Юрий Берёзкин - Мифы Старого и Нового Света = Из Старого в Новый Свет: Мифы народов мира
[Пулар (атлантическая семья, юг Мавритании)] Девушка и юноша с детства влюблены друг в друга. Девушку выдают замуж за мужчину старше нее, у нее двое детей. За семь лет она проскребла ногтем дыру в стене, договорилась с юношей, что притворится больной, мертвой. Он выкапывает ее из могилы, уводит в другую местность. Старый муж встречает жену и узнает ее. Когда судья притворяется, что собирается убить ее сыновей, женщина признается в содеянном, возвращается к старому мужу.
[Арабы Йемена] Прорицатель говорит, что младшая из троих сестер найдет счастье на кладбище; она идет туда, видит невольницу, которая откапывает и оживляет юношу, занимается с ним любовью, после чего снова закапывает. Младшая сестра рассказывает об этом султану. Невольница признается, что была любовницей сына султана, а когда того решили женить, сделала так, будто он умер. Султан велит сжечь невольницу, женит сына на девушке.
[Немцы] Жена Соломона влюбляется в царя Фора. Он посылает ей траву, она берет ее в рот и впадает в состояние, внешне похожее на смерть. Советник Соломона Морольф льет ей на руки расплавленный свинец, но женщина ничего не чувствует, похоронена. На третий день Фор извлекает ее из гроба, вынимает траву изо рта. Соломон обнаруживает пустой гроб, находит и возвращает жену.
[Китайцы] Девушка, чей труп был оставлен в храме, оживает. Монах из храма убивает настоятеля и кладет его тело в гроб девушки, бежит с ней в другой город. В храме бога — покровителя литературы их видят родители девушки. Монаха казнят.
[Алеуты (остров Унга)] Муж велит двум женам оставить его мертвого около байдары, не зарывая. Они роняют байдару, одна замечает, что труп улыбается, другая не верит. Ночью муж уходит к женщине с одним глазом во лбу. Жены находят любовницу, та показывает им, как можно есть суп без ложки, они пихают ее в кипящий котел; мужа топят в его байдаре.
[Ингалик (атапаски юго-западной Аляски)] Уходя охотиться и ловить рыбу, муж каждый раз возвращается позже, приносит жене и двоим сыновьям все меньше добычи, говорит, что умирает, велит оставить на его погребальном помосте лодку и лучшие шкуры. Птичка рассказывает вдове, что ее муж живет в другом селении. Жена находит помост пустым, надевает медвежью шкуру, превращается в медведицу. В образе женщины приходит в селение, просит двух новых жен мужа наклониться над кипящим котлом, пихает их в него головами, ставит трупы так, будто женщины улыбаются. Муж находит жен мертвыми. Жена окончательно превращается в медведицу, убивает мужа и всех жителей селения.
[Хайда (Британская Колумбия)] Умирающая жена просит мужа не связывать веревками ее труп, положить с ней в гроб ее любимую еду — туши акул. По прошествии времени муж видит у гроба личинок. Раб сообщает, что женщина на самом деле живет в селении с сыном вождя. Удостоверившись, что гроб пуст, муж находит любовников, убивает их ночью, вонзив им в зад острые палочки.
[Осэдж (сиу Миссури, Канзаса, Оклахомы и Арканзаса)] Женщина притворяется, что умирает, ее хоронят, откочевывают на другое место. Ее сын возвращается, встречает живую мать, берет ее в жены, она надевает мужскую одежду, оба возвращаются к племени, их принимают за супругов. Женщина заботится о ее якобы осиротевших маленьких детях. Дочь узнает мать по шраму на ноге. Люди оставляют любовников, бывший муж убивает обоих.
[Делавары (алгонкины, первоначально район Нью-Йорка, но запись сделана в Оклахоме)] Журавль говорит жене, что умирает, велит похоронить его живым, позже оказывается с другой женщиной. Прежняя жена хватает его, вытягивает ему шею, с тех пор она у журавлей длинная.
Является ли паук «медиатором»?На примере сюжетов, связанных с мотивом мнимого покойника, понятны проблемы, связанные с выделением трикстерских историй как особой фольклорной категории. Один и тот же мотив может использоваться как в шутовском, пародийном, анекдотическом контексте, так и в сюжетах серьезных и даже трагических. Он может включаться как в повествования бытового характера, так и в мифы о происхождении животных определенного вида и даже небесных светил. Основываясь лишь на формальном описании мотива, невозможно решить, следует ли относить эпизод к числу трикстерских. Однако выделять трикстерские сюжеты только лишь на основании общего впечатления от описанного также нельзя — оценка окажется чересчур субъективной.
Похоже, что существен не характер эпизодов как таковых, а сочетание определенных эпизодов с определенным персонажем, о котором заведомо известно, что в данной фольклорной традиции он играет роль трикстера. Там, где героем является некий охотник или некая девушка, история о мнимой смерти приобретает вид драмы или трагедии. Но как только их героем становятся ворон, койот, паук или известные западносибирские трикстеры (Дла, Лмпу, Каскет и др.), рассказ немедленно приобретает вид шутовской эскапады. Причина различий понятна — мифологический трикстер бессмертен и возрождается даже в том случае, если его размололи в муку и спустили в реку. Многие же другие персонажи, упоминаемые в фольклорных текстах, этой способностью не обладают.
Устанавливать тождественность антропоморфных трикстеров, переходя от одной традиции к другой, трудно. Персонажей зовут в них по-разному, и хотя ситуации, в которых те действуют, могут быть сходны, при смене имен нет ясных способов оценить меру сходства. Глускап у алгонкинов Новой Англии и Манабозо у алгонкинов оджибва в области Великих Озер похожи, но все-таки не совсем идентичны. Если же персонаж отождествляется с каким-то животным, то выявить одинаковые образы проще. Лиса из русских сказок остается лисой и у казахов, и у эвенков, что позволяет определить набор традиций, в которых вокруг этого животного циклизируются трикстерские эпизоды. Оказывается, что подобные ареалы огромны, а «видовая принадлежность» трикстера поразительно устойчива.
В свое время Клод Леви-Строс предположил, что животное-трикстер есть «медиатор», которого мифологическая мысль создает для того, чтобы сгладить противоречия бытия и, прежде всего, сузить, сделать менее заметной пропасть, разделяющую в нашем сознании жизнь и смерть. Поэтому в роли трикстеров оказываются такие животные и птицы, которые ассоциируются с обеими полярными противоположностями. Это животные-падальщики, ибо они и не хищники, и не травоядные, — ворон, лиса, койот, шакал. Марвин Харрис (1927–2001), американский неомарксист, автор изданного в 1968 году исследования по истории антропологии, которое многие (включая автора этих строк) считают непревзойденным, подверг мысль Леви-Строса остроумной и издевательской критике. Однако его собственное объяснение того, почему в Северной Америке трикстером часто бывает койот, носило частный характер и оказалось довольно тривиальным. Койот «действительно» очень умен и способен на всякого рода проделки — спросите ковбоев. Не сомневаясь в высоком интеллекте койотов, следует, однако, заметить, что наделение чертами трикстера опоссума или зайца плохо согласуется с точкой зрения как Леви-Строса, так и Харриса.
Обзор мировой мифологии показывает, что первое место по распространенности среди трикстеров действительно занимает койот, точнее среднее по размеру животное из семейства псовых. В зависимости от состава фауны на той или иной территории это может быть лиса (большая часть Евразии и юго-юго-запад Южной Америки от горного Перу до Патагонии), койот (западная половина территории США) или шакал (Северная, реже Восточная и Южная Африка, Южная Азия, возможно, Ближний Восток). В регионах, где лиса водится, она иногда действует вместо койота или шакала на «их территории». Второе — четвертое места делят между собой заяц/кролик, ворон/ворона и, наконец, паук. Заяц популярен в Африке южнее Сахары (хотя замечен и в сказках сахарских туарегов) и в центрально-восточных областях Азии — в Тибете, Китае, Вьетнаме, встречаясь и в фольклоре казахов и японцев. В Америке кролик господствует на юго-востоке США, порой выступая в роли трикстера также и в других областях континента. Ворон господствует на Северо-Западном побережье Северной Америки и на Чукотке — Камчатке. На северо-востоке Азии ему приходится конкурировать с лисой, но используются эти образы в разных сюжетах и имеют разное происхождение. Ворон-трикстер есть и в фольклоре аборигенов Австралии, а некоторые связанные с ним мотивы известны вдоль всего тихоокеанского пояса Азии. Наконец, паук характерен для Западной Африки и Судана, но кроме того, является основным персонажем-трикстером у индейцев, говорящих на языках сиу на Великих Равнинах Северной Америки.