Ефим Смирнов - Фронтовое милосердие
С этими моими доводами В. И. Подшивалов согласился, однако попросил объяснить, почему я только частично согласен с его мнением, высказанным в начале беседы.
— Танки, их вооружение ничего нового в структуру боевых санитарных потерь не вносят, — ответил я. — Пушки и пулеметы находились на вооружении армии и до появления танков. Ранят ли солдата из пулемета, находящегося в танке или в окопе, средства и методы его лечения будут одними и теми же. Это же относится и к пушкам. Что же касается характера общевойскового боя и боевых операций, то применение танков его неизбежно меняет, что ведет к расширению и углублению пропасти между военно-медицинским делом в условиях боевых действий войск и военным и гражданским здравоохранением мирного времени…
— Пожалуй, вы правы, — сказал, прощаясь со мной, комбриг.
* * *…Мне нужно было готовиться к сдаче дел начальника военно-санитарного отдела Ленинградского военного округа. С большой неохотой и ощущением горечи предстоящего расставания с городом, сыгравшим большую роль в моей жизни, собирался я в Москву.
Ленинграду и ленинградцам я обязан очень многим. Их благотворное влияние чувствовалось в течение всей моей жизни. В 1928 году меня приняли слушателем в Военно-медицинскую академию РККА. Годом позже я был переведен из кандидатов в члены партии, учась в академии, длительное время вел пропагандистскую работу на заводе «Красный выборжец». До академии мне удалось окончить рабфак с трехгодичным обучением, причем я не только учился, но и выполнял многочисленные общественные поручения: был секретарем игравшего большую роль в жизни рабфака исполнительного бюро студентов, при котором в числе многих комиссий была и экономическая, которую я возглавлял.
* * *…И вот поздно вечером, в период белых ночей, зовущих ленинградцев на проспекты, улицы и набережные Невы, я сел в «Красную стрелу». Утром уже был в Москве, прибыл в Военно-санитарное управление и неуверенно сел в кресло начальника медицинской службы РККА (ВСУ).
Уже было сказано, что я не имел понятия об истории медицинского обеспечения боевых действий войск. Мне с этим разделом военной медицины нужно было незамедлительно знакомиться. Один из профессоров Военно-медицинской академии, начальник кафедры хирургии В. А. Оппель много писал о военно-полевой хирургии и печатался в хирургических журналах, а также выпускал разного объема монографии. В этих трудах Владимир Андреевич резко критиковал положения Н. И. Пирогова, которые он изложил в «Началах общей военно-полевой хирургии», увидевшей свет в 1865 году, то есть спустя 10 лет после обороны Севастополя, где Николай Иванович возглавлял главный перевязочный пункт, а также в двухтомном труде «Военно-врачебное дело и частная помощь на театре войны в Болгарии и в тылу действующей армии в 1877–1878 гг.», вышедшем в 1879 году.
Владимир Андреевич Оппель обладал прекрасной дикцией и был одаренным оратором. Его лекции слушались с большим вниманием. В аудиториях, в которых он выступал с докладами на хирургические темы, свободных мест, как правило, не было. В этом немалую роль играл полемический характер его выступлений. Это всегда вызывает повышенный интерес, особенно когда острие спора направлено не против простого врача, а против «чудесного доктора» и ученого с мировым именем, каким был Н. И. Пирогов. Лекции и выступления Оппеля подтолкнули меня к тщательному изучению трудов Пирогова. Я начал с военно-медицинских его работ. Меня поражала хватка Пирогова в изложении своих мыслей. Он, рассматривая деятельность медицинских работников в учреждениях войскового и армейского районов, утверждал, что они не могут ограничиваться в хирургических вмешательствах только медицинскими показаниями и противопоказаниями. На них резко влияет боевая обстановка, определяя объем этих вмешательств. Пирогов во время защиты Севастополя установил и другую закономерность, сводившуюся к тому, что не медицина, а администрация (санитары, санитары-носильщики, санитарный транспорт, полевые подвижные медицинские учреждения, временные и постоянные госпитали) играет главную роль в деле оказания медицинской помощи раненым на войне, во время боевых действий.
Говоря о влиянии боевой обстановки на хирургические вмешательства, он имел в виду, что потери возникают не одновременно и не равномерно в различных частях, соединениях и объединениях. Это-то он и называл травматической эпидемией. Положения, изложенные Н. И. Пироговым в «Началах общей военно-полевой хирургии», составляют основу не только военно-полевой хирургии, но и военной медицины целиком. Оспаривать, а тем более отвергать их, как это пытался мой учитель Владимир Андреевич Оппель, значит ставить знак равенства между военно-полевой и неотложной хирургией, между медициной вообще и военной медициной — в частности.
В самом деле, можно ли рассчитывать на высокий моральный дух тяжелораненого солдата, если сам он не в состоянии себе помочь, а ротный санитар появится неведомо когда. Можно ли мотивировать сокращение хотя бы на одного человека в роте санитаров только тем, что рот много?
Тоже нельзя: один процент смертности среди солдат и офицеров, умерших на поле боя от кровотечения, составлял в среднем более 140000 человек, а рот-то меньше в несколько раз. Это может делать только невежда в чисто военном деле, не говоря уже о военной медицине. Можно ли рассчитывать на большую результативность работы хирургов медико-санитарных батальонов и рот (в бригадах), если они оперируют раненых, поступивших к ним в своей основной массе к исходу суток после ранения? Нет, будет большая смертность и инвалидность! Можно ли было рассчитывать на хорошее медицинское обеспечение наступательных операций наших войск, в частности тех, которые несли большие боевые санитарные потери, в два и более раза превышавшие физические возможности личного состава медсанбатов, если начальник медицинской службы армии не располагает резервом сил и полевых подвижных госпиталей? Ответ однозначен.
Мы выиграли Великую Отечественную войну ранеными, из числа которых, а также других пораженных в боях было возвращено в строй 10 294 368 человек. Сообщаю читателям любопытный факт: у 25 солдат, принимавших участие в охране главных военных преступников на Нюрнбергском процессе, было 32 нашивки о ранениях!
Первые испытания. Г. К. Жуков говорит «спасибо!»
Изучение трудов Н. И. Пирогова сочеталось у меня с напряженной практической работой. Японская армия после неоднократного нарушения границ Монгольской Народной Республики 11 мая 1939 года начала без объявления войну. Ее пехота и кавалерия при поддержке артиллерии, танков и авиации открыли боевые действия против войск МНР, На помощь им в соответствии с Протоколом о взаимопомощи, подписанным правительствами МНР и СССР 12 марта 1936 года, пришли части Красной Армии.
В результате двухдневных боев противник был отброшен за реку Халхин-Гол. Пулями и осколками в схватках было ранено 198 человек. В то время медицинские подразделения и учреждения действовавшего там 57-го особого корпуса представляли только батальонные и полковые медицинские пункты. Ни медсанбатов, ни ППГ не было. Имелось два стационарных госпиталя на 200 коек по штату каждый — один в Улан-Баторе, другой в Баин-Тумени, но во втором фактически было только 80 коек. Хирургов не хватало. В баин-туменском госпитале, в сущности, был только один опытный хирург — военврач 2 ранга Ф. И. Исаков. Впоследствии он был активным участником Великой Отечественной войны и закончил ее армейским хирургом. В улан-баторском госпитале дело обстояло несколько лучше. Начальником медицинской части был хирург военврач 2 ранга З. Е. Смоляницкий, а начальником хирургического отделения — военврач 3 ранга М. И. Шрайбер, ученик профессора Н. А. Богораза, известного специалиста по восстановительной хирургии. Ординатором в отделении работал начинающий хирург П. Н. Иванов.
Кроме того, Улан-Батор был в тысяче километров от места боев, а Баин-Тумень — в пятистах. Поэтому 24 мая в Тамцаг-Булак, находившийся в 120 километрах, прибыла из улан-баторского госпиталя небольшая хирургическая группа во главе с военврачом 3 ранга П. Н. Ивановым и приступила к организации эвакогоспиталя на 100 коек на базе войсковых лазаретов 6-й кавалерийской дивизии МНРА и погранотряда. К госпиталю был прикомандирован военврач 3 ранга В. М. Лысак, работавший врачом в истребительном авиационном полку.
В этом важном пункте, куда поступали все раненые и больные, лечебно-эвакуационным обеспечением боевых действий войск руководил заместитель начальника медицинской службы 57-го особого корпуса военврач 2 ранга Г. И. Гаврилов.
Из тамцаг-булакского госпиталя раненых эвакуировали главным образом автотранспортом в баин-туменский госпиталь через Мотат-Сомон, где находился лазарет 8-й кавалерийской дивизии МНРА и был развернут питательный пункт.
