Эллен Шелл - Голодный ген
Руди шокировало такое распределение ролей. Он трудился над генетической картой, добыл львиную долю грантов, был мозговым центром проекта, пять лет вместе с Натаном Бахари сплачивал группу — и вот вам благодарность. «Разумеется, имелись все основания предполагать, что наши с Натаном имена будут фигурировать в основном тексте, — пожимает он плечами. — Столкнувшись с обратным, я, конечно, был весьма болезненно задет». Лейбл и Бахари считают: Фридман аттестовал их полезными помощниками «на ранних стадиях работы» вполне обдуманно и осознанно, отодвигая коллег от получения кредитов и возможной престижной премии за открытие.
«Вы совместно работаете над одиннадцатью главами книги, а потом перестаете быть соавтором, потому что не принимали участия в написании последней, двенадцатой», — иронически обрисовывает ситуацию Бахари.
Теперь ему стала понятна и подоплека странной истории с публикацией в 1993 г. статьи о результатах микропрепарирования. Фридман написал ее сам, указал Натана как основного автора и без его ведома напечатал работу в незначительном и малотиражном научном журнале. Тогда Бахари воспринял это как дружескую услугу. «Хотя, — признает он, — было не очень понятно, зачем понадобилась отдельная публикация о технике экспериментов, когда мы столь близки к фундаментальному открытию. Но Джефф объяснил, что так будет лучше для меня же. По прошествии времени стало очевидно: единственный смысл публикации — устранить серьезное упоминание моего имени из итогового отчета о поисках ob-гена. Поступок, мягко говоря, не совсем джентльменский».
Итак, напечатав еще до полного завершения проекта статью о виртуозном искусстве Бахари, Фридман получил возможность не включать детальное описание микропрепарирования в окончательный документ и таким образом удалить Натана из списка титульных участников обнаружения ob-гена, чтобы делить славу и дальнейшее финансирование с меньшим числом лиц.
Чзан тоже уверена, что Лейбл и Бахари по справедливости должны были бы считаться соавторами открытия. Кроме того, она рассказывает, как Фридман — из тех же, видимо, соображений — постарался приуменьшить и ее роль в общем деле. На завершающей стадии работы он передал задуманный и подготовленный И-ин эксперимент другому, лишь недавно привлеченному в лабораторию сотруднику и стал абсолютным лидером по длительности пребывания в проекте. «Джефф повел себя так, словно я тут вообще ни при чем. После того как ген клонирован, остаются еще некоторые опыты, уточняющие и развивающие открытие. План одного из них уже давно сложился у меня в голове, и Фридман обещал поручить его осуществление мне. Но не сдержал слова».
Исполнителем эксперимента, который намеревалась провести Чзан, стал аспирант Джерри Халаас, буквально только что подписавший контракт с лабораторией. Вообще-то он должен был работать над обнаружением рецептора для ob-белка, чтобы затем локализовать его в мышином геноме, в чем и состояла суть докторской диссертации, которую готовил Джерри. Однако для начала ему неожиданно досталась задумка И-ин: окончательная проверка того, что гормон насыщения действительно продуцируется новооткрытым геном и регулирует массу тела у живых организмов. Справедливости ради добавим: Халаас великолепно справился с поставленной задачей.
Однажды при встрече биолог Роже Гиймен (Гиллемен), нобелевский лауреат, подал Фридману идею переименовать ген ожирения в лепто (от греческого leptos — «худой»). Это окажется совершенно верным, если, как и предполагается, грызуны становятся толстыми при отсутствии правильно функционирующей его копии, сказал Роже. Фридман чуть-чуть видоизменил мысль Гиймена и окрестил лептином продукт ob-гена. Все надеялись, что лептин будет функционировать как ингибитор аппетита у людей. Но первым делом надо было проверить это на мышах.
Даже организм нормальных во всех отношениях грызунов продуцирует очень небольшое количество лептина, а чтобы проверить действие вещества, требовались значительные его запасы. Фридман пригласил в Университет Рокфеллера Стивена Берли из Медицинского института Говарда Хьюза.
Тот намеревался выработать достаточное количество гормона при помощи бактерий Е. Coli. Задача трудноразрешимая. Жизнеспособность таких белков, как лептин, зависит не только от химической структуры, но и от определенной топологии: они должны быть скручены особенным образом. Бактерия же Е. Coli продуцирует только гормоны неактивной — развернутой или неправильно скрученной — формы. Берли предстояло, выделив чистый лептин, найти способ его активации. Стивену и еще двум высококвалифицированным сотрудникам потребовалось 60 дней неустанных трудов, чтобы решить проблему закручивания белка и получить достаточное для проведения опытов количество активного материала.
Халаас ввел только что синтезированный лептин мышам с ob- и db-мутацией, а также контрольным, немутированным грызунам. К общему удовлетворению, белок функционировал согласно теории Колемана: на db-мышей инъекция не подействовала никак, ob-мыши значительно похудели, а нормальные потеряли все запасы жира. Предположение блистательно подтвердилось: фактором насыщения оказался лептин! И удивительное дело, в отличие от посаженных на голодный паек грызунов или голодающих людей, мыши, накачанные им, оставались здоровы и мускулисты. Они лишились жира, но их мышечная масса полностью сохранилась. Вскоре несколько других лабораторий повторили эксперимент и получили идентичные результаты. Лептин окончательно обрел статус не просто гормона насыщения, но и воплощенной мечты толстого человека. Фридман нашел золотую жилу.
Открытие произвело небывалую сенсацию. Коммутатор Университета Рокфеллера раскалился от телефонных звонков. Целые толпы стремились стать волонтерами в испытаниях лептина на человеке. Обозреватель по вопросам питания Джеффри Стейнгартен заявил от имени программы «Вейт вотчез», что любой из ее участников готов ввести себе чудо-гормон «хоть в глазное яблоко».
Фридман был воодушевлен, но не удивлен этой лавиной энтузиазма. Восемь долгих лет он не только неустанно искал неуловимый колемановский фактор — еще задолго до окончательной победы Джефф консультировался с финансовыми экспертами, выясняя условия и возможности лицензирования открытия в американских и иностранных компаниях. Один из них, главный советник Университета Рокфеллера Уильям Грейзер, рассказывает: «Я начал получать звонки из различных компаний еще до выхода статьи в „Нейчер“, но, откровенно говоря, не имел понятия об истинной цене проблемы. Фридман утверждал, что тут кроются огромные деньги, но какие именно? Миллион? Десять? Двенадцать? Мне звонили президенты и генеральные директора фирм и организаций, и каждый хотел получить право первой ночи».
Чтобы не прогадать в этом бедламе, Грейзер прибег к экстраординарной по тем временам тактике необъявленного аукциона. Он выслушивал предложения, сравнивал обозначенные суммы и приглашал на независимые переговоры тех, кто называл наибольшие цифры. «К тому же нужно было выбрать компанию, которая сумеет наилучшим образом продвинуть на рынке наш продукт», — продолжает вспоминать Уильям. Казалось, все шансы оставались за «Миллениум фармасьютикалс»: компания имела давний интерес к вопросам ожирения, а Фридман состоял в ее экспертной комиссии. Генеральный директор «Миллениум» Марк Левин несколько раз беседовал с Грейзером и считал успех обеспеченным. «Но, как видите, — холодно улыбается Грейзер, — последнее слово было не за Джеффом с его друзьями».
Решал, вероятно, Университет Рокфеллера, обладавший правами на открытие, и он выбрал другого претендента. После нескольких месяцев сложных переговоров им оказался гигант в мире индустрии лекарственных препаратов, «Амджен» из Саузенд-Оукс, Калифорния. Авансовый платеж составил ошеломляющие 20 млн. долл. — сделка с лептином стала самой дорогой за все время существования университета. Не остался внакладе и покупатель: в день приобретения курс акций «Амджен» подскочил на 5,5 пункта. Дальнейшие выплаты Университету Рокфеллера ставились в зависимость от прохождения лептином «определенных этапов научного развития». Если лекарства, созданные на его основе, произведут «прорыв», на голову обойдя другие средства для похудания, и станут массовыми, — а компания на это надеялась, — суммы многократно возрастут. При нашем разговоре Грейзер не мог или не хотел назвать конкретные цифры и только упомянул, что первый «этап научного развития» уже пройден и, если дела будут двигаться по-прежнему, общий платеж превысит уровень в 100 млн. — без учета авторских гонораров за продажу любых препаратов, полученных на основе лептина. Треть от аванса досталась Университету Рокфеллера, треть — Медицинскому институту Говарда Хьюза, некоммерческой благотворительной организации, финансировавшей проект и гарантировавшей жалованье Фридману, а оставшаяся часть, что-то около 7 млн., была распределена между членами его научной группы. Фридман не распространяется насчет того, сколько денег пришлось на его долю, но поговаривают о 5–6 млн. долл. Каждый следующий «этап научного развития» будет приносить соответственно еще больше. Вопреки опасениям отца, Джефф, младший сын-всезнайка, доказал, что и академическая наука может обеспечить человеку вполне зажиточное существование.
