы вижу серую ментовскую форму, а за нею балахонистый пиджак следака. Это не родственники, все свои, присаживайтесь ребята, покурим. Начинаются стандартные вопросы, что нашёл да что думаю. Вот что мне не нравится в их братии, так это то, что они готовы всем и вся устраивать допросы. Ну подождали бы чуть-чуть — получили бы официальный протокол предварительного заключения, а через недельку и окончательного. Я небрежно помахиваю папиросой, манерно пускаю дым, закинув ногу за ногу. Рисуюсь немного перед следствием. Да, мол, чего там искать — пока стопроцентно утверждать юридического права не имею, так как результаты анализов не подучил, но дело, похоже, ясное — отравление пахикарпином при попытке неудачного медикаментозного криминального аборта.
Следак достает записную книжку и просит написать название лекарства по-латыни и по-русски. Я пишу. Краем глаза замечаю, что к нам подходит какая-то женщина. Почему-то мне кажется, что это Николаевна, следачка с «железки». Наверное, идёт по поводу того алкаша на четвёртом столе, что вчера ночью с электричкой поцеловался. Дописал, поднимаю лицо. Нет, не Николаевна. Красные сухие глаза, чёрная шаль на плечах, руки бессмысленно теребят какой-то детский альбом для рисования с выглядывающим из него белым бутафорским цветком из тюля с блестками.
Да, влип. Это МАТЬ.
Я нервно швыряю окурок и торопливо встаю. Конечно, от матери много чего полезного можно узнать, да только пусть с этим следователи возятся. А у меня здоровье не железное. Я вон и работу выбрал, где «больные» не жалуются.
Однако быстро слинять не получилось. Она меня взяла ЗА РУКУ. Никогда ИХ родственники не берут НАС за руку. Мать заговорила, вроде бы по делу и вроде бы в пустоту:
— Когда мне отдадут Ларису? Она платье себе придумала. Красивое, подвенечное. Не знаю, успею ли...
Мать отпускает меня и открывает альбом, я машинально прячу освобождённую руку за спину. Мне неудобно, но интересно, я стою и смотрю в альбом. На первой странице нарисована невеста в красивом наряде. Мать листает дальше, это бант, это шлейф, это фата...
— Думаю, что успеете. Нам не менее семи дней на экспертизу потребуется. Да вы не волнуйтесь, у нас хороший холодильник...
Похоже, что про холодильник я зря. Дочь всё же.
На спасение ко мне со скамейки поднимается следак с дежурными извинениями, пониманиями, успокоениями и просьбой ответить на пару вопросов. Путь к отступлению открыт. Быстрыми шагами я скрываюсь в своей надёжной крепости-прозектуре и задвигаю засов. Совершенно необходимая вещь при наличии родственников во дворе.
Поднимаюсь на второй этаж и смотрю в окно из-за шторы, тихо, по-шпионски. Там следак беседует с матерью. Похоже, от неё сейчас многого не добиться. Опять страшно захотелось закурить. Сел за стол, закурил. В ординаторской никого, и я ловлю себя на мысли, что я вроде как от взгляда матери прячусь. Глупость какая. К чужой смерти я привык, она меня не трогает. Почти.
Возвращается следователь, чёрт, надо идти все доделать побыстрее.
Следак покрутился вокруг трупа. Да ему здесь и особо смотреть не на что. Ну ткнул ему пинцетом на полнокровные вены, авось поймёт. Спрашивает моё мнение о лекарстве. А что тут мнить, препарат группы «А», сравнительно редкий. Если брали в аптеке, то найти легко — звони в городское аптекоуправление, в учётно-рецептурный отдел. Но это, конечно, если недавно брали... Если есть описание подозреваемого и свежий рецепт, езжай и спроси провизора, потом делай очку, если провизор тебе что похожее на твоего подозреваемого опишет. Не поленишься — посадишь гада раньше, чем мои анализы придут. Мне ли тебя учить, моё дело вот — мясо...
Я отодрал кусок светло-голубой клеёнки и красиво расположил матку. Разрезал, как художник, чтобы показать аборт в ходу. Сфотографировал, отобрал немного биоматериала на случай, если придётся устанавливать отцовство. Что ещё мне пригодится? Ничего. Я кинул матку в глубину пустого распахнутого тела, и она, прыгнув мячиком, улетела куда-то под рёбра к горлу. Да какая разница куда. Следом кинул сердце и мозг, а потом сверху завалил остальной требухой со столика. Рядом возник Серёга со здоровым иглодержателем и толстой чёрной ниткой.
— Все, Серёж, ушивай. А потом отмой её хорошо. Чтобы ни пятнышка! На ней будет очень красивое подвенечное платье.
Аспирин
Вообще-то, над этим трупом чуть подумать пришлось. Да нет, что причиной смерти являлся страшный передоз обычного аспирина, мы догадались быстро, — ну не совсем же дураки у нас работают, плюс анализы. Некоторую проблему составило определить непосредственную причину смерти. А вернее, даже не так: причина — острое кровотечение — была тут ясна. Оставался вопрос, какое кровотечение, так как их было два. Одно маточное, из-за выкидыша, а другое желудочное, из-за острой обширной эрозии слизистой, сопровождавшейся множественными изъязвлениями, — типично аспириновая смерть. Ну сколько крови вытекло из матки, мы уже измерить не могли, а вот то, что вытекло из желудка, — запросто. Получается, что желудочное кровотечение было более тяжёлым, а маточное просто помогло ему приблизить смерть. Вообще, аспирин штука серьёзная, каким бы пустяковым лекарством его в обиходе ни считали. Аспирин свёртываемость крови заметно нарушает, особенно в больших дозах. С ним надо бы на «вы», вместо того чтобы жрать его по любому поводу.
