Марина Сербул - Дела давно минувших дней... Историко-бытовой комментарий к произведениям русской классики XVIII—XIX веков
«Главенство от отца к старшему сыну переходит не сразу, а по мере старения отца и накопления хозяйственного опыта. Оно как бы понемногу соскальзывает, переливается от поколения к поколению, ведь номинально главой семейства считается дед, отец отца, но всем, в том числе и деду, ясно, что он уже не глава. По традиции на семейных советах деду принадлежит еще первое слово, но оно уже скорее совещательное, чем решающее, и он не видит в этом обиды. Отец хозяина и сын наглядно как бы разделяют суть старшинства: одному предоставлена форма главенства, другому содержание» (В. Белов. «Лад»).
В семье Корчагиных, куда отдали Матрену Тимофеевну, в семье большой и сварливой, такой порядок нарушен, и ничего хорошего из этого не выходит. Свекровь поедом ест невесток, те грызутся меж собой, свекор тащит добро из дома в кабак… Дед Савелий для семьи отрезанный ломоть. Отчасти тому есть резоны. Более четырех десятков лет пропадал он сначала на каторге, потом на поселении, а когда вернулся в родные края, то претендовать на роль лидера значило вносить и в без того недружное семейство лишний раздор. Вот почему Савелий пристроил себе отдельную горенку и проживал в ней, вроде бы и в семье и в то же время вне ее. Родня же к «клейменому» относится лицемерно:
Покуда были денежки,
Любили деда, холили,
Теперь в глаза плюют!
Наибольшая нагрузка, и физическая и моральная, падала в семье на бабу. На ней, помимо полевых работ, где она трудилась почти наравне с мужчинами, лежали все домашние заботы, которых в хозяйстве было более чем достаточно. «Большуха» вела учет сену, соломе и прочему корму для скотины, доглядывала, сколько муки осталось в ларе и хватит ли ее до нового урожая, стряпала, поддерживала чистоту в избе, стирала и, главное, пестовала детей. Хорошо, если в семье есть дочери-помощницы, а коли в ней только парни, то на отдых у хозяйки и минуты свободной нет.
На женские плечи ложится и соблюдение обрядов и постов, и устройство праздников, и лечение захворавших. Да всего и не перечислить. Уже неоднократно цитировавшийся нами И. Столяров (напомним, что его записки сделаны в конце XIX столетия, когда мужицкий быт все-таки стал более благоустроенным) свидетельствует: «Дети рождались с помощью «бабок-повивалок» без всяких дипломов, научившихся путем практики. Когда же роды происходили в поле, далеко от села (и это случалось частенько), бабку-повивалку заменяла одна из женщин, уже имевшая детей. Если же роженица была в поле одна с мужем, то обязанности «бабки» выполнял муж. Знахари, знахарки и бабки-повитухи были главными лекарями деревни. Они были всегда «под боком» и в случае надобности были готовы помочь. Знахари и знахарки лечили крестьян водой, «наговоренной» на горячих углях от разных болезней. Наговоренной шерстяной ниткой они лечили от вывихов. Они давали разные чудодейственные снадобья, которые крестьяне носили в ладанке на одном шнурке с крестильным крестиком».
Рабочую семью следовало сытно кормить, иначе много не наработаешь, а это значило: варить горячее, печь хлебы, доить корову, мыть посуду и т. д. и т. п. А еще и стирка, ремонт одежды, изготовление новой. В крестьянском быту женщины сами шили и рубахи, и порты из домотканого полотна.
Для изготовления его надо было проделать массу предварительных операций: оттрепать и очесать лен, напрясть из него пряжу, а из этих ниток уже соткать полотно. Репутация женщины-хозяйки во многом зависела от ее умения прясть и ткать. В шуточной песне над нерадивой пряхой посмеиваются: «Пряла наша Дуня, / Не тонко, не толсто, / Потоньше полена, / Потолще оглобли…»
А еще от хозяйки зависело самое главное – любовь и лад в семье. У ленивой и неприветливой бабы и муж угрюм, и дети неухожены, и старики родители в загоне…
Детей в крестьянской семье обычно бывало много. Старая поговорка гласит: один сын – не сын, два сына – полсына, три сына – сын.
В летнюю пору, когда закладывалось благополучие крестьянина на весь год, каждая пара рук была на счету, и все выходили в поле. В деревне оставались лишь старые да малые, те, кому работать было уже не под силу, и те, кто еще пешком под стол ходит. Первые, как могли, присматривали за детьми, но не всегда дряхлые дед или бабка были в состоянии уследить за шустрым постреленком. Д. Григорович в повести «Деревня» (1846) специально счел нужным отметить: «Поминутно слышишь, что там-то утонул ребенок в ушате, что тут-то забодал его бык или проехала через него отцовская телега». Подобный случай воспроизведен и Некрасовым – Савелий недоглядел за первенцем Матрены Тимофеевны.
Нужно было обладать воистину неизбывным физическим и душевным здоровьем, и силой, и, что еще важнее, терпением, и кротостью, чтобы нести такую ношу не год, не два, а всю жизнь.
Неделя за неделею,
Одним порядком шли,
Что год, то дети: некогда
Ни думать, ни печалиться,
Дай Бог с работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь – когда останется
От старших да от деточек,
Уснешь – когда больна… <… >
Всему
Я покорилась: первая
С постели Тимофеевна,
Последняя – в постель…
История Матрены Тимофеевны словно вместила в себя все тяготы судьбы русской крестьянки. Разумеется, не всем женщинам в мужицкой семье пришлось испытать так много. Сама Матрена Тимофеевна говорит, что у ее родителей жизнь складывалась по-другому («У нас была хорошая, / Непьющая семья. / За батюшкой, за матушкой, / Как у Христа за пазухой, / Жила я…»).
В. Белов справедливо замечает: «Доброта, терпимость, взаимное прощение обид переходили в хорошей семье во взаимную любовь, несмотря на семейную многочисленность. Ругань, зависть, своекорыстие не только считались грехом. Они были просто лично невыгодны для любого члена семьи. Любовь и согласие между родственниками давали начало любви и за пределами дома. От человека, не любящего и не уважающего собственных родных, трудно ждать уважения к другим людям, к соседям по деревне, по волости, по уезду».
Матрена Тимофеевна попала в семью, изначально раздираемую взаимными претензиями и обидами, поэтому и с ее характером ей приходилось тяжело. Однако же с мужем она была счастлива.
Не трогай нас – нам весело,
Всегда у нас лады.
То правда, что и мужа-то
Такого, как Филиппушка,
Со свечкой поискать…
Вообще внедрение женщины в другую семью в народном сознании было всегда связано с горестными переживаниями. Вот мать наставляет Матрену в девичестве:
В чужой семье – недолог сон! Уложат спать позднехонько, Придут будить до солнышка…
Об изначальной враждебности чужой семьи к «пришельцам» повествуют и народные обрядовые песни. По всей вероятности, здесь проявляется недоверие крестьянина, живущего в маленьком замкнутом мирке, ко всему, что отличается от собственного уклада жизни. В. Белов об этом пишет: «…Когда девица выходила замуж, ей даже соседняя деревня казалась вначале чужой стороной. Еще «чужее» становилась чужая сторонушка, когда уходили в бурлаки. Солдатская «чужая сторона» была совсем уж суровой и далекой. Уходя на чужую сторону, надо скрепить сердце, иначе можно и пропасть. «В гостях как люди, а дома как хошь», – говорится в пословице».
В соответствии с этим представлением и мать Матрены заранее уверена, что ее любимицу не ждет ничего хорошего:
Чужая-то сторонушка
Не сахаром посыпана,
Не медом полита!
Там холодно, там голодно…
<…>
Облают псы косматые,
И люди засмеют!..
А ведь жених у Матрены завидный («пригож-румян, широк-могуч» и к тому же «питерщик, / По мастерству печник»), а стало быть, по деревенским меркам, человек не бедный и не полностью зависящий от земли.
И все-таки мать Матрены права, когда не сулит дочери безмятежного житья. Молодая золовка в семье крестьянской была «запрограммирована» на послушание и терпение. В противном случае ее доля лишь ухудшалась: против «пришелицы» ополчались прежде всего бабы, да и муж нередко принимал сторону своих. Так и Филипп, хотя он и любит молодую жену, наставляет ее перед отъездом: «молчать, терпеть».
Терпению и трудолюбию в деревенском быту начинали обучать с раннего детства, ведь именно эти качества и определяли всю жизнь крестьянина.
Мальчиков привлекали к делу примерно с 9 лет. Сначала они стерегли лошадей, загоняли скотину, вернувшуюся с пастбища, через пару лет учили ездить верхом и ухаживать за лошадьми, выполнять посильные поручения при пахоте.
«У девочек на первом месте стояло обучение домашнему мастерству. На одиннадцатом году учили прясть на самопрялке; на тринадцатом вышивать; шить рубахи и вымачиватьхолсты – на четырнадцатом; ткать кросны [69] —на пятнадцатом или шестнадцатом; устанавливать самой ткацкий стан – на семнадцатом.
