Майкл Мойнихэн - Князья Хаоса. Кровавый восход норвежского блэка
Как сообщают источники Bergens Tulende, яти двое облили бензином алтарь и статую Христа: "Если церковь не сгорела бы дотла, то Иисус сгорел бы точно." По утверждению юноши, они разорвали в клочья требники и сложили их подле стен церкви, пол в колокольне облили бензином с особой тщательностью. Церковь сгорела от буквально нескольких спичек.
"Через несколько секунд в церкви сработала противопожарная сигнализация; пожарные машины были на месте уже через две-три минуты. Мы были рядом. Наши описания, появившиеся в прессе, абсолютно точны. Но тот сосунок, которого вызывали в полицию, с нами ничего общего не имеет", — ухмыляется наш рассказчик. Но улыбка быстро пропадает с его губ: "Нам не пристало улыбаться. Нам не над чем смеяться в этом смехотворном обществе."
ПРИЛОЖЕНИЕ II. ОСКОРЕЙ
Нижеследующий очерк — любопытное исследование о сходстве некоторых элементов современного Блэк-метал и древних обычаев германских народов. Написан он австрийским ученым и музыкантом Кадмоном для издаваемого им журнала «Аорта», посвященного вопросам эзотерики, культорологии и т. п.
(Впервые опубликована в журнале «Аорта» P.O.Box 778 А-1011 Вена, Австрия)
ОСКОРЕЙ IВ детстве, что прошло в горной части Австрии, в прекрасном месте меж горных озёр, мне довелось увидеть Перхтов, которые тёмными зимними ночами бродили по городам и весям. Перхты были добрые, прекрасные, в ярких разноцветных одеждах, с блестящими украшениями, Шьяхперхты — ужасные приведения с того света, с грубыми формами, с деревянными или берестяными масками, облепленные мехом, мохом или лишайником, одним словом, демоны, в которых рядились на празднество местные жители. Так вот Шьяхперхты почему-то привлекали меня больше всего. Их окружала своеобразная аура паники. Еще несколько веков, а в некоторых отдаленных уголках, и десятилетий тому назад, эти костюмированные персонажи, которые сегодня выполняют лишь роль примитивного шоу, китча для развлечения приезжих, были совершенно искренней обрядовой практикой, сохранившейся с дохристианских времен. Зрелище было настолько жутким, что при виде этих демонических существ с звериными масками ужас Испытывали не только дети, но и взрослые. В карнавале Перхт языческая древность, так называемые "тёмные века", языческая культура вервольфа может в первозданном виде сохраниться и до наших дней. Взрослые, как правило, всегда распознавали ряженных, но даже после того как они узнавали в чудище соседского мальчишку, в их сознание вкрадывалось странное ощущение того, что под облачением призрака находится совсем другой человек.
"Всякий облачающийся в эти опасные одеяния рискует сам попасть под влияние тёмных, неведомых сил. Нечистые бесовские силы пробуждаются в нём; он сам превращается в беса… Ряженые в эту ночь становятся «одержимы», они являются сосредоточием бесовства и чертовщины."
Отто Хефлер, "Тайные обрядовые сообщества германцев"Во всех шаманских культурах присутствуют танцы, символизирующие животных. Шаман облачается в меха, одевает украшения из зубов, клыков, перьев или же раскрашивает тело и лицо для того, чтобы пробудить в себе качества того или иного животного. Каждый ритуал зачастую может иметь свою определённую динамику, а простое копирование поведения животного в какой-то момент совершает метаморфозу в самом танцующем.
В этой психологической драме мифология переплетается с глубинной психологией. В сознании шамана и в сознании внешнего мира его дух сливался с духом изображаемого им существа. Оживлённое воображение перерастало в мистическое родство. Маска не только меняла внешность, она влияла на восприятие. Она "замыкала накоротко" повседневное сознание на часы, дни и даже недели, перед глазами открывалась пустыня… «Псимволическая» магия оказывала действие на человека, стирая грань между актёром и изображаемым им существом.
Подобная метаморфоза играла также значительную роль среди берсеркеров и вервольфов — происходила она иногда сознательно, иногда нет. Эти воины носили волчьи шкуры, ремни их были спялены из волчьего волоса, они пили особые напитки, в которые, вероятно, подмешивались наркотические вещества.
В 1691 году в теперешней Латвии произошел такой случай: старый крестьянин по имени Тьез вдруг начал постоянно рассказывать о том, что он является членом стаи вервольфов, о том, как одевая волчьи шкуры они превращаются в волков, приобретая при этом невиданную силу, о том, как они охотятся на настоящих или воображаемых врагов, как рвут на части животных или спасаются от собак.
Этот старик в свои восемьдесят все ещё был вервольфом и хотел перед смертью передать свою силу молодому преемнику. Он сам был посвящен в вервольфы таким же старым крестьянином, передавшим ему свою волчью шкуру. Отныне в определённое время года — в частности, в зимнее и летнее солнцестояния — он должен был обращаться, будь то по своей воле, или нет, в волка. Выбора у него не было, и хотел ли он использовать свою силу или нет, не имело значения, даже если бы он решил бороться с ней.
"В старину жили на свете молодцы, которые в особый день надев колдовскую шкуру, превращались в вервольфов. В обычной жизни же были они такими же, как и все, а может и лучше: были они добры и дружелюбны и никогда не причиняли никому вреда. Но когда принимали они волчью личину, нужно было опасаться их. Многие из этих несчастных хотели избавиться от проклятых шкур, но…"
Г.Гойе, Р.Фольтер "Фламандские былины" IIУпоминания о "Дикой Охоте", стае мрачных силуэтов призраков-воинов, мы находим во многих легендах. На своих конях они мчатся ночью по лесам, ведомые Одином, одноглазым покровителем мёртвых, или же женщиной-всадницей — в христианские времена трансформировавшиеся в архангела Михаила и его воинство. Чёрными всадниками, несущимися по грозовым облакам, были души падших воинов, возвращающимсия в родной край в определённое время — чаще всего во время зимнего солнцестояния, когда в течение двенадцати дней на землю приходят призраки, а также во время карнавала, называемого Фашинг (Fasching).
Австрийскому фольклористу Отто Хефлеру в своих книгах "Тайные обрядовые сообщества германцев" и "Культы перевоплощения" удалось доказать, что "Дикая Охота" была не мифологической интерпретацией бурь, гроз или птичьих стай, как полагали многие исследователи, но являлась союзом мифологии и фольклора, мифа и реальности, а также важнейшим элементом нордических мистерийных культов.
В этих легендах он усматривал упоминания о первобытных, подчас диких обычаях, в которых принимали участие молодые, как правило, неженатые люди на празднества и гуляния. Они образовывали некие союзы, и то, чему в них учили, должно были оставаться тайной за семью печатями — разительное сходство с тайными средиземноморскими культами.
Хефлер также отмечал некоторое сходство этих культов перевоплощения в животных и демонов, с культом Митры, в котором посвящённые различного уровня носили маски львов и воронов. Таким образом юноши олицетворяли души своих далёких предков. Хефлер подчеркивал, что в германском Weltanschauung, как и во многих других дохристианских культурах не существовало чётких границ между этим и загробным миром — эти границы были весьма размыты. Обычаи этих культов были весьма жестокими. Употребляя или же нет наркотические вещества, их члены достигали тевтонской ярости, которую Хефлер называл "сознательным экстазом ужаса", который мог доходить до различных крайностей:
"Этот тип религиозного "расширения реальности" вовсе не являл собой лишь удовольствие, получаемое от оргии, но был скорее своеобразным долгом перед умершими…В экстазе рушились границы индивидуального сознания, но не границы порядка: человек должен был достичь надиндивидуальной общности с умершими"
"В германских племенах берсеркеры олицетворяли необузданную страсть, воображение, вдохновение, что для полноценного существования общественного организма не менее важно, чем консервативная функция, которую исполняли более взрослые родичи или же старцы."
Георгий ДумезилЛюбопытные детали, касающиеся "Дикой Охоты" были найдены мною в диссертационной работе Кристины Иоханнессен, посвящённой нордическому молодёжному костюму. В Норвегии "Дикую Охоту" называли «Оскорей», «Оскорейди», «Оскорейен». Это слово, более не употребляющееся в современном норвежском, означало "ужасающая скачка", "громоподобная скачка" или же "скачка Асгарда", все эти коннотации взаимно дополняли одно и то же понятие.
Кроме того, выясняется, что в Норвегии вплоть до конца прошлого столетия (!) среди молодых людей существовал обычай на праздники носить шкуры, меха и маски.
"Неистовая скачка, как правило, заканчивавшаяся погромами и разрушениями, была естественной вещью для этих людей. Но в то же время, в ней всегда соблюдались определённый порядок, определённый закон, и конечно же, традиция; и объяснять с психологической точки зрения это явление одним лишь буйством молодых людей, неверно"
