Игорь Морозов - Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма
Фильм Р. Скотта затрагивает множество морально-этических проблем, которые возникают и неизбежно будут возникать в будущем при общении людей с автоматическими устройствами (роботами, киборгами, андроидами). При этом вовсе недостаточно основных правил робототехники, сформулированных А. Азимовым:
1. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред.
2. Робот должен повиноваться командам человека, если эти команды не противоречат Первому Закону.
3. Робот должен заботиться о своей безопасности, пока это не противоречит Первому и Второму Законам.
Ведь если робот наделен свободой воли, то он не может быть «рабочим вспомогательным механизмом», а лишенный свободы воли, он может оказаться очень опасным для окружающих, поскольку невозможно предусмотреть всех вариантов развития событий, с которыми он может столкнуться. А жестко запрограммированные действия в определенной ситуации могут получить совершенно противоположный смысл.
Размышления на эту тему А. Азимова запечатлены в двух голливудских блокбастерах, основанных на его произведениях: «Двухсотлетний человек» («Bicentennial Man», 1999) и «Я, робот» («I, Robot», 2004). Выводы, которые делают авторы этих фильмов вслед за А. Азимовым, не столь уж пессимистичны. Наш страх перед «машинным разумом», который уже в наши дни начинает во многом превосходить возможности человеческого интеллекта, быть может, не столь уж и обоснован. Конечно, в отдаленном будущем машины и люди с имплантированными искусственными органами будут существенно превосходить обычных людей как физически, так и интеллектуально. Но будут ли они при этом враждебны человечеству? Поднимут ли бунт против своих создателей? Захотят ли установить свое господство во всех сферах деятельности?
Один из ответов предлагается К. Коламбусом в фильме «Двухсотлетний человек». Приобретенный семьей Мартинов робот нового поколения NDR-114, которого они называют Эндрю, предназначен для выполнения домашней работы. Но вскоре выясняется, что создатели Эндрю в порядке эксперимента наделили его эмоциями. В истории, которая длится два века, Эндрю постепенно постигает сложность человеческих отношений, жизни и любви. И в конце концов, шаг за шагом совершенствуя свою конструкцию и ведя борьбу с корпорацией MA Robotics за право быть независимым и обрести иную внешность, он становится все ближе к обычным людям, а затем добивается права называться человеком.
Еще один подход к проблеме робота, который стремится стать «настоящим человеком», обозначен в фильме С. Спилберга «Искусственный интеллект» (2001, другое название в российском прокате – «Искусственный разум»), снятом по мотивам рассказа Б. Олдисса «Суперроботы живут все лето» («Supertoys Last All Summer Long»). И хотя действие фильма проходит в далеком будущем, в вопросах, которые волнуют главных героев, нетрудно увидеть насущные проблемы современности. Фактически речь идет о попытке человека выступить в роли Творца и исправить «ошибки» Творения. Правда, главные герои фильма Генри и Моника не бездетны, но их сын находится в глубокой коме после аварии, произошедшей пять лет назад. В начале фильма он практически такой же лишенный воли, речи и эмоций робот, как и множество других «настоящих» роботов, которые к этому времени заменяют или дублируют людей почти во всех сферах жизни. Фильм начинается с лекции специалиста по кибернетическим системам, который говорит, что создание искусственного разума всегда было мечтой науки, но вскоре достижения науки и техники смогут обеспечить производство роботов качественно иного порядка. Они будут обладать не только интеллектом, сопоставимым с человеческим, но и всей гаммой человеческих чувств – см. илл. 145. Одна из целей корпорации «Cybertronics» – создание робота-ребенка, который ни внешне, ни по своим эмоциональным качествам не будет отличаться от настоящего, что поможет осчастливить множество бездетных супружеских пар. Поскольку Генри является сотрудником Корпорации, ему в качестве поощрения за достижения в работе предлагают экспериментальный экземпляр ребенка-робота, который помог бы пережить ему и Монике страшное потрясение от фактической утраты их собственного сына. И действительно, хотя и не без проблем, принятый ими в семью робот, которого они назвали Дэвидом, вскоре становится их любимцем. Правда, для того, чтобы по-настоящему усыновить Дэвида, его новоявленным родителям необходимо подписать специальный протокол, который возлагает на них такие же обязательства по отношению к Дэвиду, как и к их настоящему ребенку. Конечно, Дэвид – машина, но эмоционально привязавшись к принявшим его людям, он начинает их искренне любить, а потому поступить с ним в дальнейшем как с обычным механическим устройством или вещью уже невозможно. Сам процесс «подписания протокола» очень напоминает «акт творения», поскольку именно в этот момент у ребенка-робота активируются эмоции, чувства привязанности и любви. Из занятной игрушки он превращается в реальное подобие человека. Речь идет об ответственности Создателя за свои Создания. И С. Спилберг предлагает нам, пожалуй, самый ужасный вариант развязки этого сюжета. Когда настоящего сына Генри и Моники Мартина врачам все же удается вывести из комы и поставить на ноги, они не выдерживают испытаний и проблем, возникающих при столкновении живого и искусственного ребенка в их доме, и решают отказаться от Дэвида. Собственно говоря, в основу фильма С. Спилберга положено два сказочных сюжета: сказка К. Коллоди «Приключения Пиноккио» [антологию переложений этой сказки см.: Приключения 1993] и сказка братьев Гримм о брошенных в лесу детях.
Илл. 145
Сказка Карло Коллоди является фоновым лейтмотивом в фильме. Здесь есть все герои сказочной истории о Пиноккио – см. илл. 146. Главный герой, мальчик-робот Дэвид, ищет добрую Фею, чтобы она помогла ему, подобно Пиноккио, стать человеком. Правда, по мнению Спилберга, Бог-Творец, в роли которого выступает компания по производству роботов, на самом деле совершает весьма неблаговидное деяние. Ведь очень похожий на настоящего ребенка робот по сути лишен самого главного человеческого качества – индивидуальности. Попав в офис «породившей» его компании, герой фильма понимает, что он лишь одна из тысяч совершенно одинаковых копий, детей-клонов. Инженер, создавший Дэвида как полную копию своего сына, говорит ему: «Мой сын был единственный. А ты – самый первый!» И хотя, казалось бы, миссия самого первого из самых совершенных роботов в чем-то аналогична миссии первого человека Адама, все же разница между единственным и первым огромна. Ведь идея неповторимости лежит в основе индивидуальности. А индивидуальность является неотъемлемой частью любой человеческой личности. Быть копией, пусть даже и самой совершенной, – это значит отказаться от развития. А ведь именно идея развития и совершенствования во многом является той движущей силой, которая вдохновляет людей в поисках Голубой Феи как символа, может быть, несбыточной, но прекрасной мечты.
Илл. 146
Копия сама по себе уже завершена и совершенна, ей ни к чему развиваться. Даже если срок ее жизни ограничен, она всегда может быть заменена своим точным подобием, не отличимым ни в чем близнецом. Именно поэтому финал фильма Спилберга столь грустен. Осознание своей вторичности лишает жизнь мальчика-робота смысла. Мысль о том, что он не уникальная личность, а лишь напичканная электроникой копия человека, заставляет его фактически покончить с собой. Хотя режиссер и дает ему шанс: спустя тысячелетия он все же встречается с Голубой Феей и получает возможность, пусть всего лишь на день, стать обыкновенным мальчиком.
В этом смысле герою фильма «Я, робот» режиссера Алекса Пройаса гораздо проще. Он соглашается быть первым среди «человеческих копий», чтобы возглавить генерацию андроидов, которые должны составить «новое человечество», а он получает шанс стать их Моисеем и вывести их из «пустыни бездуховности». Главной дилеммой в данном случае является «любовь и смирение» или «бунт против создателя». Прометеевский мотив бунта против создателя, собственно, и является сюжетообразующим в большинстве современных блокбастеров о киборгах и андроидах («Терминатор», 1984; «Киборг», 1989; «Железяки», 1990; «Американский киборг: Стальной воин», 1993; и мн. др.].
Сюжет сказки К. Коллоди неоднократно использовался для создания анимационных и художественных фильмов («Пиноккио», 1940; «Пиноккио», 1972; «Приключения Пиноккио», 1972; «Пиноккио и император тьмы», 1987; «Приключения Пиноккио», 1996; «Пиноккио», 2002; «Волшебная история Пиноккио», 2008). Советское и российское кино основывалось на переложении сказки К. Коллоди, сделанном А. Н. Толстым, и сделало нравоучительную историю о деревянном мальчике настоящим хитом для нескольких поколений детей («Золотой ключик», 1939; «Приключения Буратино», 1959; «Приключения Буратино», 1975; «Буратино», 2009), благодаря чему в Советском Союзе «Буратино стал абсолютным и универсальным символом детства» [Петровский 1986, с. 220; об этом см. также: Липовецкий 2008; Прохоров 2008; Борисов 2008, т. 1, с. 69]. В целом практически все перечисленные выше фильмы достаточно точно воспроизводят морально-этические посылы и установки, лежащие в основе сказки К. Коллоди. Оживление бездушной деревянной куклы лишь отчасти является результатом вмешательства волшебницы-феи – см. илл. 147, «Волшебная история Пиноккио» (2008). Самым главным препятствием, стоящим перед деревянным мальчиком Пиноккио, является пребывание «в абсолютном аутизме мертвой вещи» и вытекающих из этого эгоцентризме, неуемной лжи и стремлении к сиюминутным наслаждениям. Наказание за это – не только длинный нос, которым его наделяет фея за постоянное вранье, и неумение позаботиться о нежно любящем его отце (см. цв. вкл. 16), но и превращение в ослика по аналогии с героем романа Апулея «Золотой осел». Обрести человеческий облик возможно лишь получив человеческие душу и серд це, а также присущие настоящим людям чувства сострадания и любви к ближним, умения пожертвовать собой ради других.
