И. Калинский - Церковно-народный месяцеслов на Руси
Написав это, он молился до самой кончины своей.
Однажды, когда папа совершал в соборной церкви святых апостолов Божественную литургию, при окончании ее во всеуслышание из алтаря раздался чудесный голос:
– Придите ко мне все труждающиеся и обремененные, и аз успокою вас.[62]
Присутствовавшие в храме в великом ужасе пали на землю, взывая:
– Господи, помилуй!
Затем вторично послышался голос:
– Поищите человека Божия, уже отходящего в другую жизнь; пусть он помолится о городе: молитва его для вас будет весьма благодетельна.
По всему Риму искали такого человека и не знали, что делать, так как не находили его. Поэтому, снова собравшись вместе с папою и царем с вечера четверга на пятницу в соборную церковь, совершили в ней всенощное бдение, моля Христа указать им угодника Своего. Утром же в пяток святой Алексий отошел ко Господу. Между тем в церкви, подобно тому как и в первый раз, опять раздался во время богослужения голос из алтаря:
– Ищите человека Божия в доме Евфимиана. После этого царь, обратившись к последнему, сказал:
Почему ты, имея в доме своем такое сокровище, не сообщил нам об этом? Евфимиан отвечал:
Господь свидетель, что я ничего не знаю. И, подозвав главного слугу, спросил его:
Не знаешь ли из сотоварищей своих человека добродетельного и угождающего Богу?
Не знаю, – сказал тот, – нет ни одного добродетельного; все живут небогоугодно.
Царь и папа решили сами идти в дом Евфимиана искать человека Божия. Евфимиан, пойдя вперед, приготовился к принятию папы и царя с вельможами и устроил им торжественную встречу. Сетующая супруга Евфимиана, услышав из комнаты своей смятение и говор на дворе и в доме, спросила:
– Что это значит?
И очень удивилась, когда узнала о пришествии царя с папой и о причине их посещения. Невеста также недоумевала, видя из комнаты своей царя и папу, идущих со множеством народа, и старалась объяснить себе это зрелище.
Когда папа, царь и вельможи сели и наступила тишина, то раб, служивший святому Алексию, сказал Евфимиану:
– Господин мой, нищий, которого ты поручил мне, не есть ли человек Божий? Я свидетель великих и дивных дел его: он постоянно постился, лишь по истечении дня принимал немного хлеба и воды; все ночи проводит на молитве и каждый день воскресный приобщается святых Христовых Тайн; он кротко и с радостию переносил побои и оскорбления, наносимые ему некоторыми рабами.
Услышав это, Евфимиан тотчас поспешил к жилищу нищего и, позвав его трижды чрез окошко, не получил ответа. Тогда он вошел в жилище, где нашел человека Божия, лежащего мертвым с покрытою головою и согнутой хартией в правой руке. Евфи-миан открыл лицо его и увидел, что оно сияет, как лицо ангела; когда же он хотел взять хартию и прочесть, то не мог этого сделать, потому что рука не выпускала ее. Быстро возвратившись к царю и папе, он сказал:
– Нашли уже мертвого того, кого искали; он держит в руке хартию и не отдает нам.
Царь и патриарх, приказав приготовить драгоценный одр, покрыть его богатыми тканями, вынесли честное тело человека Божия и благоговейно положили его на том одре. Преклонив потом колена, они, лобызая священные останки, говорили к нему, как живому:
– Умоляем тебя, раб Христов, дай нам сию хартию, чтобы по начертанному в ней мы могли узнать, кто ты.
После этого папа и царь беспрепятственно взяли хартию из руки святого и передали хартуларию великой церкви Аетию для прочтения; при великом молчании окружающих он начал читать ее. Когда же он дошел до места, где было написано о родителях и невесте, о перстне и поясе, переданных ей, тогда узнал Евфимиан в почившем сына своего Алексия. Он упал ему на грудь и, обнимая и целуя его, говорил с плачем:
– О горе мне, возлюбленный сын мой! Что ты сделал с нами? Зачем такую скорбь причинил нам? Увы мне, сын мой! Столько лет пребывая с нами и слыша плач родителей твоих, ты не открыл себя, не утешил нас, несмотря на старость нашу, в великой печали, вызванной тобою. О горе мне! Сын мой, любовь моя, утешение души моей, я не знаю, что мне теперь делать – оплакивать ли смерть твою или радоваться обретению твоему.
Так безутешно рыдал Евфимиан, терзая седины свои.
Аглаида, слыша рыдания мужа и узнав, что умерший нищий есть ее сын, открыла двери своего затвора; в разодранной одежде, устремив полные слез глаза к небу и вырывая распущенные волосы, она шла среди толпы теснившегося народа, говоря:
– Дайте мне дорогу, чтобы я могла видеть надежду мою, обнять возлюбленного моего сына.
Подойдя к одру, она склонилась над телом сына своего, обнимала его и целовала со словами:
– Увы мне, господин мой, чадо мое сладкое, что ты сделал? Зачем доставил нам столь великую скорбь? Увы мне, свет очей моих! Как ты не открылся, столько лет живя с нами? Как не сжалился над нами, постоянно слыша наши горькие о тебе рыдания?
Невеста, тридцать четыре года прожившая без жениха и носившая в знак печали черные одежды, также пала на честное тело; омочая его ручьями слез и с любовию лобызая; она горько и неутешно рыдала, говоря:
– Увы мне, горе мне!
Ее рыдания и скорбные жалобы возбудили в присутствовавших слезы, и плакали все вместе с невестою и матерью.
Царь и папа повелели нести одр с честным телом человека Божия и поставить его среди города, чтобы все могли видеть его и прикоснуться к нему, и когда это было исполнено, сказали народу:
– Вот мы нашли того, кого искала вера ваша.
И собрался весь Рим; все прикасались к святому, лобызая его. Все недужные исцелялись: слепые получали зрение, прокаженные очищались, бесы покидали одержимых ими, словом, какая бы ни была у кого болезнь, каждый получал совершенное исцеление от мощей угодника Божия. Видя такие чудеса, царь и патриарх пожелали сами нести одр в Церковь, чтобы приять благодать от прикосновения к телу святого. Родители и невеста с плачем сопровождали их; народа же, стремившегося прикоснуться к честному телу, собралось такое множество, что от тесноты невозможно было нести одр. Чтобы заставить народ отступить и дать дорогу к Церкви, царь велел бросать в толпу серебро и золото, но никто не обращал на это внимания; все усиленно желали лишь видеть человека Божия и прикоснуться к нему. Тогда папа обратился с увещанием к народу, прося его отступить и обещая не предавать погребению честное тело до тех пор, пока все не облобызают его и не приимут благодати чрез прикосновение к нему. С трудом убежденный народ немного отступил и дал возможность принести святое тело в соборную церковь, где оно стояло целую неделю, так что каждый желающий мог ему поклониться; всю ту неделю при одре святого Алексия находились плачущие родители и невеста. Царь же приказал сделать гробницу из мрамора, украсить ее золотом и изумрудами, в которую и положили человека Божия; тотчас же от святого тела истекло благовонное миро, наполнившее раку; все помазывались тем миром во исцеление всяких болезней, и погребли с честию честные останки святого Алексия, славя Бога.
Святой Алексий преставился в семнадцатый день марта месяца, в год от сотворения мира 5919-й, от воплощения же Бога Слова 411, когда в Риме царствовал при папе Иннокентии Гоно-рий, а в Константинополе Феодосии Младший и над всеми ними царствовал всегда владычествующий со Отцом и Святым Духом Господь наш Иисус Христос, Ему же слава вовеки. Аминь.
Житие преподобной матери нашей Марии Египетской
«Блюсти царскую тайну хорошо, а открывать и проповедовать дела Божии славно», – так сказал архангел Рафаил Товиту, когда совершилось дивное исцеление его слепоты. Действительно, не хранить царской тайны страшно и гибельно, а умалчивать о преславных делах Божиих – большая потеря для души. И я, – говорит святой Софроний, написавший житие преподобной Марии Египетской, – боюсь молчанием утаить Божественные дела и, вспоминая о несчастии, грозящем рабу, закопавшему в землю данный от Бога талант, не могу не рассказать святой повести, дошедшей до меня. И да никто не подумает, – продолжает святой Софроний, – что я осмелился писать неправду, когда у кого явится сомнение в этом дивном событии: не подобает мне лгать на святое. Если же найдутся такие люди, которые, прочитав это писание и пораженные преславным событием, не поверят, то к ним да будет милостив Господь, потому что они, размышляя о немощи человеческого естества, считают невозможными те чудесные дела, которые совершаются со святыми людьми. Однако надо уже начать рассказ о славном событии, происшедшем в нашем роде.
В одном из палестинских монастырей жил старец, украшенный благочестием жизни и разумностью речи и с ранней юности доблестно подвизавшийся в иноческом подвиге. Имя старцу было Зосима. (Пусть никто не думает, что это Зосима еретик, хотя у них и одно имя: один заслужил худую славу и был чужд церкви, другой – праведный и был прославлен.) Зосима прошел все степени постнических подвигов и соблюдал все правила, преподанные величайшими иноками. Исполняя все это, он никогда не переставал поучаться Божественными словами: и ложась, и вставая, и за работой, и вкушая пищу (если только можно назвать пищей то, что он вкушал в очень малом количестве), он неумолчно и постоянно исполнял одно дело, – он пел Божественные песнопения и искал поучений в Божественных книгах. Еще в младенчестве он был отдан в монастырь, где доблестно подвизался в постничестве до 53 лет. Но потом его стала смущать мысль, что он достиг полного совершенства и более не нуждается ни в каких наставлениях.
