Михаил Масленников - Криптография и свобода
От самих вступительных экзаменов на 4 факультет у меня сейчас осталось не очень много воспоминаний. Больше, пожалуй, о периоде подготовки к ним, о попытках объять необъятное и прорешать все задачи из всех учебников для поступающих в ВУЗы. Поэтому к самим экзаменам наступило состояние, близкое к безразличию, — скорее бы закончился этот кошмар. Да, пожалуй, еще припоминались страшилки про вступительные экзамены в МГУ, где время, отведенное для первого письменного экзамена по математике, измеряли чуть ли не с секундомером в руках, а при раздаче листов с вариантами экзаменационных задач от всех абитуриентов требовали держать руки за спиной. Но ничего подобного на первом письменном экзамене в ВКШ не было, обстановка была очень спокойная и даже где-то по домашнему уютная. Система простая: пять задач, сколько решил, столько и получаешь. Задачи попались не очень сложные, пришлось повозиться только с последней, пятой, из стереометрии. Ответ получился жутко уродливым и больше чем наполовину я был уверен, что где-то ошибся при рассуждениях или расчетах. Да и потом все время перед экзаменом меня преследовало раздвоение личности: основная, авантюрная часть, все время подзуживала: «Ну что, слабо?», а оставшаяся где-то в глубине, рассудочная, все время твердила: «Зачем тебе сдались эти военные порядки и сапоги? Иди в МИФИ, как все нормальные люди!». И вот когда я узнал, что на первом экзамене по математике успешно решил все пять задач и теперь перспектива нацепить на себя через месяц военную форму стала не какой-то эфемерной, а самой что ни на есть реальной, авантюрная часть, радуясь достигнутому успеху, опять вылезла вперед все с тем же вопросом и опять задавила во мне все хилые голоса разума. Но сейчас, спустя 30 лет после этой вступительной эпопеи, я опять по-прежнему согласен со своей авантюрной частью.
Еще одно воспоминание о вступительных экзаменах – это мандатная комиссия. Экзамены закончились, июль, жара, хочется отдохнуть последние денечки перед отправкой в военные лагеря, а тут надо терять целый день на какую-то мандатную комиссию, о которой я тогда не имел ни малейшего представления. А между тем это был важнейший ритуал для начальников, на который собиралась целая куча генералов во главе с начальником всей ВКШ КГБ. На мандатной комиссии начальники должны были живьем посмотреть каждого человека из нового пополнения, который, в свою очередь, должен был продемонстрировать свою подтянутость, дисциплину и стремление стать хорошим военным. Абитуриенты шли на мандатную комиссию в порядке набранных на вступительных экзаменах баллов, поэтому первые представшие перед комиссией люди должны были олицетворять собой потенциально лучшую часть будущего курса.
Я шел на мандатную комиссию в числе первых, поскольку мое общее количество баллов было почти максимальным – 24 из 25 возможных (к оценкам на экзаменах тогда еще приплюсовывался средний балл аттестата зрелости), поэтому когда методист факультета, готовившая нас к выходу на мандатную комиссию, увидела мою летнюю маечку-размахаечку безо всяких намеков на официальные пиджак и галстук, даже ее доброе сердце не выдержало такого надругательства над уважением к строгой комиссии. С идущего вскоре за мной Лехи М. был срочно снят пиджак, на пару размеров больший, чем того требовала моя отощавшая за время экзаменов фигура, и спешно водружен на меня с целью хоть как-то прикрыть непотребную для генеральского взора летнюю маечку. Про прическу говорить не приходится, поскольку, осознавая потенциальную угрозу поступления в военное учебное заведение, я последние полгода старался всячески насладиться всеми прелестями вольной жизни и, в частности, возможностью отрастить себе волосы подлиннее. Вот в таком импозантном виде началась моя военная служба.
– Решением мандатной комиссии Вы зачисляетесь на 1 курс 4 факультета Высшей Краснознаменной Школы КГБ им. Ф.Э.Дзержинского. Поздравляем Вас!
Начальником Высшей Школы КГБ в 1974 году был сравнительно молодой и подтянутый генерал-лейтенант. Окинув меня своим генеральским взором, он добавил:
– А причесочку-то придется укоротить.
На выходе я побыстрее скинул пиджак и вернул его ожидавшему своей очереди Лехе М.
– Ну как?
– Все нормально!
– В правый карман пиджака положи 15 копеек.
Впоследствии из нашего курса Леха стал, пожалуй, одним из самых крутых бизнесменов.
* * *Итак, солдатские сапоги стали для меня, человека сугубо гражданского и не имевшего ни малейшей тяги к военной службе, самой что ни на есть настоящей реальностью. Но сразу честно признаюсь, что учеба на 4 факультете ВКШ КГБ все-таки сильно отличалась от обычной и овеянной разными страшилками службы в Советской Армии. Да и от обычного военного учебного заведения, даже от других факультетов ВКШ КГБ, Технический факультет отличался в первую очередь своим составом, своей спецификой, своими традициями. Но первые лагеря недалеко от Балашихи, под Москвой, на весь август месяц, почти сразу же после вступительных экзаменов, были пока еще довольно непривычными. Там уже все было по полной программе: казарма, строевая подготовка, солдатская столовая и распугивание грибников в окрестном лесу своими воинственными игрищами.
Первые военные впечатления. Толпа молодых и неуклюжих парней в новой и еще пахнущей вещевым складом повседневной военной форме высаживается из автобуса на пятачке перед главным корпусом балашихинских лагерей. Откуда-то появляется командир с какими-то другими погонами (старшина) и начинает командовать. Создается некоторое подобие толпы-строя, которая начинает свое шествие к бараку-казарме по асфальтовой дорожке. На пути – огромная лужа, которую все начинают обходить, но тут раздается командирский рык:
– Идти прямо! Что, лужи испугались?
Так, видимо, надо начинать готовить настоящих офицеров. Но это был один из немногих подобных эпизодов. Каждой из трех учебных групп математиков в этой самой первой Балашихе были назначены командиры из числа слушателей, поступивших на другие, истинно чекистские факультеты ВКШ КГБ, которые уже имели опыт службы в армии. Наш командир группы, к примеру, служил в Кремлевском полку и у нас с ним установились вполне нормальные человеческие отношения. И если бы не дикий рев дневального каждое утро ни свет ни заря:
– Подразделение, подъем!
то самое первое месячное пребывание в Балашихе можно было бы назвать вполне сносным.
В конце первого и второго курса – опять туда же, только уже на пару недель, про это мы еще вспомним в этой книге. Но если сразу после поступления народ был еще немного напуган непривычной военной обстановкой и иногда даже пытался читать Устав гарнизонной и караульной службы и искать высокий смысл в классической уставной фразе: «Заслышав лай караульной собаки, часовой должен дать знать об этом начальнику караула установленным сигналом», то второе, а в особенности третье нашествие в Балашиху все больше походили на веселый пикник на природе, из которого можно натаскать для летних каникул холостых патронов, взрывпакетов и прочих бесплатных фейерверков. А что может быть лучше взрывпакета, плывущего в банке из-под тушенки по щучьему месту тихой лесной речки?
А говоря в целом о 4 факультете — заведение военное, со всеми военными атрибутами: хождением в военной форме, ежедневным утренним построением, на котором начальник курса придирчиво проверяет твой внешний вид, военной дисциплиной или, по крайней мере, ее видимостью. Кстати, а кто такой начальник курса? Это – отец-командир, организатор и вдохновитель всех наших побед, духовный наставник неопытной молодежи. Все слушатели (не курсанты, а именно слушатели, так официально называли нас в то время, хотя погоны были с буквой «К») 4 факультета разбиты на курсы, и у нескольких курсов — начальник. В то время было всего два начальника курса: один – для 1, 3 и 5 курсов, другой – для 2 и 4. Начальник курса – лицо, ответственное за своих подопечных: если кто-то попался, то виноват в этом в первую очередь начальник курса – недовоспитал своего попавшегося подопечного. А вообще-то по большому счету делать на работе начальнику курса (и еще его заместителю) было нечего. Слушатели первую половину дня – все на занятиях, их в это время не повоспитываешь. А вторая половина – чаще всего или разбегаются по домам (казармы-то нет!) или сидят занимаются в спецбоксах, в которые посторонним вход воспрещен. Так что видел и воспитывал своих ненаглядных чад начальник курса как-то урывками, на утреннем построении, да в перерывах между лекциями. А все остальное свое рабочее время он и его заместитель, наверное, копили силы для такого точечного воспитания, чтобы потом одним-двумя меткими ударами враз победить присущие любому молодому организму антивоенные пороки. Как это удавалось нашему начальнику курса – об этом особая глава в этой книге.
Первые два года на 4 факультете было некоторое подобие военной подготовки, впрочем, ненамного отличающееся от обычного гражданского вуза. Поначалу немного непривычно для человека, не испытывающего особой любви к военной форме, но потом выясняется, что таких как ты здесь подавляющее большинство и дальнейшая жизнь кажется даже интереснее, чем в обычном вузе.
