Эдуард Фукс - История нравов
Как все подобные перемены, и эта совершалась медленно, притом лишь с того момента, когда официально началась эра нравственного лицемерия. В продолжение всей Великой революции, в дни юности французской буржуазии, проститутка занимала еще в картине парижской уличной жизни такое же чудовищно видное место, как в эпоху старого режима, даже больше, в эти бурные годы цинизм ее публичных выступлений доходил, быть может, до своего апогея. Не успели наступить дни Директории, как главные улицы Парижа превратились в единое наводненное проститутками корсо, где только они и задавали тон.
Трудно представить себе, что это был за дерзкий и бесстыдный тон. С уст как женщин, так и мужчин то и дело срывались скабрезные восклицания. Надев платье с глубочайшим вырезом, подняв юбки как можно выше, прогуливались жрицы любви до поздней ночи на глазах у всех.
Начало этих галантных массовых шествий было еще прилично в сравнении с положением вещей в более позднее время, когда каждый мужчина проходил под перекрестным огнем взоров и восклицаний фланирующих проституток, которых возбуждали сами же мужчины. Такую же картину представлял и тогдашний Лондон. На публичных рынках любви и здесь царили грубость и бесстыдство. Сидя в колясках или верхом на лошади, катались более видные проститутки по Гайд-парку или по другим улицам — корсо. Но и многочисленные маленькие города — даже и в Германии — представляли, по существу, такую же картину, с той только разницей, что здесь за отсутствием большой массы не царило такой сутолоки.
Проститутки. Виньетка из календаря. 1789
В 20-х и 30-х гг. XIX в. эта дикая оргия несколько утихла, чтобы вскоре снова начаться, в особенности в эпоху Второй империи во Франции. Именно тогда сложилась свойственная и теперь еще почти всем более крупным городам картина уличной жизни с неизбежной фланирующей проституткой.
Что ныне все обстоит так же, как в 50-х гг., доказывает следующая картина из эпохи Второй империи во Франции в романе Золя «Нана», картина, точно списанная с современной действительности и приложимая к любому современному большому городу: «Обыкновенно они начинали свой поход в 9 часов вечера. По тротуарам улицы Нотр Дам де Лоретт тянулись два ряда девушек, спешивших по направлению к бульварам, подобрав юбки. Нана и Сатен шли всегда вдоль церкви по улице Лепелетье. Недалеко от кафе Риш, поблизости от места их маневров, они опускали подол платья и начиналась прогулка по грязи и пыли. Перед кофейнями они замедляли свои шаги. Здесь они были в своей стихии. Подняв голову, громко разговаривая и смеясь, они время от времени оглядывались на следовавших за ними мужчин. До 11 часов продолжалось это веселое настроение, лишь изредка прерываемое бранью «грязное животное», бросаемой по адресу неловкого прохожего, толкнувшего их или наступившего им на ногу. Иногда они садились за стол в кафе, фамильярно кланяясь с официантами, охотно принимая угощение от первого встречного, так как это давало им возможность сидеть и ждать окончания театра. Когда же приближалась ночь, охота становилась отчаянной. Под сенью деревьев на пустых бульварах происходили безобразные сцены. Торговались с мужчинами, обменивались грубой бранью и пинками, между тем как мимо них проходили почтенные семейства, отцы, матери и дочери, привыкшие к такому зрелищу. Совершив десять раз дорогу от оперы к театру Gymnase, Нана и Сатен останавливались на бульварах улицы Фобур Монмартр, так как мужчин становилось все меньше. Зато здесь рестораны, кабаки и харчевни были открыты и освещены до двух часов. Перед кофейнями толпились проститутки. То был последний освещенный и оживленный уголок ночного Парижа, последний открытый рынок для продажи любви на одну ночь, где торг совершался громко и без стеснения. Так шли они от одного конца до другого, как по открытому коридору публичного дома. Тихо покоилась длинная, пустынная улица Нотр Дам де Лоретт. Только изредка промелькнет тень женщины. То возвращались запоздавшие путницы. Несчастные девушки, пришедшие в отчаяние, так как не нашли себе на ночь заработка, хрипло бранились с запоздавшим пьяницей, задержавшим их на углу улицы.
Бывали, однако, и вечера удачные. Нередко перепадали им луидоры от мужчин с положением, которые шли с ними, спрятав в карман орденские ленты и другие значки. У Сатен был нюх по части этого сорта клиентов. В дождливые вечера, когда Париж тонул в сырости и скуке, эти господа — она это знала — шли в темные углы города. А она выуживала самых богато одетых. Она узнавала их по их вялому взору. В такие вечера город бывал точно охвачен настоящей бешеной жаждой наслаждения.
Правда, она немного боялась этих господ. Она знала, что самые изысканные были самыми отвратительными. Покрывавшая их лакировка быстро сходила, и наружу выступал зверь с отвратительными вожделениями и рафинированной порочностью. Сатен не чувствовала также никакого почтения к господам, приезжавшим в колясках. Она утверждала, что их кучера более порядочные люди, так как не убивают своих жен нравами полусвета».
Обычно уличная проститутка имеет свою частную квартиру, где реализуется начатая на улице любовная сделка. Если же у нее такой квартиры нет, то она не прочь сопровождать мужчину в его квартиру или предложенные им меблированные комнаты, существующие в огромном количестве в каждом более или менее большом городе. К категории меблированных комнат относятся и особые помещения в ресторанах, служащие исключительно целям мимолетной любви, существующие также не только в больших, но и в средних провинциальных городах, где во многих ресторанах найдется уютная задняя комнатка. Все эти места служат не только для сношений с проститутками, а, само собой понятно, не менее часто и для галантных похождений всяких законных или незаконных парочек, не имеющих дома подходящего случая или желающих после концерта или театра тайком отметить праздник любви.
Самую угнетающую подробность в картине уличной проституции больших городов составляют малолетние проститутки. В Англии число их все растет, и не только по мнению пессимистически настроенных моралистов, но и по мнению комиссии верхней палаты, специально назначенной в 1885 г. для более тщательного расследования этого вопроса.
Чаще всего в проститутки идут, конечно, дети самих же проституток, причем их посвящают в это ремесло обычно сами же матери, сводящие их с извращенными развратниками и забирающие деньги. Есть, однако, немало и таких двенадцати- и тринадцатилетних девочек, которые промышляют собой на собственный страх и риск. Лондон кишел в продолжение целых десятилетий этими несчастными существами, вышедшими из низов люмпен-пролетариата. Так как у них не имеется собственной квартиры, так как они проводят ночь в темных углах, в амбарах, на площадях или под мостом, то в этих же местах находится и их ложе любви, то есть они отдаются покупателю в ближайшем углу, под воротами или в сенях дома, если только их не приглашают к себе. В настоящее время детская проституция существует в такой форме главным образом в Испании.
От уличной проститутки неотделим сутенер. Редко найдется проститутка, которая не имела бы своего «Луи» или «Люде», как говорят в Германии, своего «Альфонса», как выражаются во Франции. В сутенере обычно видят необходимого делового компаньона проститутки, который доставляет ей клиентов, помогает отбирать их и в особенности активно защищает в ее подверженной всевозможным опасностям деятельности. Нет никакого сомнения, что сутенер на самом деле исполняет все эти и тому подобные функции, и однако не в этом его главная роль при содержащей его проститутке. Он прежде всего ее любовник. Он единственный мужчина, которого она сама избирает, который удовлетворяет ее потребность в любви, в противоположность всем остальным мужчинам, которые ее выбирают и потребность в любви которых удовлетворять должна она.
Нет более глубокого заблуждения, как утверждение, будто проститутка отдается, когда исполняет свою профессию. А это непременно имело бы место, если бы она промышляла из любви к делу, то есть из чрезмерно развитой чувственности. Что это в большинстве случаев не так, доказывает как раз то обстоятельство, что каждая проститутка имеет любовника, а им бывает именно сутенер… В изданном Маргаритой Бёме «Дневнике падшей» говорится: «Люди, не имеющие достаточно правильного понятия об этой среде, представляют себе взаимные отношения этих мужчин и девушек иными, чем они есть на самом деле. Я тоже думала, что «Луи» — это человек, приводящий девицам клиентов, охраняющий их, напоминающий скандалящим или не желающим платить посетителям деликатным образом об их обязанности быть ощипанными, а во всем прочем остающийся не чем иным, как своего рода рабовладельцем проститутки. Все это, конечно, бывает, однако обычно девицы относятся к этим так называемым сутенерам, как к своим любовникам. Оно и понятно. В каждой проститутке живет так или иначе женщина со свойственным ей желанием опереться на мужчину, с ее любовным томлением, не находящим удовлетворения в чисто деловом характере обычных ее половых сношений. Нечто подобное испытываю и я. Сколько бы дала я за то, чтобы иметь хоть одного человека, который принадлежал бы мне, на которого я могла бы опереться, о котором я знала бы, что он мой, как я — его!»
