Оливер Сакс - Музыкофилия: сказки о музыке и мозге.
Большинство моих пациентов и корреспондентов с музыкальными галлюцинациями страдают от глухоты, во многих случаях достигшей тяжелой степени. Многие, но не все, так же переживают что-то вроде «шума у ушах» - урчание, шипение или другие формы тинитуса, или, или же парадоксальный феномен рекрутмента – ненормальную и часто неприятную громкость некоторых голосов или звуков. Иногда сторонние факторы, - например, болезнь, хирургическая операция или дальнейшее ослабление слуха, - будто бы подталкивают человека за некую черту, за которой начинаются галлюцинации.
Примерно пятая часть моих корреспондентов не имеет значительных проблем со слухом – и только два процента из тех, кто страдает от потери слуха, переживают музыкальные галлюцинации (но, учитывая количество пожилых людей с прогрессирующей глухотой, это значит, что, потенциально, сотни тысяч людей находятся в зоне риска и могут страдать от музыкальных галлюцинаций). Большая часть моих корреспондентов – люди пожилого возраста, и есть значительное пересечение между двумя группами – между пожилыми и слабослышащими. То есть в то время как ни возраст ни потеря слуха сами по себе не являются причиной слуховых галлюцинаций стареющий мозг вкупе с нарушениями слуха или с другими факторами может подтолкнуть неустойчивый баланс возбуждения и торможения к патологической активности систем мозга, отвечающих за слух и восприятие музыки.
Некоторые из моих корреспондентов и пациентов, однако, не являются ни пожилыми ни слабослышащими; одним из них, к примеру, был девятилетний мальчик.
Существует очень мало задокументированных случаев музыкальных галлюцинаций у детей – хотя и не ясно, является ли эта статистика показателем редкости такого рода галлюцинаций или все же проблема в том, что дети не способны или не хотят говорить о них.
Но у Майкла Б. несомненно были музыкальные галлюцинации. Его родители сообщили, что это были постоянные, «безжалостные мелодии, с утра до ночи... песня за песней. Когда он устает или нервничает, музыка становится еще громче и начинает искажаться». Впервые Майкл пожаловался, когда ему было семь, он сказал: «Я слышу музыку в голове. … Надо посмотреть, включено ли радио». Но скорее всего впервые он испытал эти ощущения даже в более раннем возрасте, в пять лет, во время поездки в машине он иногда начинал кричать, и закрывал уши, умоляя выключить радио – хотя оно не было включено.
Майкл не мог избавиться от своих музыкальных галлюцинаций, хотя он мог подавить или заменить их до некоторой степени, слушая или играя знакомую музыку, или используя генератор белого шума, особенно ночью. Но стоило ему проснуться утром, говорил он, музыка снова включалась. Она могла стать невыносимо громкой, когда он чувствовал, что на него давят – он мог закричать и в такие моменты впадал, по выражению его матери, в некую «акустическую агонию». Он кричал: «Вытащите это из моей головы! Вытащите!» (Это напомнило мне историю, на которую ссылается Роберт Журден, о детстве Чайковского. В ней рассказывается, что однажды его застали плачущим в своей постели. Он говорил: "Эта музыка! Она здесь, у меня в голове. Спасите меня от нее!" - плакал он). Для Майкла никогда не было «каникул от музыки», подчеркнула его мать. «Он не способен насладиться красотой тихого заката, прогулкой в тихом лесу, спокойно поразмышлять, или почитать книгу без того, чтобы на заднем плане не играли какие-то музыканты».
Но недавно он начал принимать лекарства, чтобы снизить возбудимость коры головного мозга, и специфически ту её область, что отвечает за восприятие музыки; и медикаменты дали некоторый результат, хотя музыка до сих пор остается навязчивой. Его мать недавно написала мне: «Прошлым вечером Майкл был счастлив, потому что его внутренняя музыка замолчала на пятнадцать секунд. Такого раньше никогда не бывало».*
(* Три года спустя мать Майкла снова написала мне: «Майклу сейчас двенадцать, он в седьмом классе и он продолжает слышать непрерывную музыку. Мне кажется, теперь он лучше справляется с этим. Только когда у него в школе возникает стрессовая ситуация, тогда у него появляется мигрень, и музыка в таких случаях становится очень громкой и начинает перемешиваться в его голове, как если бы кто-то крутил ручку радиоприемника, пытаясь сменить станцию. К счастью в этом году такое происходит все реже и реже. И вот что интересно: когда Майкл слышит музыку его мозг автоматически записывает ее, и после этого он может вспомнить и сыграть мелодию даже годы спустя, так, словно только что ее услышал. Он любит сочинять собственную музыку, у него идеальный слух.*)
Помимо тех людей, кто терпит муки от громких и навязчивых галлюцинаций, есть и другие, у которых мелодии в голове звучат так мягко, и их так легко проигнорировать, что у человека даже мысли не возникнет о том, что это требует лечения. Именно так произошло с Джозефом Д., 84-летним врачом-ортопедом на пенсии. Он страдал умеренной степенью глухоты и несколько лет назад бросил попытки сыграть что-то на своём "Стейнвее", потому что звуки инструмента приобретали какой-то «жестяной» оттенок, если он играл с включенным слуховым аппаратом; если же он выключал аппарат, музыка казалась ему «размытой». Кроме того, его прогрессирующая глухота вынуждала его «долбить» по клавишам пианино – «Моя жена орала на меня: «ты сломаешь инструмент!»
Тинитус («похожий на струю пара, вырывающуюся из радиатора») появился за два года до того, как он впервые попал ко мне на прием; вслед за шипением последовал низкий жужжащий звук ("я думал, это холодильник или что-то ещё на кухне"). Примерно через год он начал слышать «набор нот в восходящем или нисходящем порядке, маленькие трели и другие орнаменты из двух или трёх нот». Они возникали внезапно, вертелись в голове часами и затем так же внезапно исчезали. Потом, спустя пару недель, он услышал музыкальные отрывки (которые он опознал, как темы из концерта для скрипки Бетховена) повторяющиеся снова и снова. Он никогда не слышал всего произведения целиком, только мешанину из разных тем. Он не мог определить, что именно слышит – звуки пианино или оркестра – «это всего лишь мелодия», - говорил он. Он не мог подавить мелодию силой воли, и всё же она была довольно слаба, её было несложно игнорировать и звуки извне легко заглушали её; и она исчезала совсем в те моменты, когда он был сосредоточен на физической или умственной работе. Доктор Д. был поражен тем фактом, что, хотя его восприятие реальной музыки было искажено или размыто из-за прогрессирующей глухоты его галлюцинации, тем не менее, были яркие, живые и чистые (однажды он решил проверить это и напел на магнитофон то, что звучало в его голове, а затем сравнил запись с оригинальным произведением – они точно совпали по нотам и темпу).
Напевание само по себе способно вызвать в его сознании нечто вроде эхо, повторения. Я спросил его, получал ли он когда-нибудь удовольствие от своих музыкальных галлюцинаций, и в ответ услышал твердое «Нет!»
Доктор Д. просто привык к своим галлюцинациям, ведь они были довольно слабые. «Поначалу я думал, что разваливаюсь на части, – сказал он, – но теперь я воспринимаю это как багаж. Чем старше ты становишься, тем больше багажа». Тем не менее, он был рад, что его «багажом» оказались эти сравнительно мягкие галлюцинации.
Спустя несколько лет я общался с группой из примерно двадцати студентов колледжа и поинтересовался у них, испытывали ли они когда-нибудь музыкальные галлюцинации; я был поражен, когда трое из них ответили «да». Двое рассказали мне очень схожие истории: во время спортивной игры они пережили краткую потерю сознания, и, приходя в себя «слышали музыку» в течение минуты или двух – музыку, которая, как им казалось, имела внешний источник, возможно, доносилась из системы оповещения или из радио. Третий студент рассказал мне, как он потерял сознание пережил судорожный припадок во время боя карате, когда его соперник в захвате слишком сильно сжал ему горло. После этого он в течение пары минут слышал «приятную музыку», которая тоже, казалось, имела внешний источник.
Некоторые из тех, с кем я веду переписку, сообщали мне, что музыкальные галлюцинации посещают их лишь в те моменты, когда они находятся в какой-то конкретной позиции, обычно – когда лежат. Один из них – девяностолетний старик, "здоровый и с превосходной памятью", как описал его лечащий врач. На праздновании его девяностолетия гости запели "С днем рожденья тебя" (пели на английском, хотя все они были немцами). С того дня он стал слышать эту песню в своей голове, но только в том случае, если принимал лежачее положение. Песня длилась три-четыре минуты, на некоторое время смолкала, а затем начиналась снова. Он не мог ни остановить ее не заставить играть силой воли, и она никогда не играла в его голове, если он находился в другом положении – сидел или стоял. Его лечащий врач поражался: определённые изменения на ЭЭГ в правой височной доле мозга отмечались только тогда, когда пациент находился в лежачем положении.
