Николай Непомнящий - Остров Пасхи
Более того, в легенде говорится, что когда Хоту Мату почувствовал приближение смерти, он пошел в священное место в Оронго (самая западная точка острова) и обратился к своей родине. Действительно, по полинезийской традиции самая западная часть земли считается местом, с которого души покидают этот мир. Имссис Рутледж слышала эту сказку и подчеркивала, что Хоту Мату «смотрел мимо островка Моту Нуи в направлении Марае-Ренга… на свою бывшую Родину». По мнению Альфреда Метро, островитяне знали лишь название земли своего первого предка, «большой остров, расположенный к западу, называемый Марае-Ренга. Там было тепло и на нем было много деревьев». Конечно, это был полинезийский остров. Корабельный врач Палмер с судна «Топаз», которое заходило на Рапа Нуи (остров Пасхи) в 1868 году, писал, что островитяне тех дней верили в то, что остров Рапа, расположенный в 3432 км к западу, был их настоящим домом. В 1882 году У. Гейзелер записал одну историю аборигенов острова Пасхи, из которой следовало, что их предки приплыли с Рапа и сошли на берег в Винапу, и другую историю, по которой они приплыли с Галапагосов и пристали к берегу в Анакене, но в целом появились с запада.
Полинезийские мореходы широко использовали каноэ и парусники для преодоления огромных водных пространств Тихого океанаВедущий специалист по полинезийской археологии Йосихико Синото, многие годы проработавший на Маркизских островах, отмечал, что «когда я впервые посетил остров Пасхи, казалось, что я возвратился домой». В двух этих местах было столько схожих черт в материальной культуре и языке, что Кеннет Эмори, замечательный специалист по полинезийской археологии, пришел к выводу, что доисторическая культура острова Пасхи могла развиться из культуры полинезийцев, прибывших однажды с Маркизских островов, которые были достаточно оснащены, чтобы колонизировать необитаемый вулканический остров.
Хейердал отличался чрезвычайно избирательным подходом к устным преданиям: он начинал с мифа, а потом пытался подкрепить эту картину конкретными доказательствами. Он отбрасывал легенды, в которых говорилось о том, что островитяне приплыли с запада (то есть из Восточной Полинезии). Между тем нужно было отнестись с вниманием к тому факту, что легенды острова начали собирать только в конце XIX века, а к этому времени население было на грани вымирания и несколько выживших стариков могли слабо разбираться в старинных преданиях, к тому же они знали о существовании Перу по набегам на остров охотников за рабами. Но Хейердал твердо придерживался выбранного им сценария.
Рисунок островитян на каноэ, сделанный в наше времяОднако в современной антропологии «материал воспоминаний» в основном интерпретируется как ключ к современным социальным отношениям, а в качестве исторического источника его ценность очень ограничена. Некоторые ученые неохотно используют этот материал, чтобы восполнить пробелы в археологии. Но если ученые предпочитают работать с археологическими и этнографическими данными, используя устные предания (которые обычно бывают аллегорическими или метафоричными) только для того, чтобы подтвердить информацию или внести дополнительные краски в материал, то Хейердал поступал с точностью наоборот. Даже в выбранной им истории он считал некоторые части заслуживающими доверия (направление, откуда приплыли колонисты, описание их земли), а другие части отвергал как аллегорические (например, что первые два путешественника были братьями; а также тот факт, что даже в легенде, указывающей на восточное происхождение островитян, говорится, что их родиной была группа островов).
В действительности, легенда, выбранная Хейердалом, не заслуживает пристального внимания; в начале в ней говорится, что Хоту Мату нашел остров пустым, далее встречается противоречие, когда упоминается, что его брат Мачаа уже был к тому времени на острове, приехав на два месяца раньше. Трудно поверить в то, что двум путешественникам удалось достичь одного и того же изолированного островка, только лишь держа курс на запад. Ниже мы познакомимся с ботаническими данными, которые также опровергают некоторые аспекты этих легенд. У. Том-сон записал эту историю в 1886 году, пробыв одиннадцать дней на острове; спустя лишь 28 лет миссис Рутледж, которая провела там шестнадцать месяцев, интенсивно собирая информацию, никогда не слышала эту историю. Ее информаторы не знали (как и большинство тех, с кем общался Томсон) и не утверждали, что их предки приплыли с двух соседних островов, известных как Марае-Ренга и Марае-Тохио.
Короче говоря, опираться на устные предания чрезвычайно опасно: как мудро замечала миссис Рутледж: «Было намного труднее собирать факты у людей, чем работать с камнями… трудно добиться правды от нетренированного ума… когда память размыта, есть постоянная тяга перейти от воспоминаний к вымыслу… Информация, полученная в ответ на вопросы, по большей части чрезвычайно мифологична». В другом месте она добавляет, что «высказывания полинезийцев совершенно не точны. Часто они сами не знают, когда говорят правду, а когда опираются на свое воображение».
Так что ко всем легендам, записанным на острове, стоит относиться с недоверием. Но если и следует учитывать устные предания, как на том настаивает Хейердал, то тогда его любимая версия о происхождении островитян кажется неточной, непоследовательной, ошибочной. Все другие версии, собранные и до него, и после, указывают на запад.
При изучении растений острова фольклорный материал может ввести в заблуждение: например, анализ пыльцы показал, что деревья торомиро существовали на острове за тысячи лет до появления на нем людей, тогда как в устных преданиях говорится, что эти виды, наряду со всеми другими полезными растениями, были привезены Хоту Мату, первым правителем: вот и полагайся на устные предания!
Ботанические данные
Теории Хейердала о колонистах из Нового Света бросает вызов таксономия (систематика), ведь на острове не было кукурузы, фасоли и кабачков – основных продуктов, используемых в Южной Америке – на момент появления европейцев; тот же результат дал первый анализ пыльцы, проведенный по инициативе Хейердала.
Полученные данные ставят под сомнение заявление Хейердала о перуанском происхождении тотора (Scirpus riparius), его раз – новидности, растущие на острове, отличаются от своих перуанских собратьев (хотя похожи на те виды, которые встречаются в Чили) и могут размножаться семенами, которые могли быть перенесены на остров с помощью ветра, океана или птицами. В таком способе транспортировки нет ничего странного. Так, Чарлз Дарвин смыл с лап морских птиц семена пятидесяти двух видов растений. Таваи (Polygonum acuminatum), возможно, также размножались семенами и могли быть занесены птицами из разных мест. Тот факт, что это растение встречается в Южной Америке, не подтверждает теорию Хейердала, потому что эти семена могли быть перенесены птицами из Южной Америки, скажем, на Маркизские острова в давние времена, а потом люди привезли их оттуда на остров Пасхи. Такой факт был бы неудивительным, ведь этому растению приписывают лечебные свойства. Между тем анализ пыльцы не дает ответа на вопрос, существует ли растение на острове с древних времен.
И на Гавайях, и на острове Пасхи существует одинаковое название для тотора, что показывает, что это слово должно было появиться с общей родины, где рос подобный тростник до того, как эти острова были колонизированы. Как бы то ни было, все эти доказательства получили академическое признание после того, как сделанный Джоном Флинли анализ пыльцы показал, что тростник существует на острове Пасхи по меньшей мере 30 000 лет! Он не дает нам информации о какой-либо связи с Новым Светом. Кроме того, мы знаем, что во время приезда Роггевена в 1722 году аборигены «подплыли на плотах из связанного тростника»; у них не было лодок из тростника, подобных тем, что делали из этого растения в Южной Америке.
Теория Хейердала о южноамериканском происхождении чилийского перца представляется крайне сомнительной. Как свидетельствует испанский отчет за 1770 год, островитяне выращивали чилийский перец, наряду с бататом и бананами; Хейердал утверждал, что чилийский перец невозможно перепутать ни с каким другим растением на острове, другие ученые предполагали, что его, возможно, спутали с растением местного происхождения Solanum forsteri, которое называли попоро, или поропоро. Примечательно, что ботаник капитана Кука, Джордж Форстер, который посвятил довольно много времени подобным, никогда не упоминал в своих отчетах о чилийском перце…
В действительности, австралийский исследователь Роберт Лэнгдон считает, что вся история с чилийским перцем основана на неправильном переводе слова guineos как существительного, а не как прилагательного, описывающего бананы («guinea plantains»). Однако он также считал, что из-за другой ошибки был скрыт факт существования американского растения маниока (тапиока) на острове Пасхи: в оригинале испанского отчета за 1770 год использовалось слово юкка, которое было переведено как таро или осталось непереведенным. Теория Лэнгдона не вызывает большого доверия: во-первых, она опиралась на свидетельства нескольких испанских моряков XVIII века; возможно, никто из них не имел большого опыта в идентификации растений. Во-вторых, Форстер, первый ботаник, который посетил остров, сделал запись о таро, а не о маниоке всего лишь четыре года спустя; а сам Лэнгдон подчеркивал, что Томсон не упоминал это растение в своем подробном списке. Вряд ли эту культуру можно было пропустить, ведь она не является сезонной, у нее большая и характерная верхушечная поросль; тем не менее она не упоминалась ни в одном отчете до скрупулезного ботанического исследования, сделанного в 1911 году! Лэнгдону пришлось придумать сценарий, по которому полинезийские колонисты не обращали внимание на растение, которое было им незнакомо; так что маниока, о которой, возможно, писали в 1770 году, вымерла, но до 1911 года растение вновь ввезли на остров…
